Золото твоих глаз, небо её кудрей

Действие двадцать шестое. Атабыз, или Вриогидра летает по небу, прячется под землю, но не меняет планов

21 декабря 312 года о. Х. Утро

ООО «Хемуль», г. Дебет. Проспект возлюбленной вриогидры Морры, д.1 (Правление)

— Ай, — сказала вдова Бисквит-де-Фаянс, чувствуя, как по её нежным внутренностям струится крутой кипяток.

— Ничего-ничего, — добродушно улыбнулась вриогидра Морра, подливая горяченького. — Это тебе полезно. Старая кость тепло любит.

— Я тресну так, — пожаловалась Бисквит-де-Фаянс. За годы пребывания в приближённых она научилась разбираться в оттенках настроения своей госпожи. Сейчас та была настроена послушать чей-нибудь хнык. Это Бисквит-де-Фаянс чуяла всем своим донцем.

Тем временем обжигающий кипяток сменила струя тёплой заварки^{224}. Бисквит-де-Фаянс всосала немножко внутрь и недовольно дёрнула ручкой: заварка была ну очень крепкая. Но вдова была не какая-нибудь там пиалушка на полтора глотка. Она справлялась и не с такими танинами-кофеинами.

Собравшись с силами, Бисквит-де-Фаянс начала прокачивать чай сквозь канальцы, снижая концентрацию кофеина и обогащая жидкость витаминами и минеральными добавками. Под конец она добавила лимончика, — то есть выделила из стенок лимонную кислоту и аскорбинку, — а потом ещё с донышка поддала чуток гингерола. Последний глоток должен быть слегка имбирным: она давно заметила, что госпоже это нравится.

Бисквит-де-Фаянс была чашкой. Совсем простой, без золочёного ободка — только розочка на боку. Госпожа получила её вместе со всем семейством де Фаянс в подарочек на трёхлетие. То есть надарили-то ей тогда всего целую гору: любимая липупетка Абракадабра Мимикродонта просто не могла остаться без подарочков на ДР. Однако семейство Сервиз было чем-то особенным^{225}. Трансгенщики из ИТИ отыскали где-то старую, еле живую калушу, в которой сохранились гены гигантских коралловых полипов с внешним скелетом^{226}. Древние генетики придали им вид и свойства термосов. Итишники их доработали по части красоты и изящества, а также добавили тонкий слух^{227}, ум и сообразительность. Лучшее из получившихся изделий — семейство де Фаянс — и было преподнесено юной Алле Бедросовне. С обычными в таких случаях уверениями в совершеннейшем почтении.

Путь ко рту госпожи был для чашки долгим, непростым. Сначала липупетка влюбилась в бокала Флюти-Флюта, который умел хрустально звенеть на разные лады^{228}. У него сломалась ножка, и пришлось его разбить. Он умер гордо и красиво, как подобает истинно благородному существу — разлетевшись на мраморном полу на сверкающие осколки. Потом был чайник Фарфорыч, умевший умиротворяюще побулькивать и рассказывать всякие истории, по большей части им же и выдуманные. Фарфорыча потеряли во время поспешного ночного бегства из дворца Арбракадабра. В ту же ночь Бисквит-де-Фаянс овдовела. Её супруг, блюдец Альфонс^{229}, треснул, когда полковник Барсуков, помогавший беглецам, случайно присел на коробку с посудой. Об Альфонсе чашка грустила временами: тот был интересным мужчиной. С ним можно было и поболтать, и немножко поссориться… а иной раз и поскрестись донышком — ночью, тихонечко, когда никто не видит. Но всё-таки настоящей любви между ними не было. Так что вдова утешилась обществом своей госпожи. У которой становилось всё больше власти и всё меньше друзей.

Морра, откинувшись в высоком кресле, сделала первый глоток. Чашка привычно взволновалась — хорошо ли она всё сделала.

— Уффф… — выдохнула вриогидра и отхлебнула ещё.

Бисквит-де-Фаянс тихонько улыбнулась крохотным ротиком на донце. Похоже, чай удался.

Дверь в кабинет чуть приоткрылась — ну вот совсем-совсем чуточку, буквально на тонюсенькую щёлочку.

— Г-г-га… гаспажа Морра, посетитель какойта! — раздался оттуда гогот секретарши.

