Оборотень внял совету Нердала и не привлекал внимания. Это было сложно: люди то и дело шарахались от него как от чумного, едва заметив на пороге. Драконы вели себя немногим адекватнее простых смертных, и то обходили десятой дорогой, то лезли с идиотскими вопросами — прощупывая, впрочем, каждое своё слово. Эрид старался отвечать по возможности любезно, но часто срывался и начинал язвить, показывая те черты своего характера, которые когда-то успешно маскировал остроумием. Придворные красавицы заглядывались на него лишь через раз, опасаясь болтаться под ногами у неуравновешенного оборотня, а дворцовые интриганы больше не пытались утянуть в свои сети. Такой оказалась репутация монстра, отсидевшего срок в темнице. От широкой общественности этот факт постарались скрыть, но при дворе знали все, как знали и то, что юную принцессу не просто так выдворили на Чёрные острова раньше срока.
Необъяснимо, но факт: в то время как остальные отдалились от дракона, один человек сумел наладить с ним контакт. Им оказался лорд-адмирал, которому много лет назад Эрид прокусил плечо. Конечность спасли и пришили, хотя и не смогли вернуть былых возможностей. Адмирал долгое время, как и положено в таких ситуациях, ненавидел обидчика и утешался настойками. А тут вдруг перестал кидать яростные взгляды и даже провёл краткую лекцию относительно шаткого положения в королевстве. Конечно, приятелями они не стали, но старый вояка видел, что место вспыльчивости заняла угрюмость, и оборотень уже способен хоть иногда думать о стране, а не о том, как поизощрённее плюнуть в лицо аристократии. Сам адмирал не забыл, что когда-то стал для Эрида объектом демонстрации — дракон показал на нём своё отношение ко всем им. Но советник больше не хотел вражды. Он придерживался мнения, что ненависть будет отвлекать от насущных проблем, а неосведомлённость не позволительна для того, кто однажды ближе всех станет к подножию трона. И посему провёл ещё парочку лекций, не отрываясь от рюмки. Эрид терпеливо всё выслушал и даже что-то попросил разъяснить.
А руку лорд-адмиралу всё-таки заменили, теперь у него был металлический протез. В перерывах между гонкой вооружений со скельтрами и пьянством, он показывал фокусы на светских приёмах. Дамам особенно нравилось, когда титановые пальцы неуклюже стирают в порошок хрустальные и фарфоровые сервизы. Им казалось это милым. Постепенно среди прислуги появилось правило не оставлять хрупкие вещи там, где отдыхал адмирал, благо серебряные кубки были не менее популярны во дворце, чем стеклянные бокалы. Пожилого мужчину не огорчали эти уловки, тем более, что у оборотней были похожие проблемы: часто, не рассчитав силы, они что-нибудь ломали, но на это уже никто не обращал внимания. А в новой механической конечности адмирал души не чаял. Она ему нравилась даже больше прежней.
Может, в этом таилась причина того, что он внезапно потеплел к дракону? Оборотень удивлялся перемене. И от удивления даже забыл, что при дворе до сих пор в моде рассказ о жутком нападении на лорд-адмирала.
Замок Эрид никогда не любил, но всё-таки часто посещал его, ожидая, что вот-вот произойдёт какое-то движение, поворот в судьбе — в его, а может и не только. Но наведывался и в другие места. Всё те же таверны, площади, улицы. Дракон бродил среди людей и безучастно наблюдал за ними. Всё было привычным и, чтобы окончательно не раствориться в знакомых стенах, он начал искать что-то новое: уголок, в котором прежде не бывал. Новый не столько по внешнему наполнению, сколь по смысловой нагрузке. И потому забрёл как-то в церковь, где ноги его сроду не было.
