Золото твоих глаз, небо её кудрей

Действие одиннадцатое (окончание)

— И что теперь? — спросил Базилио.

— Уже ничего, — ответствовал крокозитроп. — Или уже всё. Выберите ту формулировку, которая вам больше импонирует.

— Нам-то дальше как? — не отставал кот.

Розан Васильевич пошевелил своими трубами и задудел: до — ми-ми-ми, до — ми^{92}. Потом после паузы взял аккорд до-ми-соль и начал над ним измываться, подыгрывая себе толстой басовой трубой. Звучало это глухо и печально.

Кот вежливо кашлянул. Крокозитроп неодобрительно покачал глазом, но музицирование прервал.

— Дальше как? Это вопрос, — сказал он. — Видите ли в чём дело. Физически мы спасены. Но в ближайшей перспективе это ничего не меняет. Во всяком случае, для меня. Я потерял положение, окружение и состояние. Иными словами, мой официальный статус равен нулю, и даже величине отрицательной. Мои друзья, коллеги и клиенты остались за бортом. Наконец, у меня нет ни сольди. Фактически, я оказалася примерно в том же положении, что и в начале жизни. Плюс-минус жизненный опыт. И он мне подсказывает: если я в нынешнем своём состоянии появлюсь в Директории, меня выдадут рыбонам. В порядке налаживания отношений. Сухопутники будут налаживать отношения с любым рыбонским руководством.

— Почему будут? — спросил Базилио.

— Это что такое? — перебила лиса, показывая на обзорное окно.

В мутной темноте белело что-то огромное. Крокозитроп сдал назад, и белая фигура приобрела очертания: это было нечто вроде гигантского сапога.

— А, это левый сапог, — любезно сообщил Розан Васильевич. — Ничего интересного.

— Левый сапог чай? — решил уточнить кот.

— Мегаефрейтора Юнеско, — столь же любезно пояснил крокозитроп, осторожно выруливая влево. — Это основатель Румынской Империи. Когда-то тут был островок, и на нём стоял памятник. Относительно небольшой, метров на сто. При формовке шельфа его… задели, — последнее слово он произнёс после едва заметной паузы.

— Формовки чего? — не поняла Алиса.

— Шельфа, — повторил крокозитроп. — Тут вулканические острова, откуда у них шельф? Очевидно, он искусственного происхождения. Его, грубо говоря, насыпали. И вообще, дно Средиземного моря очень основательно перерыто… Вы что-то хотели спросить? — обратился он к коту.

— Уже нет, — ответил кот. — Вы только что объяснили.

— Ну-ну, не всё так однозначно, — сказал крокозитроп снисходительно. — Если вы думаете, что рыбоны могут, э-э-э, подкопаться под берег — это не так. Раньше у нас были огромные машины, сделанные до Хомокоста. Потом они пришли в негодность, а новых нет. Зато мы знаем, что находится под землёй. Если будут повреждены некоторые объекты… нас, конечно, очень сильно накажут, но ущерб для братьев будет неприемлемым. Поэтому с нами считаются. И довольно об этом, — он махнул трубой. — Вернёмся к делишкам нашим скорбным, — он склонился над пультом и принялся что-то переключать и двигать рычажки. — Где-то тут был эхолот… А, вот. Так, значит, мне абсолютно необходимо сменить личность. С моей внешностью это затруднительно. Требуется перепрошивка, и весьма основательная. Но я не могу перепрошиться в Директории. Во-первых, не на что. То есть определённые вложения у меня там имеются. Но выход на нужных существ и обналичка требует времени. А меня с моей оригинальной фигурой сразу опознают и выдадут. До Тора-Боры далековато. Хотя тут поблизости есть один независимый специалист. На Зоне.

— Болотный Доктор? — спросил кот.

У Алисы загорелись глаза. Базилио этого не заметил.

— Он самый, — подтвердил крокозитроп несколько удивлённо. — Вы о нём знаете?

— Я его знаю, — сказал кот. — Но он забесплатно не работает. Он не работает даже за деньги. Только за редкие артефакты. И до него ещё надо добраться. Он так просто не принимает.

— Это всё решаемо, — сказал крокозитроп. — В своё время я купил информацию о сталкерском кладе. У существ, заслуживающих доверия, — он крутанул трубой, как бы показывая, что не желает вдаваться в подробности. — Клад закопан в Зоне. Я знаю приметы, так что найду. С проходом к Доктору сложнее. В принципе, у меня есть канал. Существо, которое имеет связь с Доктором и может устроить приём. Проблема в том, что ему нужно заплатить, а берёт он недёшево. А у меня нет ни гроша. Я имею в виду — здесь и сейчас нет.

