Надежда что-то разбила. Немудрено, в доме полно пузырьков с какими-то мазями и лекарствами. Микстуры, которых не встретишь в современных аптеках.
Крики, брань, всё как обычно. Ада не выдержала и покинула рассадник гнева. Живущие здесь дети хотели поступить так же. Вопли пугали их, да и воздух на улице был таким свежим, не то что кислый чад неубранных комнат. Но им не разрешили, заставили слушать.
Девушка уселась прямо на землю, привалившись спиной к сараю. Она думала.
Эрид засобирался покинуть это место. Со дня на день они должны шагнуть в Коридор времён, хотя Ада терпеть не могла это название. После того, как её душа снова покинула и без того нематериальное тело, медлить дальше дракон не желал. Он говорил, что это опасно и Ада знала, что он прав. Но проститься с трансами ей не хотелось, как бы ужасны они ни были. Туман, расщепляющий душу — это что-то вроде прыжков с парашютом или русской рулетки. Очень страшно, но она хотела рискнуть. Ещё раз.
Для этого Ада спряталась так, что её не смогли найти — если, конечно, искали. Так что путешествие получилось долгим и болезненным. Девушка очнулась сама, с большим трудом, кляня себя за то, что заранее отвергла чужую помощь. В этом упрямстве было что-то извращённое: Ада знала, как плохо ей станет, и осознанно шла на это. Она не забыла, как прохладная ладонь легла ей на щёку и отобрала значительную часть чужой, инородной энергии. Ада была благодарна. Тогда она сразу пришла в сознание, почувствовала себя почти бодрой, почти здоровой и нормальной. И главное — совсем не одинокой. В тот момент она находилась под защитой этого существа, подкреплённой его же участием. Так необычно и здорово. Волнительно до мурашек. Ада даже хотела выразить свою признательность, но всё, на что хватило девушки — это сухое спасибо. В этом была вся она.
Потом они поругались, потому что дракон требовал не погружаться сознательно в транс, а Ада не любила, когда её пытались учить. Романтика едва не перешла в драку. Но как бы хотелось вернуть те странные минуты на чердаке! И именно поэтому девушка сделала всё, чтобы они не повторились.
Теперь, еле оклемавшись, Ада сидела за сараем и размышляла.
Оборотень не собирался медлить ни одного лишнего дня, хотя сначала даже не заикался о скором перемещении. Отношение Эрида к этому вопросу изменилось после случая на чердаке, и теперь оборотень развёл кипучую деятельность. Она, то есть деятельность, заключалась в том, что Эрид ждал какого-то знака. «Прислушивался к ферому», чтобы переход по временному коридору оказался наиболее благоприятным. Ада ни на грош в не поняла в этой колдовской ерунде, но ничего не имела против. Пусть ждёт и дальше, если так хочется, а она пока попробует разобраться со странным предчувствием, которое появлялось всякий раз, как Ада подходила к деревянному дому.
Всё дело в пожаре. Он был, но ещё не случился. То есть пожар произошёл примерно в это время: сто лет назад, плюс-минус года два относительно родной эпохи Ады.
У отца и его родственников девушка выпытала всё, что они знали. Вот и эта трагедия тоже оказалась в копилке семейных преданий. Она запомнила хорошо: погибнет старик, пострадает добрая половина дома. Целиком здание не сгорит, и после пожара люди всё равно продолжат жить на уцелевшей половине с каменными перегородками. Но времена начнутся ещё более чёрные.
— Ты что, хочешь это предотвратить? Плохие новости, принцесса: ничего не выйдет. Нельзя изменить прошлое, даже если в данный момент оно является для тебя настоящим. Иначе я бы попытался исправить то, что натворила твоя мать.
Ада готова была убить Эрида всякий раз, когда он называл её принцессой. Случалось это не часто, иногда даже не было похоже на оскорбление, а словно само вырывалась. Будто дракон оговаривался случайно. И всё равно хотелось убить на месте.
— Но ты же сам наворотил не мало, а? Агата — там, я — здесь, мальчишка тоже. И это называется люди не могут изменить прошлое? Вон, сколько тут намешано времён!
— Я не человек. Меня нашпиговали магией как кекс изюмом, и потому мне кое-что подвластно. И уж поверь, я сполна расплачиваюсь за это, пытаясь хоть отчасти всё исправить. Можно немного перетасовать карты чужих жизней. Но нельзя остановить смерть.
Больше они не говорили на эту тему. Он всё ждал своего сигнала, а Ада старалась держаться ближе к дому, хотя иногда это становилось невозможным: столько криков её нервы не выдерживали. Странно, что дети ещё не стали заиками, как Тоша. Им бы забиться в угол и никогда оттуда не вылезать, а они выбегали на улицу и играли в прятки.