Она притулилась в небольшом закоулке, среди торцов скромных, опрятных домишек. Острые шпили двумя рогами прокалывали небо, но не создавали мрачного впечатления, а приятно контрастировали с опутавшим соседние стены виноградом. Солнце ласкало зелёные листья, а на колокольне истошно орали птицы: мелкий, хамовитый ворон задумал нападать на живущее там семейство голубей.
Удивляясь самому себе, Эрид направился внутрь.
Собор, как его по непонятным причинам называли горожане, встретил молодого человека полутьмой. Тройка прихожан как раз направлялась к выходу, и дракон решил, что он единственная живая душа среди скамеек и статуй неизвестных ему святых. Эрида привлекла белая крылатая фигура, стоящая особняком. Узкое витражное окно выхватывало её из тьмы и покрывало разноцветными бликами. Крылатый человек, посланец небес. Люди таким поклонялись, но иначе, чем оборотням: их-то сторонились и боялись. А ведь и монстры умели летать и были способны на добрые дела. Охраняли королевство, но воспринимались лишь как эффективное оружие, а не как живые существа. Их оскаленные изваяния были символом устрашения, а не веры. Чудовища, вестники смерти и огня — такими видели люди драконов.
Как будто в подтверждение этого, их отгородили от церкви. Некоторые проповедники утверждали, что у драконов нет души и, порождённые проклятием, после смерти они уходят в небытие. Будь их воля, они бы стёрли монстров с лица земли, но семейство Астор никогда не позволит этого сделать. Такими игрушками не разбрасываются. Клирикам пришлось довольствоваться тем, что ни на одном религиозным празднике оборотни не присутствовали, а простые люди относились к ним как адскому отродью. Тем, кто был познатнее, позволялось водиться с чудовищами, если им так уж этого хотелось. Во дворце свои правила и то, что всему королевству кажется грешным, вызывает здесь болезненный интерес. У придворных накопилось достаточное количество и более страшных проступков.
Эриду захотелось разрушить статую, но шорох в глубине храма отвлёк его. Оборотни мгновенно реагируют на любой звук. Чей-то мягкий голос сказал — не столько спрашивая, сколько утверждая:
— Вам нравятся скульптуры?
Тот, кто это произнёс, явно гордился застывшими в мраморе и гипсе украшениями собора — той особенной, возвышенной гордостью, которую позволяет религия. Он был тихо счастлив при мысли о том, что нашёлся ещё один человек, разделявший это мнение.
Из теней показался священник в сером облачении. Он оказался удивительно молодым. Вернее, так решил дракон, который обладал довольно скудными сведениями о служителях церкви, и полагал, что все пасторы должны быть старыми и седыми. Эрид ничего ответил и самым невежливым образом уставился на человека. Дракон ждал, когда тот смутится или недовольно нахмурится, но добродушная улыбка не сходила с открытого лица.
— Иногда мне кажется, что способность создавать такие вещи — куда большее чудо, чем умение летать, — кивнул на ангела пастор.
Статуя стала выглядеть какой-то обиженной. Замечание показалось Эриду достаточно интересным, и он всё же соизволил заговорить.
— Люди могут научиться искусству. Но крылья им не отрастить никогда.
Священник бесшабашно махнул рукой, совсем как мальчишка. "Да, однако они научились строить машины, которые поднимают их к облакам". Кажется, он много размышлял о крыльях и полётах. Большие голубые глаза, один из которых немного косил, смотрели на Эрида как на старого друга. Дракон молчал. Эти люди положительно скоро свихнутся, восторгаясь своими коптящими небо тарахтелками. Воспоминание об Агате неприятно обозначилось на краю сознания. Эрид пристально смотрел на пастора. Коротко стриженные каштановые волосы, низкий рост и какие-то по-женски припухлые руки. А ещё — ужасно лопоухие уши. Одним словом, ходячая добродетель. Как изменится её лицо, узнай она, кто переступил порог собора?
— Вам известно, с кем вы говорите?
