Золото твоих глаз, небо её кудрей

Действие пятьдесят четвёртое, reverse side. Алиса исчезает, или Переучёт

Со временем как-то мутновато.

Страна Дураков, Зона, Поле Чудес.

Current mood: horny/распалённое

Current music: Jordin Sparks — Worth The Wait

Сначала-то было ещё ничего, а вот потом припекло.

Ох, припекло! Так припекло, как давненько уже не припекало.

Алиса в очередной раз уткнулась глазами в сползающее вниз ничто. Через пару секунд боль пронзила висок, отдалась в темени. Зато горячие угли внизу живота перестали шевелиться. Сжатая матка чуть расслабилась. Совсем чуть-чуть. Но для Алисы и это было милостью. Ну или хоть какой-то передышкой.

Она сидела на какой-то коряге, крепко сжав ноги. Коряга напоминала член старого злопипундрия, покрытый наростами и бородавками. Но лиса была готова была бы принять такой член — причём весь целиком. Во всяком случае, сейчас ей так казалось.

Лиса мучилась от хочки. Которая разгорелась в самый неподходящий момент.

До этого момента она как-то справлялась. Последний раз, когда её накрыло, помогла Лёля. Но сейчас лису мучила гормональная буря. Матка её будто варилась в кипятке. И этот кипяток лила она сама, раскалённая, как печь. Из лисы текло — стыдно, ужасно. Рыжие ляжки намокли. Панталоничики тоже были хоть выжимай. От этого лиса возбуждалась ещё сильнее.

«Дочка-Матерь святая, он же чует, он не может не чуять», думала она, косясь на Базилио. Понимая, что шансов нет: от неё должно разить хочкой так, что и до Буратины должно долететь.

Но кот как будто ничего не видел, не слышал и не обонял. Хотя при том всё время на неё смотрел. Однако на морде Базилио была только тревога. Похоже, он не понимал, что с ней такое.

Всё-таки боль переносить проще, подумалось Алисе. Боль безжалостна, зато правдива. Боль приходила и уходила, ничего не обещая. Хочка лгала. Она делала вид, что утихнет, отстанет, если только лиса сделает то, чего она хочет. Несколько простых движений. Потом ещё. Потом вот это и вот это. Хочка была убедительна, у неё всегда находились аргументы. Лиса знала, что хочка лжёт, что она только вырастет — и всё-таки делала то, чего она требовала. От этого хочка только росла. И требовала ещё и ещё и ещё. Лиса знала, к чему она ведёт. Хочка требовала, чтобы она отдалась самцу. Любому самцу. Приняла в себя член. Любой член, желательно побольше. А ещё лучше — много, много членов.

Раньше хочку удавалось затолкать обратно в её нору — руками или резиновой палкой. Но лиса скорее умерла бы, чем стала это делать в присутствии Базилио. Это было абсолютно невозможно, ну вот совсем. Хотя разумом лиса вроде бы понимала — ничего в этом такого страшного нет. Кот бы понял. Она даже догадывалась, что он в курсе её проблем. Лёлька наверняка рассказала, как она сидела в сортире и не могла кончить. Уж это-то он слышал.

А ведь Базилио Лёлю трахал, — вдруг подумала она. Сначала отказался, а потом пошёл и поимел её, да. Тут же перед глазами нарисовалась картинка, как это было — и матку скрутило от возбуждения. Кровь прилила к малому тазу ещё сильнее. Лиса чувствовала, как там у неё всё набухло, набрякло.

Лиса со стоном потянулась рукой к промежности. И тут же сжала ноги сильнее. Она чувствовала — нет, рука не поможет. Такое с ней уже бывало, когда руками ничего сделать нельзя. Нужно достать до матки, без этого она только зря себя измучает. Достать до матки было нечем. Хотя лиса уже была готова присесть на любой грязный колышек.

Тут ей представилось, как шерстяные сажают её на кол. На огромный, смазанный жиром деревянный кол. Который будет входить в неё, разрывая стенки, как у неё по ногами будет течь кровь, и вот наконец кончик деревяшки вонзится в её матку, ненавистную матку, и та…

Лиса схватилась за голову. Случайно задела сосок. Грудь тут же заныла, требуя внимания. Хочка зашептала — сожми сосок, сожми, сожми сильно. А лучше сожми оба, до боли, и тебе станет легче.

Лиса вместо этого сжала зубы.

Внезапно она почувствовала прикосновение. Базилио пытался её погладить.