Часы гудели как набат, они бились трёхстрелочным сердцем и внушали беспокойство старику. Дед вскакивал каждый час, чтобы проверить, всё ли хорошо с часами, сдувал пылинки и топтался перед ними на одном месте, не понимая, что его так тревожит. Внешне всё было как обычно: пульс механизма не менял своего законного хода, он не ускорялся и не замедлялся, оставался ровным и сильным.
Для призраков этот звук становился чем-то особенным. Не тиканье. Подземные толчки, которые перекочевали в небо и редким гребнем прочёсывали лес.
Если уж Аде выпало знать, что скоро случится трагедия, разве не должна она предупредить людей об опасности? Тем более, что именно старик вызывал наибольшее сочувствие. Он был таким спокойным по сравнению со старшей дочерью, но и близко не таким пугливым как младшая. Дед просто ждал смерти, лежа на своей лавке и отвернувшись к стене от не стихающих скандалов.
В какой-то момент она в самом деле решила напугать обитателей дома. Когда ты призрак, то грех не воспользоваться этим, да ещё и на благое дело. Научившись с горем пополам у Тоши устраивать вихри и сбрасывать предметы на пол, она с детским энтузиазмом принялась нагонять страх на эту семью. Но той было всё равно. Жизнь слишком покидала этих людей, чтобы они обращали внимание на катушку ниток, которая пять раз к ряду падает, куда бы её ни положили, или на странный ветер, который воронкой закружил листья в центре двора. Воронка вырастала на два метра, струной тянулась к тем, кто её видел и опадала в бессилии им на головы. Ничего. Бесполезно. Даже убедившись, что в дом подвержен нападкам нечистой сила, никто и не подумал съезжать или быть аккуратнее со свечами.
Электричество здесь провели уже давно, только вот перебои происходили чуть не каждый вечер. "Твари е…е!". Надежда загибала любимый речевой оборот и с ненавистью чиркала спичкой. Свет был нужен: заварить чай, сварить картошку, уложить ребятню спать. Нужен, чтобы разлить самогон по тарам и раздать подзатыльники тем, кто засыпать не хотел.
— Да что ты трогаешь их, ведь смирно же сидят, не бегают и не кричат, — в кои-то веки мать решила заступиться за своих детей.
— А чтоб и дальше сидели, и не рыпались.
Свечи стояли на столе, на лавках, на полу. Их задевали и роняли при ходьбе, а бревенчатые стены смотрели на это немо и кровожадно.
— Так, чего это ты, папа, снова вскочил?
В голосе Надежды была угроза. Ей не понравилось, что отец опять подал признаки жизни. Она решила, что он снова сунется к своим часам и обозлилась. А старик всего-то и хотел разомнуть затёкшую спину. Так и сказал — вежливо как умел, но дочери показалось, что он решил ей нагрубить.
И вжали дети головы в плечи. Брань и крики били их не хуже кулаков.
— Вижу я, как ты меня терпеть не можешь, старый хрыч! Да будь твоя воля, ты б меня на улицу выгнал! Вы же с матерью всегда любили младшую, а меня поедом ели. А кто теперь вас кормит, тебя и потаскушку эту с её выводком? Отвечай. Она? Нет, я кормлю! На мне всё.
Дед молчал и только с тоской глядел на любимые часы. Он не боялся Надежды, в отличии от остальных, кого судьба забросила под одну крышу с этой женщиной.
Зачем Ада всё это слушала? Ну зачем не уходила в лес, или ещё куда-нибудь? Но ведь они ей родные. Люди, передающие уныние по наследству.
Девушка продолжала приходить и сидеть тут долгими ночами. Она приноровилась задувать свечи. Кошки шарахались в сторону, дети визжали и говорили, что в избе завёлся домовой. Священник, который согласился окропить дом святой водой, был чуть ли не того же мнения. Отче с горечью посмотрел на самогонный аппарат и неопрятность жилища, и посоветовал почаще выпускать детей на улицу. Не мудрено: в доме стоял такой духан, что Ада не понимала, почему никто не падает в обморок.
Потом свечи заменили на несколько керосиновых ламп. И девушка смирилась: она не сможет напугать людей настолько, чтобы они отсюда уехали. День пожара близился — с каждой едва не опрокинутой керосинкой. Почему-то взрослые обращались с такими вещами с меньшей осторожностью, чем дети, словно преднамеренно бросали вызов опасности. Жизнь у них была тяжёлой и безотрадной, а в отместку никто не заморачиваться с тем, чтобы беречь её.
Ада не выдерживала и уходила. Она слонялась по улицам и плутала по лесу. Иногда кто-то вырастал у неё на пути, и девушка вспоминала о своих товарищах по несчастью. Прекрасно, что у неё остались те, с кем можно поговорить. Но их отдаляло то, что они не поддавались дурным предчувствиям. А стоило только забыться, глядя на весёлого пострелёнка или любуясь точёным профилем дракона, как она вспоминала о людях в доме и мрачнела со скоростью света.