Гусыню назначили к Морре в помощницы на недельку — за разврат, пьянство и дебош на рабочем месте. Морре гусыня не нравилась, так что после пары задумчивых взглядов у гулящей птицы повылазили все перья с верхней части тушки. Это прибавило ей дисциплины и усердия, но не исправило манер.

— Зови, — распорядилась Морра.

В отличие от прочих авторитетов, вриогидра была демократична и придерживалась самых широких воззрений. Попасть к ней на приём было проще простого. Госпожа принимала всех, ибо исходила из простого расчёта: если уж кто решился рискнуть собственным здоровьичком ради разговора, то, значит, вопрос действительно серьёзный. Так что для ходока всё ограничивалось обыском у эмпатов. Обыском — ибо нехорошие инциденты случались не то чтобы часто, но регулярно.

Хлопнула дверь, звякнул колокольчик. Вошёл кто-то лёгкий: паркет под ним почти не скрипел.

— Добрый день, госпожа Морра, — прошелестел голос. Чашка решила, что это какой-то инсект: акцент был очень уж характерный, насекомий.

— И вам того же, господин… э-э-э…

— Пших, — прошелестел голос. — Франтишек Пших. По основе чешуйник. Я профессор филологии Хемульского университета. До недавнего времени — завкафедры германских языков. В настоящее время на пенсии…

— Вы по какому вопросу, гражданин? — в голосе Морры проскользнули неприятные нотки. Чашка подумала, что этот посетитель расстройством желудка уж точно не отделается.

— Год назад меня осудили за съедение переплёта редкого художественного альбома из университетской библиотеки, — грустно сказало насекомое. — Доверенные лица, к которым я обращался, ничего сделать не смогли. Я был вынужден заплатить штраф… да и Дочь бы с ним, со штрафом… но у меня отняли читательский билет! Понимаете, что это для меня значит?

— И вы меня беспокоите по таким пустякам? — тон Морры стал ещё холоднее. Чашка подумала, что посетитель наговорил на импотенцию и выпадение усиков — и это ещё как минимум.

— Я учёный. Библиотека — это вся моя жизнь, — с достоинством ответил чешуйник. — И кроме того, хочу оставить по себе добрую память. Хотя бы в кругу коллег. Я старый уже, долго не протяну. Но для мне… — он не договорив, закашлялся.

Чашка решила, что посетитель слишком долго дышал библиотечной пылью. Дар Морры обычно бил по самому слабому месту.

— Гм-м-м… добрая память… — протянула Морра, смягчаясь. — Хорошо, допустим, что вы не виноваты и хотите восстановить репутацию. Какие ваши доказательства?

— Этот переплёт… Да, в юные года у меня был… неприятный эпизод с обложкой сочинения Феофилакта Симокатты^{230}… ну с кем по молодости не бывает. Но не в данном случае! Поймите, переплёт альбома был кожаный! А я не кожеед! Я не имею никакого отношения к семейству Dermestidae! Я типичнейший Lepismatidae! Меня ведёт только на крахмал или полисахариды^{231}! Ну какие в кожаном переплёте полисахариды, скажите на милость?!

— Н-да, и в самом деле, — согласилась Морра, подумав.

— И этого очевиднейшего факта никто не принял во внимание… кх-кх, — насекомое сильно заперхало. — Убедительно прошу разобра… кх-кх-кх. — Если удастся до моей смерти решить этот вопрос — буду очень… кх-кх-кх.

— Я посмотрю дело, идите, — милостиво разрешила Морра.

Профессор филологии покинул кабинет значительно быстрее, чем зашёл в него.

— Не забудь вечером напомнить, — сказала вриогидра чашке. — Разбираться не будем. Просто выпишем этому филистеру читательский билет и вернём деньги. Ах да, и подарим ему какой-нибудь научный многотомник… крахмалистый, — добавила она, усмехнувшись.

— Поняла, — сказала чашка. — Вернуть билет, деньги, подарить многотомник. А может, Березовскому поручить? — осмелилась она дать совет.

— Березовский занят бюджетом, ему не до ерунды, — ответила Морра со странной интонацией. Чашка промолчала.

Следующим был принят какой-то хемуль, торговец зерном, над которым нависла угроза разорения и конфискации активов. Этот тараторил очень быстро и буквально стелился — ему всё-таки очень хотелось жить долго и по возможности счастливо. Морра пообещала ознакомиться с обстоятельствами.

