Солнечная ртуть

Глава 32

Помимо рубашек и белья, у Лиры в рюкзаке был упрятан ещё и добротный плащ коричневой шерсти. Его капюшон с лёгкостью укрыл золотые косы Агаты, которые она для верности стянула лентой — как делала это, проводя опыты с механизмами. Гогглы Лиры перекочевали на лицо Агаты, так что ничего теперь не выдавало в ней дочь королевы.

— Ссутулься, что ли! Ты идёшь слишком важно. И старайся, чтобы платье не выглядывало из-под плаща — оно сильно бросается в глаза. Вот так. А туфли… пройдись-ка по той луже!

Агате казалось, что плаща и гоггл было вполне достаточно для маскировки, но спорить не стала. Никто не обратил внимания на двух сутулых служанок, прошедших через ворота. Наверное, выступай они как павлины, людям всё равно было бы начхать: все бежали по своим делам, бранились, выкрикивали приветствия знакомым и поудобнее перехватывали корзины и тележки.

Лира уверенно вела подругу за руку, ни разу не оглядываясь на замок, в который мечтал попасть любой человек — будь то провинциальный аристократ или столичный простолюдин. Принцесса прежде не гуляла среди простого народа, и вообще за пределы замка выходила не иначе как в сопровождении свиты. Теперь она всё время норовила отстать, не умея как следует лавировать в толпе, и боялась наступить на снующих под ногами металлических зверушек-почтальонов. Лире приходилось буквально тащить её. Но стоило только пересечь мост и свернуть в сторону от широкой мощёной дороги, как стало просторнее. Дождь уже закончился, и слева от моста вдоль глубокого рва тянулась зелёная полоса искусственно выращенной травы. Она не боялась ни ног, ни колёс, ни дыма. По ней то и дело проезжали самоходные кареты и проходили праздные гуляки. Иногда забредали лошади, волочащие телеги. Но сегодняшняя сырость сократила количество транспорта и людей на лужайке. Только несколько колясок стояло метрах в двухстах, и среди них — кибитка. Жалкая и кособокая, с прохудившейся кожей, натянутой на полукруглый каркас. Какие-то символы — некогда пёстрые, а теперь едва различимые — украшали её. Но в целом это сооружение имело вид достаточно крепкий. Рядом с ним стояли двое — женщина и мужчина средних лет. Завидев их, Лира бросила тяжёлый мешок на землю и понеслась им на встречу. Акробатка на ходу несколько раз сделала сальто, а потом бросилась обниматься. Она ни на день не забрасывала тренировки, пока жила в замке и это было заметно. Агата, оставшись одна, немного потопталась на месте, потом подняла мешок и, держа его одной рукой, пошла в сторону воссоединившейся семьи. Какие забавные люди, как непринуждённо они радуются друг другу! Если бы принцессе вздумалось пройтись колесом по тронному залу — родителей бы это удивило, но меньше, чем если бы Агате взбрело в голову их обнять.

Опекуны оказались в точности такими, какими их описывала Лира. Оба плотные, Рамон — хитроватый, а Ильда добродушная. Костюмы на них были странные, как будто оба уже несколько лет носили карнавальную одежду по-домашнему. Лица простые и открытые, а волосы чуть тронуты сединой. Они встретили принцессу с улыбками. Приёмная дочь просветила их на счёт того, что её новая подруга мечтает отправиться в дорогу. Эти двое любили свою бедную жизнь и придерживались мнения, что если кому-то хочется бросить свой дом, каким бы богатым он ни был, и присоединиться к бродячему цирку, то его надо поддержать в этом намерении. Супруги ценили свободу передвижения, жизнь на одном месте казалась им странной. Вместе с другими артистами цирка они чтили Великую Бесконечную дорогу. В общем, были они со странностями, и потому с радостью приняли Лиру обратно в свою секту, а заодно и удравшую девочку. Хотя во всех остальных вопросах они казались разумными и практичными.

— Скажи-ка нам одно, дитя, твои родители тебя любят?

Окажись ответ положительным, совесть этих людей потребовала бы призвать Агату подумать дважды. Но ответ был очевиден.

— Нет.

