Солнечная ртуть

Глава 44

Потом всё шло в замедленном режиме. Дым растворялся в тумане, воспоминания мешались с болью. Отчётливой осталась лишь ярость.

Сиена решила, что возраст не принципиален, и направила мятежную принцессу на Чёрные острова на год раньше положенного — закалять характер и ум. Удачное решение, девочке следовало покинуть замок, а не то воспоминания сожрали бы её душу. Ей была необходима передышка, пусть даже в таком своеобразном виде. Сожалений и так накопилось слишком много, и не только у неё одной.

Итак, она уехала, дракон остался. Чтобы детально ознакомиться с жизнью в королевской темнице.

Заточение — мир разделился на «до» и «после». Разные действия привели к этому, каждое из них заслуживало называться переломным моментом. Но только тюрьма по-настоящему изменила Эрида. Будут ли в его жизни ещё происшествия, подобные по силе этим — убийства, потери, встречи? Хоть что-нибудь, способное затмить полгода за ржавой решёткой.

После казни артистов его окольными путями спровадили в темницу. Пришлось разыграть целое представление, и это оставило неприятный осадок, напоминая о повешенных артистах. Но посторонние не должны были знать, что он отбывает наказание.

Королева пожалела Лиру — эту маленькую акробатку с мельницей вместо мозгов. Сорвиголова, она похожа на Агату, только у циркачки не было тормозящих механизмов вроде воспитания и титула. Конечно же, они подружились, принцесса только и ждала, когда появится кто-то, кто не будет противиться её грандиозным планам и мечтам. Со временем Лира могла вырасти в новую Варгу. Или нет: драконша была слишком агрессивной и циничной, как и всё их племя. Теперь бывшую подругу Агаты ждёт вечный страх за свою жизнь и воспоминания о близких, которых она потеряла по милости принцессы. Королева проявила несвойственное ей милосердие, помиловав её, но вряд ли задумывалась о том, что девочка не будет благодарна. Скорее всего, Лира предпочла бы быть повешенной вместе с опекунами.

Во время казни Агата стояла белая как свежий снег. Эрид подозревал, что ей дали какое-нибудь средство, притупляющее чувства. Не ради того, чтобы избавить от боли, а чтобы наследница не натворила новых глупостей. В его обязанности, — как и в обязанности короля, — также входило предупреждать любое неадекватное действие со стороны принцессы.

Когда Лира закричала, Агата чуть не кинулась на плаху, но сдержала порыв. Эта девчонка могла владеть собой, если действительно хотела. К этому стоит добавить шок и снадобье. Когда всё закончилось, их пути с принцессой разошлись. Её увели зализывать раны и готовится к отбытию на Чёрные острова. Это обставили как нечто само собой разумеющееся, хотя отправиться к магам девочка должна была не ранее, чем через год. А вот самому Эриду, после ещё нескольких дней заточения, королева поручила демонстративно вылететь из замка — так, чтобы все видели, и думали, что на время отсутствия торитт дракон будет где-то прохлаждаться. Так бы оно и было, но Сиена приказала оборотню вернуться в замок, и не на крыльях, а на своих двоих — приложив все усилия, чтобы его не узнали.

Смешно, но оборотню дали денег на дорогу. Транспорт он раздобыл самостоятельно, наняв летающую «рыбу», достал и бурый плащ с капюшоном. Достаточно было заменить этим балахоном чёрную кожу, опустить голову и вести себя тише воды и ниже травы, и больше ничего не потребовалось, чтобы при въезде в Йэр его не признали. А возле дворца уже потирали руки тюремщики.

Он не посмел нарушить слово, данное королеве и поступил в точности, как она предписала. Так, в древности, знатные осуждённые выпивали присланный сенатом яд — добровольно, без охраны и палачей.

Агата была уже далеко, а королева не изъявила желания видеть «змеиное отродье», как в скором времени наречёт его комендант темницы — вечно пьяный и потому бесстрашный. Его подчинённые были сдержаннее на язык, потому как понимали, что этот узник здесь на временном постое и, хоть условия его содержания суровы, но обращаться с королевским драконом следует соответственно его статусу.