Буратино, лежащий на полу, икнул от натуги. Ему ужжжасно хотелось похвастаться, что у него деньги есть, целых пять соверенов, — сумма, казавшаяся бамбуку невероятно огромной, — которые он держит за щекой. Однако деревяшкин решил, что после такого признания денежки у него тут же отымут — возможно, вместе с головой. Так что он только запихал языком драгоценные монетки подальше по десне.

В этот момент катер тряхнуло. Острые зубы Буратины прикусили краешек языка. Было ужасно больно. Кроме того, он сделал непроизвольное глотательное движение — и ему показалось, что в горло что-то попало. Что-то, очень похожее на монетку.

«2,71828182845904523536ать 3,14159265358979ЗДЕЦ!^{93}» — пронеслось в голове у бамбука, пока он лихорадочно шарил у себя во рту, царапая пальцы о зубы. Монет он нащупал четыре. Четыре, не пять. Похоже, один золотой он проглотил. Что означало в лучшем случае долгое ковыряние в собственном дерьме, в худшем — невосполнимую утрату^{94}. Можно было бы, конечно, попробовать проблеваться, но бамбук небезосновательно подозревал, что за попытку блевануть у него точно открутят голову. К тому же блевать было нечем.

— А сколько нужно денег, чтобы попасть к Болотному Доктору? — спросила Алиса каким-то очень напряжённым голосом.

— У вас есть деньги? — Розан Васильевич иронически поднял фиолетовую трубку и извлёк из неё длинный, протяжный си-бемоль первой октавы.

— У меня есть деньги, — сказала Алиса.

— В Директории? — уточнил крокозитроп.

— У меня, — повторила Алиса. — Здесь, — уточнила она.

Розана Васильевича было трудно удивить, но сейчас он всё-таки удивился. Он даже изогнул веточку, на которой держался его глаз.

Продолжалось это миновения два-три. Потом его живот принял обычное выражение.

— А, понятно, — сказал он. — И сколько у вас там?

— Тысяча двести десять соверенов, — ответила лиса. — Этого хватит?

— Ну, этого трижды хватит, — успокоил Розан Васильевич. — И вы готовы, так сказать, пожертвовать?

— В обмен на артефакты, — сказала лиса. — Мне тоже нужно к Болотному Доктору.

— Обсуждаемо, — осторожно сказал крокозитроп. — А вам не тяжело? Всё-таки почти килограмм золота.

— У вас его нет, — напомнила лиса. — Кому тяжелее?

— Вы весьма предусмотрительны, — галантно сказал крокозитроп. — В таком случае наше положение не столь скверно, как мне показалось.

Кот раздражённо поморщился. Выставлять себя дураком перед крокозитропом очень не хотелось. Однако и оставаться в недоумении тоже было как-то глупо.

— И где твои деньги? — спросил он, обращаясь к Алисе.

— Тут! У меня, — ответила лиса в обычном своём стиле.

Кот тяжко-претяжко вздохнул.

— Я не понимаю, что такое «тут» и «у тебя», — в стотысячный раз начал он. — Пожалуйста, объясни, где это. Словами.

Алиса посмотрела на него с искренним удивлением.

— И-извини… Но ты же видел? Ты же должен видеть! Ты же гайзер!

— Покажите ему, — сказал крокозитроп. — Мне тоже интересно, как это у вас устроено.

— Да мне как-то неудобно, — лиса смутилась.

— Неужели они там? — заинтересовался крокозитроп. — Ну, в смысле…

Кот не понял, о чём речь, но лиса, видимо, поняла — и смутилась ещё сильнее.

— Нет, что вы, зачем же так, — сказала она. — Ну просто… Неловко как-то мне… Хотя чего уж теперь-то, — решилась она наконец.

Она поёрзала, пристраиваясь поудобнее. Потом оттянула шкуру на животе и осторожно засунула палец куда-то в пупок. Пошевелила им. Потом стала медленно втягивать живот, делая какое-то усилие. Наконец, она открыла ладонь, в которой блестело золото.

— Вот, — сказала лиса. — Это мой тайник.

У кота заискрило в голове. Он вспомнил, что при знакомстве у лисы была сумочка с деньгами. Потом она исчезла. Кот решил, что она её спрятала — но само наличие этой сумочки никак не соотносилось с лисьим рассказом о бегстве от жестокого таракана. С другой стороны…

— Так, погоди-ка, — сказал он. — Что это у тебя за дырка в животе?