— Тогда разговаривать нечего. Бесконечная дорога примет тебя. Залезайте обе в кибитку, чем быстрее мы уедем от замка, тем лучше. Ах да! Как тебя звать?

Риерда? Теона? Алтея? Аглая? Мысли принцессы неосознанно крутились вокруг традиционных имён Астор, особенно тех, что начинались на «а». Всех своих дочерей Сиена нарекала по первой букве алфавита. Но королевские замашки не годились, нужно было что-то более лёгкое и привычное для простых людей. Решение пришло быстро — словно невидимая фея шепнула на ухо принцессе:

— Анна.

Как интересно пробовать на вкус это слово. Вот так и начала разрушаться старая жизнь. Выбрать новое имя всё равно как сбросить старую кожу.

— Будем знакомы, — кивнули ей, а затем хлопнули по плечам — сразу по обоим. У женщины рука была мягкой и тяжёлой, у мужчины — жилистой и стальной. Для того, чтобы привыкнуть к манерам циркачей, принцессе потребуется немало времени. А вот с выбранным именем девочка уже почти срослась и всё повторяла про себя: Анна, Анна. Одинаковые согласные сталкивались и отскакивали друг от друга. Это имя-игра захватило Агату, погрузило в состояние, подобное трансу. Её совсем не волновало, куда её сейчас повезут по этой их «бесконечной дороге».

Ильда также залезла в кибитку, а Рамон взялся управлять лошадью. Где-то за пределами Йэра их ждала остальная труппа, с которой акробаты встретятся ближе к ночи.

До окончания предполагаемого урока астрономии было ещё где-то полчаса. Плюс двадцать минут на дорогу к покоям. Пока что её не хватятся, ну а потом… Принцессу мало волновало, что будет потом. Она просто отправилась в путь и верила, что единственная проблема — желание Лиры открыть опекунам её настоящую личность. Но пока что всё было мирно. Акробатки — юная и взрослая — болтали о людях, которых Агата не знала, обсуждали планы на будущее и периодически втягивали её в разговор. Девочка не возражала, ей было приятно их общество, хотя слой пепла в душе по-прежнему притуплял все чувства. Семья бродячих артистов не могла не замечать меланхолии своей новой спутницы, даже Рамон, то и дело отпускавший безобидные шутки со своего места на козлах, время от времени бросал на неё странный, внимательный взгляд, когда заглядывал внутрь повозки. Лира же успела свыкнуться с настроением принцессы. Она не видела её до травмы и подружилась уже не с бойкой и капризной ровесницей — а с грустной. Почему-то это зацепило циркачку. Она видела в Агате человека, которому следует помогать улыбаться. А Агата видела в ней отражение себя прежней, какой она могла бы быть, живи принцесса на свободе, а не в золотой клетке. Но всё-таки больше всего объединяло другое: обе нуждались в простой подростковой дружбе.

Тем временем кибитка стенала и тряслась. Первые полчаса девочка морально готовилась к тому, что повозка разломится, и лошадь сломает ноги в первой же канаве. Разве на этом убежать далеко? Но в скором времени её высочество убедилась, что была не права: ехали они достаточно быстро, а к скрипам и цоканью копыт оказалось не трудно не только привыкнуть, но даже проникнуться симпатией к этим звукам. В самой кибитке, снаружи больше похожей на кошачий домик, чем на что-либо ещё, хватало места всем, и даже оставалось свободное. В центре стоял припаянный к полу узкий и низкий стол, похожий на широкую скамью. Вокруг него были раскиданы разноцветные подушки и одеяла, а у самых стен стояло несколько миниатюрных сундуков. А так же один большой — с резным орнаментом, блёстками и бахромой. Снаружи к деревянному корпусу повозки крепились баулы и ящики, тщательно укрытые от непогоды. Под сводчатым потолком болтался фонарь, навевавший мысли о церковных витражах. Оранжеватый свет колыхался в ритм стуку копыт и колёс. Над фонарём, в самом центре грязного тента, чётко проступали прожилки. Агата воровато поглядела по тёмным углам и заметила колоду сальных карт, стопку бережно сложенных книг и ящик, полный пружин, заклёпок и железных пластин. Всё больше нравилось ей здесь. В тесноте, как говорят в народе, но не в обиде. Агата обнаружила себя в непривычном положении: никто не заискивал перед ней, хотя все понимали, что она как минимум из столичной знати, и никто не смотрел свысока — то есть не смотрел как мать или Нердал. Одним словом, не родственники и не слуги. Странно, что ей повезло нарваться на таких добродушных людей. Агата понимала, что мир за пределами замка бывает очень жесток, но первое впечатление оказалось волшебным.