Прикосновение её буквально потрясло, до судороги. Оно было таким сладким, медовым. Рыжая шёрстка вздыбилась — будто волоски сами потянулись к этой ласковой руке.

«У кота есть член» — зашептала хочка. «Настоящий член, который может войти в тебя, Алиса. Он тебя любит, он тебе не откажет, отдайся ему сейчас, здесь… может быть, всё обойдётся, всего один разочек, он не заболеет, а тебе очень нужно, очень-очень» — зашептала хочка. Она это ей говорила не в первый раз. Лиса хотела Базилио, и только любовь удерживала её.

Из последних сил Алиса отодвинула ласковую руку.

После этого стало совсем скверно. Лиса стала думать о Буратине — и о том, что можно было бы с ним, если бы кот не смотрел. Но кот всё время был рядом.

Лисе казалось, что её плоть сейчас расплавится, как металл, и вытечет наружу, оставив сморщенную шкурку.

Наконец, она сказала:

— Й-извини. Мне нужно побыть одной. Пожалуйста, не ходи за мной как хвостик.

— Тут опасно, — упёрся кот. — Извини, но я буду тебя охранять.

Лиса подняла на него глаза, полные муки и злости.

— Идиот, — прошипела она. — Оставь меня в покое! Мне очень надо!

— Нет, — сказал кот, весь такой преисполненный ответственности и чувства долга. — Когда мы вернёмся, можешь делать что хочешь. Хоть брось меня совсем. Но здесь я за тебя отвечаю. Тебе нельзя оставаться одной. Это не обсуждается.

Алиса заплакала. В эту минуту она ненавидела Базилио. Ненавидела всем сердцем, потому что любила его — а он её не чувствовал. И мучил — бессмысленно, по глупости мучил её. Почему он должен её чувствовать, лиса не думала: должен, и всё тут. Но и она не могла перед ним опозориться. Почему опозориться, она тоже не понимала. Но что-то в ней говорило: если она сейчас начнёт удовлетворять себя перед ним, — любым способом, — то себя унизит. И даже неважно, как он, Базилио, к этому отнесётся. Важно, что она сама никогда себе этого не простит. И не сможет стать для Базилио той, кем должна стать для него.

Она не знала, откуда у неё такие мысли. Была какая-то твёрдая косточка, белая и холодная, которую хочка разгрызть не могла. Эта косточка называлась честь. Её надо было сберечь. И когда придёт время — отдать Базилио. Вместе с рукой и сердцем.

Лиса не знала, откуда все эти слова взялись у неё в голове. И не понимала, что они означали. Она твёрдо знала одно: ей нельзя вести себя как животное. Иначе… и опять-таки она не знала, что будет иначе. И не хотела этого знать.

«Ты животное, мы все животные», шептала ей хочка. «Ты не можешь сопротивляться своим желаниям. Ты не должна сопротивляться, ты не смеешь сопротивляться. Ты должна следовать своей природе.»

«Я не животное» — сказала Алиса.

«И кто же ты тогда?» — насмешливо спросила хочка. «Ты же биолог. Ты знаешь, как устроены живые существа. Ты знаешь, как ты сама устроена. Ты сделана из мяса. У тебя есть органы дыхания, питания и размножения. Мозг — обслуживающий инструмент для них. Он нужен, чтобы ты могла дышать, питаться и размножаться. Избегать боли и стремиться к удовольствию. Сейчас тебе плохо, а будет ещё хуже. Помоги себе, Алиса. Вот Буратина. Ты с ним уже почти поеблась. Тебе его не жалко. Кот поймёт и простит, куда он денется. Хватит валять дурочку. Ты же знаешь: я тебя не отпущу.»

— Уймись, тварь, — прошипела сквозь зубы Алиса. Других аргументов у неё не было.

Хочка, однако, немного подутихла. Ровно настолько, чтобы внушить Алисе мысль — а ведь, пожалуй, она справится и руками. Если только сможет избавиться от приставучего кота.

В конце концов она сказала, что ей нужно справить нужду, и ушла за ближайшую мусорную кучу. У кота хватило совести за ней не пойти.

Лиса спряталась, присела и опустила руку между ног.

Первые же движения снова разбудили зверя. Хочка, как всегда, обманула. Она тут же раздулась до огромных размеров. И принялась грызть, грызть, грызть её изнутри, требуя своего.

— Трудно тебе? — раздался голосочек прямо над ухом.

Лиса испуганно повернулась, застигнутая — и увидела летучую мышь, неподвижно в воздухе.

— Й-извините, — выдавила из себя лиса, мучительно краснея под шерстью. — Я… занята немножко.