Эрид перестарался, напуская яда в свой голос. Уже по одним шипящим ноткам можно было провести параллель со змеёй, а там уже и до правды недалеко. Дракон заранее предвкушал, как округлятся эти наивные детские глаза, и злая морщинка рассечёт лоб. Что сделает святоша — отшатнётся, переполняясь отвращением? Или сдержанно, скрывая страх, попросит удалиться? Священник выбрал третий вариант.
— Знаю-знаю, вы — человек-дракон! Я видел вас на празднике пару лет назад. Моё семейство, по удивительному стечению обстоятельств, оказалось на галерее замка Шамбри. Королева и её дочь прошли совсем неподалёку от нас, а вместе с ними вы и другие, эм, люди-драконы.
— Вы можете не стесняться использовать слово "оборотень". Для нас в этом нет ничего оскорбительного, — выдавил Эрид.
Это чудо природы знало кто он и не только не закатило истерику, но ещё и умудрялось мило болтать. "С семейством, значит" — пробормотал дракон, не зная, чем ещё заполнить паузу.
— Да-да, у меня мудрая жена и две прекрасных дочки четырёх и семи лет!
Невзрачный человек в серой рясе сам походил на ребёнка или, в лучшем случае, на монаха не от мира сего. Но уж точно не на главу семьи. Он по-прежнему светился добротой и это начинало раздражать.
— Почему вы не боитесь? Почему не прогоняете меня?
Пастор удивился.
— Вряд ли обычный человек сможет прогнать дракона. А бояться — зачем? Может быть, из-за тяжёлой жизни вы привыкли искать ссор. Я делаю такой вывод из вашего вопроса, — поспешил объяснить он. — Но если честно, я просто не думаю, что вы появились здесь, чтобы убить меня или обрушить своды этой скромной обители. Вообще-то люди приходят сюда за утешением и надеждой. Но я не обижусь, если окажется, что вы просто ошиблись дверью или заглянули, повинуясь любопытству. Ну а если вдруг решите всё-таки отнять мою грешную жизнь, то моя вера учит, что смерть — всего лишь переход в царство вечности. Очень удобно, как мне кажется: для страха просто не остаётся места.
Эрид задумчиво потёр подбородок, что-то припоминая.
— Ну да. Я слышал нечто подобное.
Сам он никогда особо в это не верил, но и не спешил опровергать. Кто знает, куда там попадают людские души, покинув хилые тела. В какие загадочные миры ведут врата склепов? Самим драконам не видать ни могил, ни надгробий. Они становятся пеплом и водой, вливаясь в озеро, впитываясь в огненную гору, из которой некогда вышли. Могут ли оборотни рассчитывать на достойную альтернативу людским представлениям о «том свете»? Может быть, стоило придумать свои рай и ад. В одном нет боли и ветер ласкает крылья, а в другом — прелестная девочка с золотыми глазами отдаёт приказы об убийстве.
— Нам запрещено убивать людей просто так, если вы не знали.
— Прекрасная новость!
Дракон прожигал взглядом случайного знакомого. Он снова, на этот раз неосознанно, понизил интонацию. Низкий вкрадчивый голос пробирался по собору как вор, как туман из преисподней. Слова звучали медленно, почти шёпотом. Мужчина не понимал, почему встретил такой радушный приём, не верил и сомневался, каждой фразой пытаясь изобличить обман. И вместе с тем надеялся, что ему не удастся этого сделать.
— Маленький и странный человечек. Тебе следовало ужаснуться, что проклятое существо вроде меня посетило твой храм, но ты не сделал этого. Мой род считается обречённым на вечную смерть, люди присвоили себе право на бессмертную душу, и лишили его нас! Нам не позволено ступать в места, подобные этому. И всё же ты приветствуешь меня и не выказываешь недовольства. Скажи, да что это с тобой не так?
Молодой пастор смешно дёрнул оттопыренными ушами.