— Шевелись-ка, жеребёнок, пошустрей, а не то куплю тебе ржавую замену!

Старая кляча ну никак не тянула на то, чтобы называться жеребёнком, но Рамон смеялся и время от времени именно так обращаться к лошади, иногда прибавляя к шуточным угрозам ласковые слова. Ильда улыбнулась гостье.

— Эту кобылу он любит как вторую приёмную дочь. А Жеребёнок — это её кличка. Я уж и не помню, откуда взялось такое прозвище.

Женщина с любопытством разглядывала чужую девочку.

— Что за мода пошла носить эти ваши окуляры и не снимать их даже в темноте! Ты хорошо в них видишь? На улице, чай, пасмурно, да и тут у нас фонарь, а не солнце.

Агата заверила Ильду, что ей более чем комфортно сидеть в гогглах. Показывать женщине золотые глаза пока не время, хотя кожа под ремнями неприятно зудела.

— Ты хоть бы капюшон сняла, Анна. Совсем лица не видно, неудобно как-то и говорить, коли не видишь лица собеседника.

— А она у нас боится кожу попортить на сквозняке. Аристократы всегда боятся за свою белую кожу! — ляпнула Лира. Она сейчас занималась тем, что с аппетитом ела похлёбку и запивала её чаем, сидя на подушках, скрестив ноги. Агату тоже снабдили стаканом, но она почти не притронулась к напитку. Аппетит так и не вернулся после болезни.

Девочка поколебалась, и всё-таки откинула капюшон назад. Она сидела в тени и волосы не должны были сильно привлекать внимания.

— Не пойму, ты русая или рыжая? Золотистым вроде отдаёт. Красиво.

— Я русая, — неуверенно ответила принцесса.

Ильда мечтательно подперла щёку рукой. «Вот у меня тоже по молодости были волосы — густые, что твой стог сена! Я тогда как раз работала на поле. Там мы с Рамоном и столкнулись, когда у его кибитки сломалась шина в колесе. Ведь он в дороге с малых лет, совсем как Лира». Воспоминания юности увлекли женщину. Она говорила и штопала ядовито-болотные гетры, а её приёмная дочь, наконец утолившая голод, протирала свою тарелку куском белого льна. У Агаты дёрнулся глаз, но ещё больше её волновало лицо акробатки: принцесса видела, что подруга собирается что-то сказать Ильде. Что-то связанное с гостьей. Лира предупреждала: у неё не водится секретов от опекунов. Да и в самом деле, невозможно долго скрывать правду от тех, с кем едешь под одной крышей. С первыми лучами яркого солнца циркачи поймут, что такие волосы у обычных детей не растут, да и гогглы не подходили для постоянной носки: от них чесались глаза, ну и попросту глупо ходить в них всё время. Лира обещала, что втроём они сумеют изменить внешность Агаты. Самостоятельно дочь королевы, как ни прискорбно, не могла ничего — даже добыть себе еду. За свободу приходилось платить зависимостью от этих людей.

— А я сейчас вам кое-что скажу.

Лира отложила тарелку. Ночью глаза у неё были как чёрные бусинки. Что за ними скрывалось? Агата вспомнила Баара с его угольным взглядом и её передёрнуло. Нет, их даже сравнивать грешно.

— Ну так говори, кто тебе не даёт!

Это крикнул Рамон, который со своего места всё слышал. По интонациям девочки он понял, что тут есть подвох. И не ошибся.

— Анна. Её на самом деле кличут вовсе не Анна.

— Что ж так?

Ильда бросила взгляд на мужа. Тот подозрительно сощурился. У обоих был такой вид, будто они бросали вызов: попробуйте, удивите нас, нас не удивит ничто!