— Прекрати, — требовал Эрид. — Я знаю, это тяжело. Сам когда-то не сумел спасти одного вредного старика, моего единственного друга. Моя вина куда больше твоей, но я продолжаю жить. Так ли ты уверена, что пожар случится в скором времени?
Уверена она не была, только легче от этого не становилось. По ночам Ада прислушивалась к звукам леса и зябко скручивалась клубком у дерева: в шуме веток ей постоянно мерещился холодный бой часов.
Что ей были эти люди? Пусть бы умирали, как предрешено. Ведь на самом деле они умерли задолго до её рождения. На самом деле, признаки — это они.
***
Это случалось внезапно. Любое событие в монотонной и замкнутой жизни привидений было как гром среди ясного неба.
Они сидели все вместе, втроём. Тоша спрятался в шалаш и читал свои затертые до дыр сказки, Ада смотрела в небо, запрокинув голову и вытянув ноги. Ботинки, на которые ушло две стипендии, увенчали собой поваленное грозой деревце. Эрид тоже сидел, прикрыв огромные глаза. Человек как человек. И не скажешь, что может отрастить крылья и клыки, да плюнуть молнией.
Все молчали. На душе было почти что спокойно. Ада даже не порывалась вскочить и отправиться на прогулку — куда угодно, лишь бы только одной.
Вдруг оборотень встрепенулся. Секунду назад расслабленный и похожий на спящего, он открыл глаза и в упор посмотрел на Аду. Девушке стало не по себе, но у неё было слишком отрешённое настроение, чтобы угадать подвох.
— Нам пора уходить. Сейчас лучший момент, чтобы открыть Коридор времён.
Она покачала головой. Тоша высунулся из шалаша и с беспокойством глядел на них, округлив глаза и смешно подняв брови.
Вернуться. Чтобы снова оказаться в своей эпохе, стать видимой и оставить своих предков умирать. Вот так вот просто. Ада даже не совсем поверила, что это серьёзно.
— Ну, ещё пять минуточек…
— Нет.
Томная лень уступила место тревоге. Почуяв, что запахло жареным, вылез из укрытия мальчишка. Он привык, что двое взрослых время от времени начинают спорить и с интересом ждал развития событий.
— Я не могу… Как же я их брошу?
Дракон проследил за её рукой, которая дёрнулась в сторону городка. Он был прекрасно осведомлён о её моральных пытках, но не понимал их. Ада растерянно смахнула кудрявую чёлку с глаз, и затравленно посмотрела на Эрида.
Поняв, в чём дело, ребёнок подпрыгнул на метр и плюхнулся рядом с оборотнем. Тоша снова грыз ноготь, что свидетельствовало о крайнем нетерпении.
— М-мы пойдём? Мы правда-преправда отправимся в д-другое время?
Он стал заикаться значительно меньше. Иногда — когда Тоша не нервничал, он говорил почти без дефекта. Глаза мальчика горели, щёки пылали здоровым румянцем. Маленькие кулаки вцепились в кожаный рукав: Тоша требовал ответа, и оборотень усмехнулся. Он лениво попытался отцепить от себя ребёнка, но у него ничего не вышло. Тогда Эрид растрепал и так лохматые волосы и улыбнулся чуточку добрее.
— Пойдём. Но сначала Ада должна согласиться.
Пацан будто торнадо отлетел от мужчины и вцепился уже в Аду.
— Ну пожаааалуйста-аа…
Он не вопил как другие дети, которые хотят чего-то получить — а жалобно просил. Умный ребёнок. Да дело тут и не в прихоти, а в том, что тридцать лет заключения на одном пятачке земли — слишком тяжёлое испытание. Любой бы только и мечтал сбежать отсюда. Разве вправе Ада отнимать у этого ребёнка единственную надежду на то, что призрачный кошмар наконец-то закончится?
— Мне надо подумать.
Опустив голову, загребая пятисантиметровыми подошвами, девушка поплелась в неизвестном ей самой направлении. Уйти далеко ей не дали. Сразу два препятствия — высокое и пониже — преградили дорогу. То, что повыше, выставило руку, и девушка поздравила себя с зачатками пресса на животе. Таранить мягким пузом чьи-то железные конечности мало того, что не эффективно, так ещё не эстетично. А Тоша уже мёртвым буксиром повис у неё на руке. На этот раз побег не задался.
— П-пожалуйста! С-соглашайся! Ты же хочешь увидеть своих родных и друзей, а ещё выспаться!
Мальчик бил по больному: уснуть хотелось безумно. По-настоящему видеть сны, а не впадать в пугающий транс. Тоша так просил, что сердце Ады — нет, не дрогнуло — но начало склоняться к мысли, что возможно стоит перестать упрямиться.