— Я думаю, у всякой разумной твари есть разумная душа. Те, кто утверждают обратное, либо невежественны, либо очень злы. Нет ни одного эдикта, воспрещающего оборотням заходить в храмы. Я проверял. Вы всего-навсего не участвуете в церковной жизни, ограничиваясь светской. А люди уж раздули из мухи слона, в чём им помогли некоторые воинственно настроенные епископы. Разве небеса разверзлись, когда вы переступили порог?
— Нет. Но, теоретически, я мог бы это устроить…
Священник на мгновение завис, а потом понял, какую неподходящую метафору выбрал в разговоре с монстром, в чьей власти распоряжаться молниями. Он тихо рассмеялся — словно бусины посыпались на стёртые плиты храма.
— В любом случае, ничего страшного не произошло. Вам тут рады, как и всякой живой душе.
Женская фигура в чёрном плаще мелькнула в дверях и нырнула на одну из лавок в заднем ряду. Прихожане не особо торопились заполнить свой приход, но всё-таки иногда заглядывали. Дракон нехорошо улыбнулся.
— А вы ведь еретик.
— Немного, — кивнул священник, по-прежнему невозмутимый.
В двух словах он поведал Эриду о том, что изначально должен был служить в кафедральном соборе, на одной из главных площадей Йэра. Но из-за «легкомысленного» отношения к некоторым вопросам, его убрали с глаз подальше на окраину города, что ничуть не огорчило семейство пастора. На маленьких улицах меньше дыма и опасных машин, а соседи всё ещё знали друг друга по имени и отлично ладили.
Женщина в накидке сидела сосредоточенно, поджав губы. Эрид хорошо её видел, невзирая на расстояние и полумрак. Прихожанка пристально глядела на одну из статуй, изображающую некую святую. Требовательность и смирение соединялись в напряжённую, безголосую мольбу. Дракон вспомнил о мраморном ангеле, который привлёк его внимание, когда он только пришёл сюда.
— Вы сказали, что я не разрушу храм, но не далее четверти часа назад я раздумывал над тем, не разнести ли на куски одного из ваших идолов.
Он пытливо всматривался в молодое лицо, всё ещё не теряя надежды разочаровать нового знакомого. Всплеснув пухлыми руками, священник в ужасе посмотрел на Эрида снизу-вверх.
— Умоляю вас, не надо! Скульптор, сделавший их сорок лет назад, до сих пор сюда заходит, нельзя, чтобы он увидел порчу своего труда. Огорчать старика — дело последнее. Да, кстати, идол — слово некорректное. Но думаю, вы об этом знаете, и специально выбрали его, чтобы ввести меня в искушение.
— Я предпочитаю искушать женщин, хотя подозреваю, что речь о другом.
Ему очень хотелось смутить священника, но тому всё было как с гуся вода. Дракон сдался.
— Ладно, — он важно махнул рукой. Годы скитаний не сделали жесты более грубыми, а последняя неделя во дворце освежила придворные замашки. Хотя в целом Эрид стал резче, что напрягало людей. Но как бы его ни сторонились, никто не забывал, что дракону полагаются такие же почести, как и родственникам королевы. — Так и быть, статуи не пострадают.
— Вот и славно!
— Я подожду, пока скульптор умрёт и тогда разрушу сразу две.
Пастор хитро прищурился и снова засмеялся. Он уловил нотку сарказма не только в самой фразе Эрида, но и в еле заметной ухмылке.
Золотые глаза когда-то тоже умели смеяться, как и губы, только теперь дракона постоянно тяготили мрачные мысли. В самом деле: людям должно становиться не по себе под таким взглядом. Неестественный цвет, завораживающий, даже пастор залюбовался. Лицом и фигурой оборотень походил на языческих божков. Тёмные волосы слегка вились, доставая до плеч, а профиль мог переплюнуть аристократизмом самого чистокровного герцога. Сколько зависти Эрид вызывал бы, даже принадлежа к обычным смертным. И как много ненависти и презрения получал, находясь на своём почётном месте, в такой близости к трону. Священник слышал много удивительных и печальных вещей об этом драконе и удивлялся: не смотря на все невзгоды, мужчина сохранил крупицу веселья. Зла в нём было меньше, чем в иных людях.