Далее заявился некий богомол-адвокат. Из разговора стало понятно, что он просит не за себя, а за клиента: тот, видать, пообещал ему очень хорошую сумму, если он рискнёт пойти к вриогидре. Богомол, судя по всему, рассудил, что лучше быть богатым, чем здоровым, а кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Однако Морра не любила адвокатов и терпеть не могла просителей за отсутствующих лиц. Так что по итогам пришлось вызывать похоронную команду.

После этого чашка была временно отставлена: вриогидре захотелось узвара, который она пила только из кружки. Точнее, из её трупа. Когда-то кружку звали Беатрис, и она была премилой, хотя и легкомысленной, особой. Увы, она оказалась единственной из де-Фаянсов, на которую Дар Морры всё-таки подействовал. Однако и после её смерти госпожа не перестала её любить. Она отдала чашку специалистам, которые растворили всю органику в слабых кислотах, убрали железо, а коралловый корпус покрыли лаком. Бисквит-де-Фаянс иногда думала, что Беатрис очень повезло: даже после смерти она осталась нужной и полезной.

Чашка иногда задумывалась о том, почему на неё не действует знаменитый взгляд Морры. Однажды она спросила об этом полковника Барсукова — он был единственным, кто иногда чаёвничал с её госпожой. Барсуков подумал и сказал странную фразу — «наверное, оно там считает тебя посудой и холод не включается». Что имел в виду полковник, чашка не поняла, а переспрашивать побоялась. В конце концов она решила, что это не её ума дело.

После узвара госпожа пришла в благополучное расположение духа и приказала принести Березовского.

Березовский уже пятый год был ближайшим доверенным лицом вриогидры. Впрочем, как раз лица-то у него и не было. Березовский представлял собой иннервированный каповый нарост на карельской берёзке-бонсай. Моррин Дар воздействовал на него сугубо положительно: берёзка хирела, а он только разрастался. Однако Морра старалась не злоупотреблять его обществом: берёзка могла погибнуть, а с ней и её насельник. Поэтому она общалась с ним не чаще раза в неделю. И всегда выбирала момент, когда была в хорошем настроении.

Березовского вместе с берёзкой принесли в новом расписном горшке. На который он тут же и пожаловался — он показался ему аляповатым. С чего он это взял, было не очень понятно. Похоже, что зрение ему заменяло пижонство. Что заменяло слух, оставалось и вовсе неясным, а разговаривал он через трубочку, вставленную в какую-то дырочку, непонятно куда ведущую. Березовский вообще был такой весь загадочный, прям ёлы-палы.

Но на этот раз он ничем особенным не поразил: обсудил с Моррой бюджетные проблемы, немножко задержался на теме вещательной студии (она была уже практически готова, к вещанию можно было бы приступить буквально на днях), и отчитался по теме реновации жилищного фонда. На этом и закончили.

Вриогидра раздала ещё несколько заданий помощникам и собиралась было заказать обед, как вдруг гусыня — трепетная, дрожащая — просунула клюв в дверную щель (на большее у неё не хватило смелости) и сказала:

— Звиняйте госпожа, а тут ещё какой-то посетитель шароёбится, приняться у вас хотит!

— Это не Барсуков случайно? — буркнула вриогидра.

— Не, другой какой-то, я такого тута не видала! — гоготнула секретарша.

Подумав, Морра разрешила некстатнему посетителю войти.

Бисквит-де-Фаянс иногда жалела, что у неё нет глаз. Не всё можно распознать на слух. Вот и сейчас не могла она понять, что представляет из себя гость и какой он основы. Судя по скрипу паркета, он был тяжёлый.

— Госпожа Морра, — голос был низкий, глухой и какой-то сонный. — Нам пора объясниться.

Чашка дрогнула: вриогидра не любила, когда с ней говорят в таком тоне. Обычно это плохо кончалось для говорящего.

— Не смотрите так, госпожа Морра, — в голосе говорящего, по-прежнему сонном, проскользнуло что-то вроде иронии. — Эта скотина живуча очень. Минут пять ещё будет живая… А, чтоб вы знали. Электорат, который перед вами стоит — он спит в прямом эфире. Он ничего не понимает. Что-то вроде рупора. Через который я говорю. Точнее, вещаю.

— Спит? — не поняла вриогидра.

