…Несравненное право -
Самому выбирать свою смерть.
В глубине души мы не слишком уважаем тех, кто добился всего своим трудом. Нам кажется, что и мы тоже могли бы добиться этого, если бы приложили чуть больше стараний. Настоящее почтение вызывает только то, чего добиться нельзя, а может быть лишь даровано свыше — например, удача.
7 января 313 года о. Х. Вечер.
Страна Дураков, нейтральные территории
Current mood: tired/утомлённое
Сurrent music: АукцЫон — Ещё не поздно, а день уже прожит
Костёр почти не грел. Зато дымил вовсю.
По-хорошему, его следовало бы забросать землёй. И дать дёру.
Но Пьеро не мог дать дёру. Пару часов назад — мог, а теперь — нет. Заяц, мощный и верный Enduro Glide Ultra, лежал рядом и стонал. На боку его темнела большая некрасивая рана. Дотянулся проклятый носорог! Дотянулся, скобейда!
Сейчас они прятались на крохотной прогалинке в лесу. Вокруг толпились деревья, застилавшие вид. То же самое делали низкие вечерние облака. В тёмном небе едва-едва можно было различить маленькое светлое пятнышко — то ли звезду, то ли камень Оковы.
— Ошибка пятьсот три… Service unavailable… — стонал заяц. — Несистемная ошибка… Ещё несистемная ошибка… Плохо мне, вашбродь… А-а-а-а-а!
— Тише, миленький, тише, мой хороший, — шептал Пьеро зайцу в ухо. — Нас найдут, нас убьют. Нельзя кричать, нельзя, миленький.
— Оценка двести три… Информация не авторитетна… Сообщение триста шесть! Больно, блядь! — рыдал умирающий заяц.
— Тише, миленький, — в отчаянии шептал Пьеро. — Тише, пожалуйста…
— Пятьсот двадцать, unknown еrror! — закричал заяц и со всей силы дрыгнул задними лапами. Изо рта его хлынула чёрная смертная кровь.
Маленький шахид поднял взор к равнодушным небесам и послал их нахуй.
А как всё хорошо начиналось! У него был великолепный байк, сумка шоколада, а впереди — только даль, полная надежд пьерски́х дорога. По которой он нёсся стрелою, рассчитывая достигнуть Мальвины дней за десять стремительного бега. Ну или хотя бы недели за две.
И сначала всё шло збс. Днём он нёсся стрелой, вечером плотно ужинал, ухаживал за зайцем и спал.
На пятый день иссякла припасённая провизия. Но выяснилось, что продовольственный вопрос не так остр, как казалось. Сперва при дороге нашлась обгрызенная туша злопипундрия, вся в свежих опарышах. Будучи существом цивилизованным и беспредрассудочным, Пьеро знал, что белые червячки — это практически чистый протеин. Он наелся ими сам и накормил зайца. Потом ему удалось поймать стрекозюльку. Точнее, она сама поймалась: глупое существо лезло в сумку с шоколадом, не обращая внимания ни на что вокруг. Пока он варил стрекозюльку, на запах сбежались дикие ежи. Он поймал двоих, они тоже пошли в суп. Дальше тоже что-то подворачивалось. В общем, голодным Пьеро не оставался, как и его скакун.
Первые неприятности начались в новогоднюю ночь. Маленький шахид обустраивал убежище для сна — за пригорочком, вне видимости с тракта — когда услышал шаги и голоса. Осторожно подобравшись к дороге, он увидел с десяток существ, которые целеустремлённо двигались по направлению к Директории. Существа были довольно-таки крупные, так что связываться с ними Пьеро не захотелось. Пришлось уходить от дороги, маскироваться. Всё это было хлопотно и некстати.
Днём стало хуже. Пустынная дорога ожила. По ней всё время кто-то шёл. Мелкие группки Пьеро не беспокоили, но под вечер на него напала стайка малоумных аллигаторов. Если бы не выдающиеся скоростные качества Enduro Glide Ultra, от маленького шахида и костей не осталось бы.