— Я не знаю, — пробормотала она, не поднимая глаз. — Я правда… Я, ну…
Она сунулась было куда-то в сторону, но не вырвалась из двойного капкана. Совесть и жалость требовали остаться: ребёнок отчаялся увидеть свободу. Мягкий баритон убедительно доказывал бессмысленность упрямства. Детский лепет ему помогал. Мальчишку Ада не слушала: она ему сочувствовала и была не против помочь. Этого достаточно. Но в том, что говорил Эрид она нуждалась: Ада была человеком, которого надо убеждать. Она часто не могла сама решить, что правильно и потому полагалась на других, если они только могли достаточно складно заменить её мысли своими.
Эрид умел говорить. Если хотел. Обычно он делал это небрежно, не заморачиваясь с подбором слов, которые всё равно сами собой складывались наилучшим образом. Сейчас оборотень видел, что девушка колеблется. Понимал, но осуждал её. Однако пошёл против собственных правил, не стал грубить и засунул своё осуждение подальше. Запер на тяжёлый замок и принялся по полочкам раскладывать, почему Ада должна довериться ему и покинуть призрачный мир. Эрид наводил порядок в её голове, Ада улавливала суть, но не запоминала слов. Но по крупинке, по песчинке девушка соглашалась. Может быть, это какая-то драконья магия? Пожалуй, нет. Ей просто и самой хотелось поступить именно так. Только мешали сомнения.
— Оставь в покое прошлое, удели чуточку внимания настоящему. Оно там — в будущем, и я знаю, как бредово это звучит. Твоё настоящее покрывается пылью и мхом, пока ты мучаешь себя из-за призраков. Нечего так смотреть. Настоящие призраки они, а не мы: наше с тобой время является ведущим, просто в разных параллелях. Его ещё можно изменить. Всё остальное — прошлое, в котором ты бессильна. Можешь только смотреть, а заодно смеяться или плакать. На твоё усмотрение.
Она отнекивалась ещё какое-то время. В конце концов Ада перестала сопротивляться и даже чуточку повеселела.
— Всё, успокоилась? Вопросы ещё есть?
Ада тряхнула головой. Короткие кудряшки весело запрыгали над глазами. Вроде бы как нет, никаких вопросов, ничего такого. Разве только… Ада посмотрела на стоявшего рядом Тошу и перевела хитрый взгляд на дракона. Тот сразу заподозрили неладное.
— Хорошо, я согласна на перемещение, только скажи сначала кое-что. Ты это, в динозавра можешь превратиться?
***
Ада вдруг поняла, что стоит у подножья холма, а дракон и мальчик находятся рядом, но уже не удерживают её. В этом же месте она пришла в себя, когда впервые прошла по Коридору времён. Выжженное пятно никуда не делось, и собаки выли, пробегая мимо него. Это случилось целую вечность, месяц назад. Точнее полтора. Бой часов доносился из дома на холме. Звук, который они не могли слышать на таком расстоянии, но слышали.
Ада не сумела предотвратить пожар. Прошлое менять нельзя. Девушка как мантру повторяла слова оборотня, чтобы не сорваться, и не убежать. Она ведь и так пыталась до последнего. Задувала свечи, пугала живых. Те, конечно же, не поняли. Быть призраком так нефункционально.
Всё-таки дед очень стрый, да и умрёт не от огня, а от дыма. Ада на это надеялась. Он особо жить и не хотел. Здесь никто не хотел, разве что дети. Почему она стала говорить о них в прошедшем времени? Ада так и не смогла никого из них полюбить, но привязалась. Всю жизнь она мечтала увидеть своих предков с фотографий, и вот с исполнившейся мечтой уже пора прощаться. Остался привкус горечи и тиканья часов. Не таким уж увлекательным оказалось это путешествие: слишком много грязи и криков.
Ада знала, что дракону не нужно её согласие, чтобы перенести их троих в нужную эпоху. Но оборотень принципиально его ждал. Девушка покосилась на Тошу и под взором счастливых карих глаз неуверенно кивнула.
Эрид достал из кармана какую-то склянку и пальцами её раздавил. Стекло лопнуло и впилось осколками в кожу. Ада с мальчишкой охнули дважды: сначала от неожиданности, потом поняв, что вместо красного содержимое флакона смешивается с золотым.
Это происшествие отвлекло Аду от тяжких мыслей. Она не успела заметить, как Коридор времён открылся. Девушка бездумно шагнула в этот портал, забыв кинуть прощальный взгляд на дом, в котором жили, плакали, ненавидели и заводили часы её предки. В последнюю секунду она спохватилась, но чёрное плечо закрыло ей ненароком обзор.
Ада не увидела, как за спиной Эрида первая стройка дыма поднималась от деревянной постройки. Она возвращалась домой.