— Чтобы разговаривать, не обязательно бодрствовать. Чтобы жить — тоже, — ответил собеседник. — Что касается менэ-э-аааа… — существо смачно позевнуло.

— Я уже поняла, что это вы, Алхаз Булатович, — вздохнула Морра безрадостно. — Вы по какому вопросу?

— Вы знаете, Алла, — сказало существо. — Я предупреждал.

— Что значит «предупреждал»? — голос вриогидры зазвенел от гнева.

— Опять вы шлазите. Доведёте до инсульта мою зверюшку. Это как мобильник разбить, чтобы избежать разговора неприятного … А, вы не знаете, мобильник что такое. Вы вообще знаете мало.

— Ещё раз спрашиваю — вы по какому делу? — нажала Морра.

— По такому. Вы не должны бывать в эфире. Никогда. Я требую, чтобы вы поклялись мне в этом сейчас.

— Но почему?! — закричала вриогидра. Чашка испуганно ойкнула — ей показалось, что пальцы госпожи её сейчас выпустят.

— Если я скажу, поклянётесь? — уточнило существо.

— Не знаю, — сказала Морра. — Вероятно, нет.

— А давайте попробуем. Вы хоть представление имеете, сколько мне лет?

— Догадываюсь, — Морра произнесла это сквозь зубы.

— Вряд ли. Вы знаете, что я старше. Но не знаете, сколько. Я умер до Хомокоста. Задолго. Недооценил южных людей. Те оказались жёстче. Меня зарезали как барана. Как это было пошло! Пошло и больно. Хотя цитаты из «Телёнка тоже пошло. Но мне было долго заняться нечем, понимаете? Кроме вот читать старые книги, что в моей памяти. Я всё вспомнил. Даже детское самое. Например вот: Ленин хойокло атабыз^{232}, хар сак безмен менэн, без унын расамын бизяйбез, гэл асыл сэскэ менэн. Меня в Уфе научили. Мы тогда жили в Уфе. Это был такой город.

— Очень познавательно, — сказала Морра так, что чашка тоненько задрожала.

— Давайте я закончу, — с неудовольствием сказал голос, уже не казавшийся сонным. — Меня зарезали. Но мне повезло. Очень. Я умер не совсем. Я стал… это… Вы представляете, как тентура работает с переменной субъекта?

— Не очень-то, — призналась вриогидра. В голосе её, однако, послышалось нечто вроде заинтересованности.

— Почти честно, — усмехнулся собеседник. — Никто не знает это. Даже техники, которые работают с ней. Тентуру сделали очень давно. Очень! И кто делал её, у них были совсем другие привычки ума. Некоторые вещи они выполняли странно. Например такое. Чтобы глобальную переменную субъекта очистить, они её помножают на нуль. Любой программист скажет: глупо. А, вы же не знаете, кто такое программист. Неважно. Но это и правда глупо. А у гав'виали реализовано это таким образом. Это не трогают, потому что это работает. Миллионы лет работает. Если что-то работает миллионы лет, это не надо менять. И всё-таки бывает иногда, что глобальная переменная помножается не на ноль, а на величину мнимую. У меня совсем редкий случай. Значение мнимое отрицательное. Такое почти не бывает. Понимаете, нет?

— Нет. Я в этом ничего не понимаю, — решительно сказала вриогидра. — У вас есть что сказать по существу?

— Ещё потерпите минуту, две, — предложил (а вообще-то потребовал) собеседник. — Вы же спросили? Слушайте теперь вот. Я по другую сторону вашего мира. Один совсем. И мне скучно тут. Но теперь у меня занятие. И главное самое: власть, — последнее слово гость выговорил как-то очень уважительно, будто речь шла о близком и любимом существе.

— И? — раздражённо спросила Морра.

— И я не хочу, чтобы у меня опять ничего не было, — закончил гость. — Поэтому я не хочу вас. Вы захотите, чтобы я не мешал. Меня беспокоит это. А я не люблю беспокоиться.

— Погодите-погодите… Вы хотите сказать, что видите во мне… конкурента?! Чушь какая… — пробормотала вриогидра.

— Не надо так говорить. Я вижу ваш потенциал. Вас интересует эфир. Вы хотите в эфир сама. Сначала ведущая передачи. Но вам скоро мало будет. Вам скоро всего бывает мало, Алла Бедросовна. И у вас есть ум. Есть удача. Вы часто добивались больше, чем вам давали. Или же вы тут не сидели сейчас. Так?