На следующий день всю дорогу заполонили какие-то хорошо организованные птицы. Пьеро решил было, что это индюшки, а потому надел маску грибовика и шляпу — он знал, что индюшки грибовиков сторонятся, но не нападают. Оказалось, что это были вовсе не индюшки, а индейки, не любящие грибовиков активно. Пришлось спасаться бегством. Увы, победа была пирровой: зайцу пришлось выходить на максимальную скорость, что почти опустошило сумку с шоколадом. В качестве небольшой компенсации Пьеро раздобыл оружие — индейскую саблю. Правда, она была из плохой стали, а рукоять сделана под широкую трёхпалую ладонь. Маленький шахид два часа провозился, но кое-как обтесал деревяшку. Потом потратил ещё час, пытаясь заточить тупое лезвие о камень. Получилось так себе.
Потом случилась совсем смешная бедулька. У Пьеро куда-то запропастился пузырёк с пилюлями театральными баритональными лирическими. Пьеро этого и не заметил. В результате через сутки он перестал сипеть и хрипеть, а заяц — слушаться. Маленький шахид спешился и, холодея от ужаса, четырежды перерыл все вещи. В конце концов пузырёк нашёлся во внутреннем кармане пальто, куда его Пьеро случайно сунул. Однако времени это всё отняло преизрядно.
Ну а сегодня Пиэрий Эагрид столкнулся на дороге с компанией бульдога, носорога и небольшого мамонта{352}. Эта троица охотилась на одиноких путников целенаправленно. Уйти почти удалось, но в самый последний момент носорог всё-таки сумел пырнуть зайца рогом в бочину.
Теперь Пьеро остался один, спешенный. Дорога, представлявшаяся столь короткой, внезапно растянулась до неимоверной дали. На пересечение нейтралки придётся убить не меньше месяца — ибо идти предстоит пешком, да ещё где-то добывать еду. Как прошмыгнуть мимо поняш, было и вовсе непонятно.
Но уходить было нужно палюбасу. Унося на собственной спине всё ценное. Включая несколько килограммов зайчатины. Было бы крайне расточительно оставлять такой хороший труп всяким случайным дармоедам.
Пьеро погрузился в размышления о том, какие части ездового зайца наименее жёстки, когда услышал очень характерный шум. Кто-то бежал на четвереньках. Даже не так. Улепётывал. С таким шумом можно только спасаться бегством.
Как раз в тот самый миг, когда маленький шахид пришёл к этому мнению, прямо на него выскочил бульдог. Тот самый, сегодняшний.
Он приближался огромными прыжками — ошалелый, выпученноглазый. Позади кто-то нёсся, судя по звукам — круша всё на своём пути. Вероятно, носорог.
Пьеро не думал. Он просто отпрыгнул в сторону и укрылся за заячьей тушей{353}.
Через несколько секунд мимо просвистел носорог. Именно просвистел — а также прогрохотал, протопотал, etc.
Маленький шахид забился под самое заячье брюхо, стараясь зарыться в шерсть, спрятаться в неё. К сожалению, шерсть у зайки была так себе, а подлезть под тушу было тяжело и стремновато. Но он очень постарался слиться с местностью.
Шум затих. Никто страшный вроде как не появлялся. Даже мамонт вроде куда-то делся. Пьеро задумался о том, не вышло ли у бульдога с носорогом какого-нибудь конфликта — иными словами, не убегал ли бульдог от носорога. Через пару минут он почти что убедил себя в этом. Но покидать своё жалкое убежище всё-таки не спешил.
Тут наконец раздался шум шагов. Шло какое-то небольшое существо. Но шло так, как будто оно никого и ничего не боится. Такие нюансы Пиэрий Эагрид научился чуять ещё в боевой молодости.
Шаги стали громче. Остановились они возле кострища.
Внезапно Пьеро захотелось выглянуть и посмотреть, кто там. Ну вот просто позарез как захотелось. Как будто под попой припекло, как будто в ногах зашевелились пружины: встать, чтобы увидеть — что это там такое.
Пьеро сжал зубы. Сделал несколько долгих вдохов. Хотение никуда не ушло, но стало терпимым.