Скрипнули решётки, лязгнули запоры. И понеслось, как когда-то, несколько лет назад. Отличие лишь в том, что тогда заточение длилось от силы два месяца, и было целиком и полностью заслугой Эрида — торитт к этому не приложила руку. За небольшой отрезок времени его вымотало так, что после освобождения дракону казалось, что его избивали целыми сутками. Но тогда он знал, чем рискует и сам нарвался по молодости лет. Теперь… А что теперь? Вместо дерзости пришло опустошение, срок наказания вырос в несколько раз, а преступление было таким, что от пролитой крови не отмыться вовек — ни дракону, ни маленькой принцессе. Каждый из них всю жизнь будет прятать клеймо убийцы за улыбками, остротами и равнодушием.

За решёткой менять облик он не мог. Драконья туша просто-напросто не помещалась в клетке — достаточно просторной, чтобы там уместились стол, кровать и можно было сделать три небольших шага вдоль железных прутьев, и полтора — по периметру стен. По меркам местных преступников, его содержали как принца. Где-то на нижних уровнях подземелий скрывались камеры поистине ужасные. А также некоторые предметы, к которым прибегали палачи. Считалось, что их давно не используют, но Эрид в это не верил. Он нередко замирал, прислушиваясь и готовясь вот-вот услышать нечеловеческие крики и вой. Но он не слышал ничего, кроме ветра и разнузданных воплей тех, кто находился в соседних камерах.

Арестантов было не так много, и всех их собрали в другом помещении. Были ли там одиночные, как у него, клетки, Эрид не знал, но слышал о тесноте и беспорядке, среди которых приходилось жить его «коллегам». До него доносилась отборная ругань и хоровое пение, а иногда — крамола, направленная на правительство в целом и её величество в частности. Нельзя сказать, что Железную королеву народ любил меньше, чем предыдущих правителей. Но воры, убийцы и насильники не любят никого. Доставалось также и драконам. «Крылатые гадины» — сначала их величали вполне литературным термином. Но потом появился этот жирный пьяница с ружьём на перевес, представился комендантом и сходу окрестил Эрида змеиным отродьем, что не укрылось от тонкого слуха заключённых. Такое определение пришлось им по вкусу и вязалось со здешним колоритом как нельзя лучше.

— Заткните пасти! — цыкали стражники, когда комендант уходил. — Скоро он отсюда выйдет, и рано или поздно его торит станет вашей королевой.

— А … мы эту … королеву! Мы и так сдохнем здесь! Не сегодня, так через пять лет.

Эрид рычал, и перепуганные стражники с удвоенной силой призывали к порядку. Они знали, что на самом деле оборотню вполне по силам разломать решётку, выбить камни. Достаточно всего лишь сменить облик, а если хорошенько разозлиться — хватит и голых рук. Единственное, что удерживает дракона на коротком поводке — слово, данное им своему монарху. Это понимали и арестанты, но не могли унять свои злые языки без внушений охраны и волны ненависти, которая исходила от Эрида. Через стены она достигала их чёрствых сердец и велела заткнуться по-хорошему.

Не так давно дворцовая темница использовалась лишь для знати. Но после пожара один из столичных бастионов сгорел дотла, а уцелевших заключённых требовалось куда-то пристроить. Когда Эрид «гостил» здесь в первый раз, единственным его товарищем по несчастью был мелкий дворянин, попавший сюда из-за долгов. Они жили душа в душу, не видя и не слыша друг друга. Теперь перемены в подземельях казались одним из пунктов наказания.

Что случилось с тем дворянином, Эрид не знал — возможно, родные внесли за него солидный залог. Как просто решались проблемы людей: достаточно всего лишь заплатить. Эрид мог сыпать золотом, но всё равно он оказался здесь.

В первую неделю или две он держался без особого труда. Хотя уже тогда теснота и полумрак давили на него — существо, созданное для неба, скорости и свободы. Кормили хорошо, но скудно, во всяком случае по меркам дракона. Монстрам требуется большее количество пищи, чем простым людям, в каком бы обличии они не пребывали. Так что он голодал и изнывал от праздности и злости. Кроме того, в любой момент могла прийти она — боль. От ломоты в оставшихся без дела руках и ногах, до знакомых лезвий в плечах. Эта машина запускалась мгновенно, начиная с головы — сначала наваливалась тяжесть и тьма, предвещая обморок. А потом приходило это.