— Допустим, хотя это слишком лестно, — решительно сказала Морра. — Но у меня уже есть власть.

— У вас много власти. Но это маленькая власть, только над Хемуль, — объяснил посетитель. — Власть над вещанием — это больше, это вся Страна Дураков. А в перспективе весь Ха» наан. Вы поймёте это очень скоро, Алла Бедросовна. Поэтому я не дам вам даже начинать. Вдруг вы найдёте способ меня… — существо запнулось, — отодвинуть. Или убить меня. Я не знаю, можно это или нет. Я не хочу узнать это. Не надо говорить, что я не смелый. Я был смелый, мне не понравилось.

— А вы не боитесь своих друзей? Того же полковника Барсукова? — усмехнулась Морра.

— Пока нет. Им неинтересно. Они хотят командовать, да. Но они в эфир не лезут сами. Вы хотите в эфир, потому что хотите говорить с подданными, а не можете. У них нет ни причины такой, ни желания такого. В эфире им неуютно, они не хотят. Они хотят править через других. Мне это не опасно.

— Вы очень откровенны, Алхаз Булатович, — сказала Морра. — Буду откровенна и я. Почему я должна принимать в расчёт ваши интересы? Студия готова, завтра я начну вещание. Остановить вы меня не може…

Тут с чашкой произошло что-то странное: она внезапно потеряла вес. Это было неожиданно, немного страшно и очень неприлично. С ней никогда, никогда не случалось ничего подобного!

Именно это собиралась сказать Бисквит-де-Фаянс, но в следующую секунду ей в микрофон ударил короткий, но громкий крик. Кричала Морра. И тут же, в ту же секунду, очень близко, со скользким тяжёлым шорохом осыпалось оконное стекло.

Чашка почувствовала, что пальцы вриогидры разжались. Но она не упала. Она поплыла по воздуху.

Потом послышался шум ветра.

— Где я и что со мной? — спросила вриогидра почти нормальным голосом.

— Вы держитесь неплохо, — оценил голос. — Уже собрались и думаете что делать, да? А делать нечего. Вы висите в воздухе над зданием Правления. Вместе с телом, которым я управляю. И несколькими предметами обихода, мне это странно. Но это неважно. Вы выглядите очень глупо, Алла Бедросовна. Но вы живая. Если я вас выше подниму и брошу, будете мёртвая.

— Чем это вы нас подняли? — спросила вриогидра.

— Это? Это голубой луч. Его гав'виали использовали когда-то. Для похищения людей и разного груза к себе. Они очень хорошо управление лучом спрятали. По ту сторону тентуры. То есть там именно, где я сейчас. Они спрятали, а я нашёл. Хотите выше подыму?

— Давайте, — неожиданно согласилась вриогидра. — Всегда мечтала посмотреть на Хемуль с высоты.

Снова засвистел ветер. Чашке стало зябко.

— Бррр, — сказала Морра. — Красиво, но очень холодно. Вы не могли бы вернуть меня обратно в кабинет?

— Могу, — сказал голос. — Но вы сначала поклянётесь.

— Я поклянусь, — твёрдо сказала Морра, — когда буду сидеть в кресле, в своём кабинете. Вы показали силу. Теперь покажите немного великодушия.

Воздух шевельнулся.

— Если вам так нужно для гордости, — протянул голос.

Бисквит-де-Фаянс почувствовала, что падает вниз. Это было не страшно: она чувствовала, что её всё-таки что-то держит.

Потом она ощутила донцем знакомую поверхность стола — и тихо звякнула, располагаясь на ней.

— Вот видите, даже ваш чай не пролился, — сказал всё тот же голос. — Ну а теперь… вы опять так сильно смотрите? Я говорил уже… что вы делаете… хотите… — дальше речь существа стала невнятной.

Что-то сухо щёлкнуло в воздухе — будто разорвалась пружина.

— До чего живучая тварь, — пробормотала Морра. — Срочно Березовского в подвал! — крикнула она, приоткрыв дверь. — Сюда эмпата и генетика! Потом пусть доложатся!

Перепуганная коза что-то замемекала.

— Быстро! — закричала Морра и стукнула кулаком по столу.