Шаги приблизились. Потом туша зайца дрогнула. Кто-то её теребил, подёргивал за шкуру.
Желание встать и посмотреть снова подступило под самое горло. Маленький шахид зажмурился. Всё в нём протестовало против этого, всё хотело видеть.
Он так и сидел, пока что-то не коснулось его — осторожно, почти деликатно. Тут всё-таки пришлось открыть глаза.
На него в упор смотрела птица обломинго — кошмар всех живущих, сосуд мирового зла.
Яички Пьеро сжались в две изюминки. Секунды две или три он ждал, когда же его накроет облом.
Но ничего не случилось. На него не упали метеориты. Хищные кроты не подкопались под его задницу. Долбодятлы не вышли из леса, чтобы его растоптать. Единственное, что с ним случилось скверного — что-то заныло в районе аппендикса. Но быстро перестало.
Первый ужас прошёл, и Пьеро смог рассмотреть обломинго как следует. И тут он наконец заметил, что птиц очень стар. Даже дряхл. Большая часть перьев вылезла, обнажая морщинистую сероватую кожу. Клюв был обломан и до половины покрыт чем-то белёсым — то ли грибком, то ли плесенью. От тела пахло тухлятиной, возрастом и нездоровьем. Ноги подрагивали: видимо, ходить и даже стоять ему было тяжело.
Страшные глаза обломинго выцвели. И смотрели не злобно, а равнодушно. Точнее — отстранённо. Так смотрят на что-то приевшееся и не вызывающее интереса.
— Тебе чего? — прошептал маленький шахид.
Птиц не ответил. Видимо, он не умел говорить.
— Есть хочешь? — на всякий случай поинтересовался Пьеро.
Обломинго мотнул головой. Но как-то неуверенно.
Пьеро достал «Алёнку» и поднёс к клюву.
— Шоколадку? — спросил он.
В давно потухших глазах обломинго затеплилась искорка интереса. Птиц взял шоколад, с трудом раздавил его клювом и медленно протолкнул в горло. Видимо, шоколад ему понравился. Пьеро показалось, что он что-то почувствовал — тень удовлетворения, подобие благодарности.
Обломинго ещё немного постоял — вроде как собираясь с духом. И снова заглянул в глаза Пьеро. Со значением.
Пьеро решил, что это приглашение. Закрыл глаза, настроился и осторожно коснулся разума птицы. Заранее ужасаясь тому, что он в нём узрит и восчувствует.
Никаких особенных ужасов он не увидел. Разум обломинго был похож на мёртвую, иссохшую пустыню.
Обломинго был действительно стар. Жизнь давно перестала приносить ему удовольствие, а вот неудобств стало слишком много. Он давно бы прекратил всё это, но убить себя самому — скажем, заморить себя голодом или прыгнуть с кручи — мешали инстинкты. Птиц мог бы дать себя убить. Но все, кто способен был это сделать, при виде него удирали со всех ног. Обломинго просил Пьеро помочь ему завершить жизненный путь. Тихо. Быстро. И по возможности — безболезненно.
Пока Пьеро всё это осмысливал и переваривал, птиц резко повернулся, доковылял до заячьей туши и лёг на неё, раскинув крылья и вытянув шею.
Жест был достаточно красноречив. Но Пьеро было всё-таки боязно.
— Ты точно этого хочешь? — спросил он несколько менее спокойным голосом, чем ему хотелось бы.
Обломинго утвердительно щёлкнул клювом.
— Ну тогда прощай, — вздохнул шахид, прикидывая, как всё сделать чисто. Наконец, достал свой клинок, перехватил поудобнее и одним ударом снёс обломинго голову. Тот сильно двинул крыльями, дёрнулся пару раз и затих.
В воздухе что-то изменилось. Стало как будто чище, светлее и прохладнее. Видимо, вероятностное поле обломинго всё-таки влияло. Но теперь оно развеялось.
Маленький шахид внезапно почувствовал, что у него озябли ноги. Он снова перебрался к костру — уже почти погасшему — и сел возле ямы.