— Встроенный мышечный мешок, — ответила Алиса, разглаживая шкурку. — В Институте сделали, на третьем курсе.

— Зачем? — не понял кот.

— Курсовая работа, — объяснила лиса. — Стандартная задачка: частичный ребилдинг, сделать открывающуюся полость в теле. Меня коллега с курса перешивала. Ей за меня четыре с минусом поставили. Потому что полость маленькая, туда ничего толком не положишь. Когда я заболела, то свои лекарства там держала. Потом деньги стала прятать. И образцы из лаборатории иногда выносила, — призналась она.

Базилио стало стыдно. Во-первых, за то, что не заметил в рассказе лисы нестыковки. Во-вторых, за то, что ни разу не просматривал её и насквозь в микроволнах или рентгене. Напрягшись, он вспомнил единственный случай, когда просвечивал лису — в самом начале знакомства она показывала ему ногу с шипами на костях. Больше он в неё не заглядывал. Из какого-то странного чувства… нет, не брезгливости, скорее даже наоборот… Баз решил, что об этом он подумает позже.

— А сумочка у тебя была откуда? — брякнул он.

У лисы сделался вид совсем смущённый и какой-то даже грешноватый.

— И-извини… — забормотала она. — Я забыла… Кажется, она там валялась… Я подобрала… Мне было плохо, я не помню… Ерунда вообще-то…

— То есть вы её у кого-то позаимствовали, — умозаключил крокозитроп.

Кот тем временем пытался вылущить из памяти сцену знакомства с лисой и разложить её на составляющие. Память скрипела, сопротивлялась, но картинки выдавала. Вот здание с балкончиком… белка-охранница… мозги с горошком… утконос, разглагольствующий на научные темы… пьяный зебу… опять мозги с горошком… вот появляется Алиса, сумочка у неё — потрёпанная, но чистая… очки… разговор… Алиса вдруг убегает, не заплатив за чай… что-то про какую-то мышь, которая лису знает… вот алиса идёт по проходу, вся такая напряжённая, пряча лицо… и сумку!

— Мышь, — сказал он. — Мышь у окна. Ты её испугалась. Сумка её?

— Её, — лиса посмотрела на него грустно и виновато. — Но я не крала! Я её нашла у строителей. Пустую, — добавила она. — Кто-то украл, всё выгреб и сумку в яму выкинул. Я хотела сначала лекарства туда сложить. А потом и деньги туда положила. Чтобы расплачиваться нормально. В смысле, чтобы тайник не заметили.

— А почему ты всё-таки испугалась? И сумку прятала?

— Потому что эта мышь я знаю, — сердито буркнула лиса. — И она бы свою сумочку узнала бы точно. Подумала бы, что это я спёр… фу-у-у! Он опять! — капризно помахала она лапкой.

— Яюшки! Это не я! — возмутился Буратина.

Кот понюхал воздух. Запах был неприятный — но не тот, что в прошлый раз. Тогда к обычному аромату пердежа примешивалось что-то вроде запаха гнилых опилок, в сейчас несло кислятиной.

Баз не заметил взглядов, которыми обменялись лиса и крокозитроп.

— Извините, — наконец, сказал Розан Васильевич. — Это аварийный выхлоп из очистной системы. Сейчас я это уберу.

Тоненько завыло под потолком: крокозитроп включил экстренную вентиляцию.

— В течении ближайших дней, — негромко, но очень веско сказал он, — мы в одной лодке. В буквальном и переносном смысле. У нас тесно. Воду и еду придётся экономить. С регенерацией воздуха тоже будут проблемы. Поэтому все сложности в отношениях оставляем за бортом. Я понятно выразился?

Лиса молча кивнула. Кот не очень понял, о чём спич. Бамбук вообще всё пропустил мимо ушей: он думал о проглоченной монетке и как бы её не потерять. В конце концов он додумался до того, чтобы попросить помощи у кота. Буратина решил, что если у этих двоих столько денег, то его пять золотых их не заинтересуют.

— Слы, братан, — обратился он к коту, — тут такое дело… — и, запинаясь и путаясь в словах, изложил суть проблемы.

Кот настроил зрение и посмотрел на бамбука в микроволнах. Четыре соверена во рту выделялись ясно и отчётливо.

Пятый соверен и впрямь оказался в желудке. Не заметить его было сложно: он сиял фиолетовым светом.