Чашка не знала, что стоит на самом краешке. Иначе она попыталась бы отползти хоть на пару сантиметров. Но вот этих-то сантиметров ей и не хватило.

Бисквит-де-Фаянс умерла гордо и красиво, как подобает истинно благородному существу — разлетевшись на мраморном полу на белоснежные осколки.

В подвале было даже просторнее, чем в кабинете. И, конечно, светлее: лампочки буквально усеивали потолок. Даже туша сегодняшнего посетителя казалась меньше и не такой страшной.

— Генетик говорит, что это был отарк, — говорила Морра, рассматривая мёртвую оскаленную пасть зверя. — Но вообще-то он похож на большого медведя. И у него несёт какой-то химией изо рта.

— Отарки и есть медведи, — сообщил Березовский. — Хищные. Я слыхал, они быстро двигаются.

— Хорошо, что этот спал, — сказала Морра. — Он был очень живучий. Я его добила тесла-шокером, — добавила она.

— Понятно. Наши действия? — перебил Березовский.

— Какое-то время поживу здесь. Пока не пойму, что делать с Алхазом Булатовичем. Студию перетащим сюда, в подвал. Займись этим немедленно. Первая передача — завтра.

— Может быть, — осторожно предложил нарост, — немного подождать?

— Чего ждать? Чего ещё ждать-то? — вриогидра повысила голос. — Сейчас он растерян. Он думал, я испугаюсь. Что у него есть оружие, которое может действовать в реальном мире. Но я собирала сведения о всех видах древнего оружия. Луч не такой страшный, как он хотел показать. Там много встроенных ограничений. Он меня даже уронить не мог. А хоть бы и мог. Я говорила Барсукову, что не сверну. Убить меня можно, а остановить меня нельзя. Завтра я выступаю перед народом Хемуля.

{…} 28. Blue Beam, «голубой луч».

28:0. ОПИСАНИЕ. Голубой или светло-синий луч, способный притягивать живые объекты.

28:1-11. СВОЙСТВА.

28:1. Распространяется по прямой (все описания «искривлённого голубого луча» признаны недостоверными).

28:2. Источник света обычно ненаблюдаем. {…}

28:3. Распространяется только в оптически прозрачной среде. Не зафиксировано ни одного случая проникновения луча в изолированное от внешнего мира помещение, в отличие от «зелёного луча» (тема 26).

28:4. Притягивает только живые объекты. Были случаи, когда луч «доставал» спящих людей из-под одеяла или простыни, укрывающей их с головой. Судя по косвенным данным, это не связано с природой луча. Вероятно, искуственное ограничение, поддерживаемое автоматически. Зафиксирован случай, когда луч притянул несколько пробирок со свежей кровью, но потом вернул их на место (св. 296/7033 США, Алабама).

28:5. Судя по косвенным данным, воздействию луча подвергается вся материя, из которой состоит тело. Люди и животные не чувствуют движения — за исключением кратковременного ощущения потери веса. Не чувствуется и сопротивление воздуха. Спящие в большинстве случаев не просыпаются.

28:6. Человек, захваченый голубым лучом, может ощущать ветер или тепло/холод, но в известных пределах. На определёной высота или при достаточно быстром движении вокруг объекта возникает нечто вроде слабо светящегося кокона, защищающего его от внешних воздействий (см. напр, св, 408/7125 США, Калифорния и др.). {…}

28:8. В случае успешной доставки существо во время полёта теряет сознание. Не существует ни одного достоверного описания момента прибытия. Вряд ли связано с природой луча. Вероятно, искуственное ограничение, поддерживаемое автоматически.

28:9. Примерно в 40 % известных нам случаев захваченный объект был возвращён на Землю. Возвращение происходит или в то место, откуда взят объект, или в другое — как правило, находящееся достаточно далеко от места забора. Закономерности установить не удалось.

28:10. Возвращение обычно происходит крайне аккуратно. Нет ни одного достоверного свидетельства о том, что луч «выронил» или «потерял» объект. Он всегда сопровождает его до места возвращения. Нет ни одного достоверного описания ситуации, когда луч перемещал объект в опасное место (край скалы, водоём и т. п.) Вероятно, искуственное ограничение, поддерживаемое автоматически. {…}

28:А. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. Транспортировка живых существ без причинения им вреда. Возможно — взятие биологических проб. Оружием не является.