— Могу ли я что-то для вас сделать, кроме как помолиться?
— О, это навряд ли.
— Тогда ограничимся этим. Раньше я просил небеса за её величество и её дочь. Теперь буду и о вас, Эрид, что бы вы там об этом не думали.
Священник был серьёзен, давая это обещание. Дракон не сомневался, что он его выполнит.
— Я думаю, что это не поможет ни мне, ни моей торитт, ни её матери. Но воля, конечно же, ваша.
Много предрассудков слышал пастор об оборотнях и их властелинах. А правду он видел в одном: все они своенравны и имеют склонность быть несчастными.
— Поможет. Хотя бы чуточку. Ваш крылатый народ и венценосную семью окружают несметные соблазны и испытания. Я человек далёкий от двора, и не очень разбираюсь в вашей жизни — но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это. Власть приносит столько бед, — вздохнул коротышка и мужественно поднял взгляд. — Какое счастье, что меня определили сюда, а не в кафедральный собор! Чем ближе люди к замку Шамбри, тем больше они проникаются ядом власти. При этом даже не важно, кто они, даже слуги кичатся величием господ. А тут так хорошо… Ведь вы зайдёте как-нибудь ещё? Этот дом божий, покуда я несу здесь службу, никогда не закроет двери даже перед тем, кто, как люди говорят, проклят. Не отвечайте, не надо. Просто когда-нибудь вспомните мои слова. А меня, к сожалению, ждут дела. Точнее, к радости! Ведь моя служба в самом деле доставляет мне радость!
Лицо пастора озарила светлая улыбка. Когда он улыбался, то не выглядел дурашливо, как это случается с людьми его внешности. И он не был навязчив, чего опять-таки Эрид не ожидал от церковника. С этим человеком можно иметь дело, только как жаль, что встретились они слишком поздно. Раньше оборотень ещё мог помыслить если не о дружбе — всё же по сравнению с Алонсо священник недостаточно циничен, а дракон сближался с людьми именно на этой почве, — то о чём-то похожем на дружбу.
В собор вошли две старухи. Они явно пришли за советом, а может за исповедью, и смотрели в их строну. Пастор кивнул им и собрался уже подойти, но прежде чем покинуть Эрида, сделал в его сторону какой-то знак.
— Это что, какой-то заговор?
Дракон уже успел привыкнуть к тому, что его собеседника невозможно шокировать даже самыми крамольными замечаниями. Тот по своему обычаю только обрадовался.
— Это благословение. Но заметьте себе: только на хорошие дела. Может быть, когда-нибудь вы проявите доброту и не станете издеваться. И тем самым поможете выбраться из мрака какой-нибудь заплутавшей душе. Дадите теплоту ей и надежду. Ну, знаете, как это бывает…
— Нет. Не знаю.
Больше они ничего друг другу не сказали. Пастор вздохнул, улыбнулся и поспешил к старухам, чудом ухитряясь не спотыкаться в своей рясе. Оборотень задумчиво проводил его взглядом и медленно побрёл к выходу. Он не обернулся на скульптуру ангела, хотя и хотел было рассмотреть ещё раз мраморные крылья и кротость, соединённую с воинственностью в одном лице. Он был уверен, что больше никогда не вернётся сюда. Благословивший его человек заслуживал всего того, что ему обещали священнее книги. Возможно когда-нибудь дракон и правда вспомнит об этой встрече не с тоской, а с теплотой. Жаль только, что его будущие деяния, какими бы они не оказались, хорошими не будут. Драконов создавали не за этим. А затем, чтобы они подчинялись чужой воле.
Благословение пропало в пустую.