— Она из очень знатной семьи…

Её нетерпеливо перебили.

— Это и так понятно. Ты погляди на её туфли. Да и платье под плащом — кстати говоря, твоим, — не из обрубков шерсти. Твоя подруга боится, что её будут искать? Кто она, небось баронесса? Дело знатное, конечно, ну да ничего. Пусть ищут! Цирковой народ рассеивается по всей земле как семена по ветру. Никто не обращает на нас внимания, да мы его и не привлекаем, не считая выступлений. А на выступлениях мы — это вовсе и не мы.

— Некоторые могли бы сказать, что вы воруете детей как цыгане, — тихо заметила Агата, хотя понимала, что это может обидеть родителей Лиры. Но они лишь усмехнулись. Коренастый мужчина смотрел на них через откинутый полог и говорил. Пока что он позволил лошади самой следить за дорогой, только иногда натягивал вожжи, чтобы та не забывалась и не слишком прижималась к обочине. За Жеребёнком Агата приметила странную для лошади манеру ходить зигзагами.

— Мы их не воруем, да и цыгане далеко не все промышляют этим делом. Мы позволяем юношам и девушкам ступить на Бесконечную дорогу, потому что нет радости большей на этом свете. На титулы и золото в домашних сундуках мы плюём. Наша вера уравнивает всех людей, которые выбрали путь Великой Бесконечной дороги. Ну а тех, кому пришлось не по душе скитаться, мы всегда можем вернуть туда, где подобрали: каждый год мы объезжаем всё королевство. Бывает и такое. Нет берега, к которому мы не причалим дважды.

Закончив объяснять Агате очевидные, видимо, вещи, Рамон извлёк откуда-то из-под сиденья бутылку синего стекла и приложился к ней. Чуть раньше Лира торжественно вручила ему раздобытую при дворе флягу, но та отправилась к запасам для «особых случаев». Принцесса подозревала, что таким случаем станет день, когда остальной алкоголь здесь просто-напросто закончится. Лира увидела, что опекуны пребывают в прекрасном расположении духа и ободрилась. Море ей было уже по колено.

— Значит, как и Великая дорога, вы не делаете исключений?

— Не делаем, нет.

— Значит и для королевской дочери тоже?

Какое-то время царила тишь да гладь. До опекунов Лиры ещё не дошёл весь масштаб новой проблемы, и лошадь мерно продолжала свой путь. Телегу мотало, а вместе с ней качался и фонарь. Хорошо, спокойно.

— Ты это сейчас к чему?!

Рамон резко натянул поводья, и Жеребёнок сбавила обороты. Кибитка крякнула и остановилась, а Ильда охнула, смешно закрыв рот руками. Взрослые уставились на принцессу как на ожившую табуретку или кошку, которая вдруг стала разговаривать.

— Так кто, говоришь, твои родители, Анна?

— Ну…

Лира подняла руки и с чувством толкнула речь, из которой следовало, что Бесконечная дорога призвала Агату. Она — единственное, что может девочку спасти из омута дворцовой жизни. Мать её ненавидит, а отец не замечает. Это было не такой уж правдой, во всяком случае Агата не стала бы давать оценку взаимоотношениям в своей семье такими словами. Там всё основывалось на традициях, запретах, невысказанных надеждах и обидах. А больше всего на разочаровании. Ненавидит и не замечает — слишком простые и однозначные термины. Но спорить с этой проникновенной речью было ни к чему, девочка видела, как вытянувшиеся лица взрослых понемногу становятся более спокойными. Ещё секунду назад Агата готовилась к тому, что её в темпе вальса вернут обратно в замок, а то и попросту выставят на отсыревшую дорогу, и ускачут в своём тарантасе как можно дальше. Но, кажется, Лира смогла повернуть мысли опекунов в нужное русло. Они уже почти не нервничали.

— Ты притащила под наш кров живую, настоящую принцессу, замотав её в подаренный тётей Ингой плащ?!

Ключевое слово — почти. Рамон с чувством приложился к бутылке, пахнуло чем-то крепким, отнюдь не вином.

— Дитя, сними-ка свои гогглы, — тихо настояла его жена.