Эрид сам себе казался сломанной игрушкой. Агата, после падения с крыши, выглядела разбившейся фарфоровой куклой, которую можно склеить и снова заставить улыбаться. Но в случае оборотня уместнее вспомнить автоматона. В голове гудело и щёлкало, а в плечах шестерёнки ржавели, вырывались наружу, рвали мышцы и перемалывали их как фарш. Они наматывали капилляры, натягивали жилы. Эрид падал на пол и не мог сдержать крика, больше похожего на рёв раненого медведя. Он из последних сил тянулся к спине, к лопаткам, проверяя, не лопнула ли там кожа и тем самым причинял себе ещё больше страданий. Если бы от него требовалось подписать ложное признание, оклеветать кого-нибудь — казалось, он всё сделает! Лишь бы только это прекратилось.

В соседнем помещении смолкали разговоры и богохульные песни. Убийцы и поджигатели хмурились и не отпускали своих шуточек. Они понимали: то, что происходит, за гранью их понимания, но это так страшно, что застывает кровь в жилах. Стражники, которые могли видеть эти спазмы, бледнели и старались держаться ближе друг к другу и подальше от клетки. Их предупредили о том, что это случится и будет ещё повторяться не раз, а некоторые помнили недуг дракона ещё по его прошлому сроку.

В тот раз было не так часто, и не так жестоко. Эрид даже думал, что это проклятие так наказывает его за неповиновение короне. Но ни один другой оборотень не жаловался на такие припадки — ни в прошлом, ни в настоящем. А он ведь не был первым провинившимся драконом, нрав которого решили обуздать тюрьмой.

Как же хотелось разрушить стену, пробить чешуйчатой головой перекрытия и выбраться наружу! Сменить облик в таком состоянии могло и не получиться, но если бы удалось — какое это принесло бы облегчение! Невидимые крылья обрели бы материю и перестали разрывать плоть изнутри. Но приказ королевы нарушить нельзя. Это навлечёт ещё больше бед и неприятностей не только на дракона, но и на его торитт. Ослушаться Сиену — значит обречь себя на что-то такое, чего проклятье ещё ни с кем прежде не делало.

Как же дракон ненавидел королеву. Она заточила его здесь, заперла как птицу в смоляной бочке. Ненавидел принцессу, с которой всё началось. И Лиру — пока Эрид царапает ногтями булыжники в полу, девчонка налаживает новую жизнь! Её приёмные родители умерли и больше не почувствуют ничего. Совсем ничего! Как это, должно быть, легко и приятно.

Нердал, Пьер, даже Варга. Кого бы не вспомнил Эрид, будь то лица, сыгравшие важную роль в его судьбе или мимолётные знакомые — с любым он соглашался поменяться местами и каждого готов был обвинить и возненавидеть. Сбой случался только на Алонсо: старика упрекнуть не в чем. Разве что в том, что он умер так непримечательно и быстро.

Стоило вспомнить рыбака, как гнев отступал. Оставались только разочарование, тоска и обида, и Эрид уже не мог ненавидеть. Никого. Он стискивал зубы и молча терпел.

Когда страдание начинало граничить с безумием, боль проходила. Стражники спокойно выдыхали, а заключённые возвращались к своим дракам и песням.

Где-то через месяц после заточения на пороге темницы объявилась Варга. В одной руке она держала поднос с запеченным мясом, а другой сжимала горло коменданта тюрьмы. Пьяницу угораздило именно в этот день устроить обход, а ума не вставать на пути драконши у него не хватило.

— Ппус-тите, госпожа! Больше вам никогда не помешают навещать вашего друга. Ей-богу! — хрипел он. Варга игриво улыбнулась и поудобнее перехватила поднос. Каким-то образом она ухитрилась не только не опрокинуть шедевр повара, но и не разбить бутылку вина, пока душила коменданта. Ловкость, которой могли позавидовать бывалые трактирщицы. Два серебряных кубка, инкрустированных аметистами, равнодушно ждали, когда сцена закончится. Как пить дать, Сиена устроила очередной торжественный приём, пока дочь и дракон корчатся в муках — каждый по-своему.