Странно, но он чувствовал усталость, будто целый день таскал тяжести. Удивляться этому не было ни сил, ни желания. Вообще не хотелось ни о чём думать. Хотелось сидеть возле остывающих углей и думать о том, как же всё в мире устроено глупо и неправильно.
— Грррр, — раздалось совсем рядом.
Пьеро повернулся и без особого удивления увидел давешнего бульдога. Видимо, тот вынюхал его след и подкрался. Наверняка и дружки его — носорог и мамонт — прятались где-то поблизости.
Он подумал, что сейчас придётся драться. Вот именно в тот момент, когда у него не было ну ни малейшего настроения махать руками-ногами и втыкать железо в мясо. Всё это было так муторно, так некстати.
На таких настроениях Пьеро пропустил пару драгоценных секунд. За это время пёс успел бы напасть — и, чего доброго, укусить.
Но бульдог не нападал. Он смотрел на мёртвую птицу.
— Ты убил обломинго? — пёс сказал это с каким-то благоговейным подвыванием.
Пьеро с опозданием вспомнил, что убийство обломинго в Стране Дураков считалось великим и святым деянием. Предъявление головы обломинго было достаточным основанием для соборного признания авторитетом.
— Да, я его убил, — признал он, не вдаваясь в подробности.
— Твоя удача очень велика, — сказал бульдог, почтительно склонив голову. — Наша удача мала. Три дня не можем никого поймать, три дня не ели сладкого мяса. Наши животы пусты. Мы хотим договориться с убийцей обломинго.
Маленький шахид почесал лоб.
— Сначала скажи, кто вы, откуда и куда идёте, — решил он. — Присаживайся, — это он добавил, видя, как бульдог мнётся.
— Мы с фермы, далеко отсюда, — начал бульдог, пристраиваясь задом к остывающим углям. — Была хозяйка, блоха Митрофанна. Кормила нас и кусала. Пила кровь. Это была её еда. Мы боялись и слушались, пока кормили. Осенью пришли индюшки и забрали еду из амбаров. Митрофанна продала весь электорат, кроме нас. Она купила еды для нас, но мало. Зато кусать стала очень много. Потом пришли такие как ты. Хомосапые. Говорили, что в большом городе теперь принимают всех. Со всей Страны Дураков. Что там много доброй еды. Мы поверили. Мы ушли с фермы. Взяли с собой еду, но быстро кончилась. На дороге много существ. Стали охотиться на них. Сперва хорошо охотились, сладкое мясо. Потом охота стала плохая. Отведи нас в Город, где много доброй еды. Будем слушаться. Твоя удача, наша охота. Много сладкого мяса. Нам и тебе.
Пьеро посмотрел бульдогу в голову. Вроде бы тот говорил правду и не строил хитрых планов. Он был простым существом, этот пёс. Ему хотелось присоединиться к кому-то сильному. В Пьеро он увидел силу.
Маленький шахид подумал. Предложение было неожиданным, но интересным. Однако кое-какие акценты нужно было расставить сразу.
— Мы не пойдём в Город, — сказал Пьеро, подыскивая понятные бульдогу аргументы. — Туда идут все. Они съедят всю еду.
Это простое соображение на пса подействовало. Он даже зажмурился и вывалил язык — так напряжённо думал.
— Да, — наконец, сказал он. — Где много существ, мало еды. Зря ушли с фермы.
— Теперь уже ничего не поделаешь, — ответил Пьеро, пытаясь попасть в тон. — Я вас поведу к себе. По дороге будем охотиться. Пока я вам разрешаю поесть моего зайца. Веди своих друзей.
Пёс низко поклонился и убежал.
Через полтора часа Пьеро уже ехал — верхом на носороге. За ними следовал мамонт, нагружённый заячьей тушей. Часть её свисала у него изо рта: мамонт оказался всеядным, носорог тоже. Бульдог, сытый и довольный, шёл впереди, разнюхивая путь.
В сумке, где раньше был шоколад, лежала замотанная в тряпьё голова обломинго.