Агата пожала плечами и сдёрнула окуляры. Золотые глаза сверкнули в полумраке, тем самым погрузив кибитку в очередной период гробового молчания.

«М-да уж» — подытожил Рамон. А Лира сидела и улыбалась, будто бы она тут ни при чём.

— В самом деле, Бесконечная дорога требует принимать каждого, кто решил на неё ступить, но… Ты ведь не старший ребёнок её величества?

— Нет.

Тут врать не пришлось. Конечно, женщина спрашивала, не Агата ли наследная принцесса, но построила вопрос не самым лучшим образом. Старшим ребёнком был Пьер.

— Хотя бы так, — с облегчением кивнула Ильда. — Которая ты из принцесс, средняя? Как тебя, то бишь, как вас зовут на самом деле? Ваше — она прочистила горло, и долго не могла решиться закончить обращение — ваше высочество?

Агата молчала. Она выбирала из возможных вариантов. Лира, которая никогда за словом в карман не лезла, расценила это как нерешительность.

— Она Ав…

— Алеста!

Принцесса не дала договорить циркачке и перебила её в начале фразы. Опекуны подвоха не заметили — слишком были ошеломлены свалившимся на них коронованным «счастьем».

— Меня зовут Алеста, но если вы принимаете меня в свою… э-ээ… в свою общину, то лучше обращайтесь как к Анне. Лучше на ты. И лучше без титулов.

На неё продолжали смотреть. Лира, клятвенно заверявшая Агату в том, что от Ильды и Рамона секретов быть не может, позволила принцессе скрыть свой настоящий титул. Всё же в остальном они сказали правду.

Агата нервничала всё равно. Ей очень не хотелось в замок. К тому же следовало кое-что предпринять, чтобы не нашли её как можно дольше. Вернуться было бы неплохо, но только потом — через много-много лет. Следовало задобрить давших ей приют людей, пока они и в самом деле не передумали.

— Я могу заплатить. Вот! Оно, вероятно, дорогое. Я не разбираюсь, если честно, но вряд ли бы мне дали надеть что-то не превышающее цену вашей лошади.

Простое, из белого золота кольцо, девочка положила на стол. Сравнение с лошадью было не уместным и опять-таки обидным. Но подобрать нужных для этой компании слов у принцессы всё никак не выходило. Они привыкли грубыми и крепкими эпитетами открывать миру свою душу, а она её прятала либо за светскими оборотами, либо отпуская безжалостные замечания.

— Я могу приносить пользу, я многое умею. К домашней работе меня не приучили, но учусь я быстро. Только… фокусы показывать не хочу.

Лира закатила глаза, а супруги таращились во все глаза на Агату. Вряд ли они когда-либо планировали обучать королевскую дочь чистить картошку. Спустя минуту Ильда не выдержала и засмеялась — сначала нервно, а потом расслабилась. Рамон посмотрел на них на всех, махнул рукой и тоже усмехнулся. Кряхтя, он поставил бутылку обратно под сиденье. Полные щёки его жены покрыл румянец. Зубы у женщины были желтоваты, зато ровные и крепкие. Лира придвинулась ближе к ней и положила голову на плечо приёмной матери.

— И как вас таких судьба свела? — качала головой Ильда, переводя взгляд с одной девочки на другую. Пока что забери это, — обратилась она к Агате, — а лучше спрячь. Такие кольца тут не носят. Здесь предпочитают серебро с примесями, да медь, особенно наша гадалка падка на эти вещи. А одежду мы тебе подберём.

Теперь она всматривалась в лицо Агаты. Люди непривыкшие, особенно те, кто не знаком с нормами поведения при дворе, часто как заворожённые смотрели в глаза Астор. Но только не Сиене и не драконам — глазеть на королеву и чудовищ не смел никто. Налюбовавшись, женщина вздохнула.

— Но вот с этим придётся что-то делать.

В знак согласия Агата склонила голову и робко улыбнулась. Наконец все во всём разобрались, и никто пока не собирался прогонять принцессу. Оставалось только одно срочное дело. Девочка выглянула за полог и обнаружила, что они проезжают полем. Вокруг ни единой души.

— Нельзя ли остановиться на время?