— Не злись, — ласково сказала мышь. — Я тебе добра желаю. Не могу смотреть, как ты мучаешься.

— Н-не смотрите! — лиса чуть не выкрикнула это — так ей защемило внутри.

— Да ты послушай, — тем же тоном сказала летучая. — Я ж тоже баба, я же с пониманием. Тебе нужно кое-что сделать. Но на тебя Базилио всё время пялится, мешает. Ты же при нём не можешь, верно? Гордая потому что.

— Я не гордая, — лисе почему-то стало стыдно. — Просто не могу.

— Это что в лоб, что по лбу — только разными словами называется, — констатировала мышь. — Ладно, я ж тебя не воспитывать прилетела. Я тебе помочь хочу. Здесь ты от кота не укроешься. Он тебя везде увидит. За любой стенкой.

— А чего он на меня пялится? — зло сказала лиса.

Летучая мышь внезапно хихикнула.

— А это он за тебя волнуется, как бы с тобой чего не случилось. Он у тебя очень ответственный. Хотя нет, не очень. Вот сейчас он на тебя как раз не смотрит. Но это пока. Задержишься — забеспокоится. А тебе нужно отсюда отлучиться.

— Куда? — тут же уточнила лиса.

— Куда-нибудь. В Директорию, например, — предложила летучая мышь. — Там и самца найти можно…

— Нет, — сказала лиса таким тоном, что мышь сразу сдала назад.

— Это я к примеру. Я же знаю, что ты честная, заразить боишься. Ну сходи тогда на Пляс Пигаль. Деньги у тебя есть? Там всё сделают чем хочешь. А лучше в массажный салон. Тебе во всех местах помассируют…

Алиса в массажных салонах никогда не бывала, но что там происходит — слышала. Вспомнила ласковых выдр, потом Лёлю и её лапку. Матка отреагировала на эти воспоминания очередной судорогой.

— И приспособы всякие купишь, — продолжала соблазнять летучая. — Ты ими куда угодно достанешь.

Лиса вспомнила о резиновых палках, которые она раньше засовывала в себя каждое утро.

— Ну так чего? Решай быстро, — мышь недовольно шевельнулась в воздухе.

— А я сюда вернусь? — спросила лиса.

— Так я ж говорю: туда — сюда — обратно. Сделаешь дела своим женские — вернёшься.

— В… в каком смысле сделаю дела? — лиса всё поняла, но решила на всякий случай уточнить.

— В том самом, — недовольно сказала мышь. — Как кончишь — так сразу обратно переместишься. Я гарантирую это.

— А если не кончу? — спросила лиса.

— Ну тогда ты будешь такой дурой, каких свет не видывал! — рассердилась мышь.

— Тогда й-извините, — грустно сказала Алиса. — Я… вдруг чего не так? Я лучше потерплю.

— Ну хорошо, хорошо, — мышь успокаивающе помахала крылышками. — Если сильно задержишься — загляну, как там у тебя чего.

— Базилио волноваться будет, — вслух подумала лиса.

— Ничего-ничего, ему полезно, — мышь повела крылом в воздухе. — Потом наврёшь ему что-нибудь.

— Гм, — сказала лиса. Навязчивые хлопоты летучей мыши внезапно показались ей какими-то подозрительными..

— Ты что, мне не веришь? Я тебя когда-нибудь обманывала? — насела мышь. — Я же вас всех спасала! помогала! еду вам носила! сопли утирала! Скажешь нет?

— Не скажу, — вздохнула лиса. — Ну вот сопли разве что…

— Тогда смотри, — мышь растопырилась и исчезла. А перед Алисой открылось круглое окно. Она увидела узкую тёмную улочку, освещённую фонарём, и табличку с надписью «Улица Пречистая». Табличка висела на домике со стеклянной витриной, над которой светились буквы — «ИНТИМ». Чтобы не оставалось сомнений, каким товаром там торгуют, ниже был изображён конский член с крылышками. В витрине можно было разглядеть разноцветные фаллосы разных цветов и размеров.

Матку дёрнуло так, что лисе показалось — она сейчас из тела выскочит.

Алиса, как зачарованная, сделала шаг вперёд. Реальность на мгновение пошла рябью.

Дальше она ощутила подушечками ног холодную мостовую, сделала несколько шагов и уткнулась лицом в дверь. На ней была чёрная табличка с надписью: «ЗАКРЫТО НА ПЕРЕУЧЁТ».

Лиса с тоской посмотрела на предметы в витрине. И побрела прочь. Искать удовлетворения где-нибудь ещё.