— Как ты меня назвал, когда встретил? — промурлыкала загорелая молодая женщина в чёрной одежде. Как всегда, волосы цвета вороного крыла она стянула бечёвкой.

— Нет-нет, никак! Я ничего…

Тонкие и невероятно сильные пальцы крепче ухватили шею коменданта. Тот побагровел и пуще прежнего напоминал борова. Эрид стал опасаться за жизнь толстого ублюдка, а точнее — за свободу ещё одного оборотня.

— Варга, нет! Придушишь его, и тебя поселят по соседству со мной. Максимум на сутки, за этого хмыря больше не дадут. Но поверь, тебе хватит и этого.

Драконша хмыкнула, не отрываясь от красного, до смерти напуганного лица.

— Как — прошипела она — ты меня назвал?

— Змеиным… отродьем, госпожа. Я больше не осмелюсь!

Ей словно доставляло удовольствие услышать это прозвище ещё раз. Варга отпустила коменданта и тот как ошпаренный рванул по лестнице вверх, да с такой прытью, какой Эрид никогда бы не заподозрил в этой обрюзгшей туше.

Поднос звякнул, опустившись на пол возле решётки. Одни золотые глаза уставились на другие.

— Ты слишком похудел. Пойду, возьму второе блюдо.

— Не стоит.

Они молча разглядывали друг друга. Варга не изменилась. Бешеная, дерзкая, со своими представлениями о дружбе и доброте, лучше которых Эриду пока не довелось отыскать ни у людей, ни у чудовищ. Разве только у Алонсо.

Сам дракон действительно похудел. Своего лица он не видел, но по рукам мог судить о том, как побледнела его кожа. Глаза впали, а одежда стала многозначительно просторной.

Нога в кожаном сапожке пнула металлический прут. Накаченное бедро протиснулось вперёд и едва коснулось безвольно опущенной кисти. Эрид почувствовал смутно знакомое томление, его взволновала близость этого горячего и неуправляемого тела. Пальцы сами собой жадно обхватили ляжку и рывком дёрнули Варгу на себя. Девушку вдавило в решётку, её дыхание сбилось — как и его. Варга помедлила, усмехнулась и легонько оттолкнула оборотня. Он сразу отпустил её. Драконша снова ухмыльнулась, стала медленно опускаться куда-то вниз. Пока не села на корточки и не принялась чем-то греметь.

— Отвратительно. Сюда блюдо целиком не пролезет. А разделять этого прекрасного барашка на части рука не поднимется.

Зато на саму решётку рука Варги поднялась спокойно. С неё сталось бы потребовать у обалдевшей охраны ключи, но это было не в её стиле. Вместо этого она с удовольствием взялась за порчу казенного имущества.

— Позвольте! Это форменное безобразие!

Девушка обернулась, и через плечо послала стражникам такой красноречивый взгляд, что те сочли за благо ретироваться подальше от знойной и опасной красотки. Железо гнулось под её пальцами как воск, и скоро в образовавшуюся прореху торжественно переехал поднос, капризно звякнув на неровном полу.

— Ешь.

К нему присовокупили бутылка вина.

— Пей.

Пахло вкусно, а Эрид был голоден. К сожалению, это не способствовало аппетиту. За стеной зароптали грубые голоса. Запах еды с королевского стола дошёл до остальных заключённых, а до их слуха долетел женский голос. Они не могли с этим мириться и недовольный гул возрастал. Вместо того, чтобы отправиться туда и навести дисциплину — чего ожидал оборотень от подруги, — Варга ограничилась тем, что вскинула руку, и на стопке дров у входа в соседнее помещение вспыхнуло пламя. Это сопровождалось утробным рыком и парочкой крепких выражений. Драконша недвусмысленно дала понять, что ей ничего не стоит поджарить пару-тройку авторитетов из соседних камер. Огонь погас, а вместе с ним и люди успокоились, переваривая полученную информацию.

Еда остывала, а вино продолжало бродить. Мимолётный восторг от выходки Варги быстро улетучился, и вернулась пустота. Эрид смотрел вниз, на поднос и искалеченную решётку. Поднял ничего не выражающий взгляд на драконшу. Он улыбнулся, чтобы хоть чем-то заполнить паузу. Оба стояли друг напротив друга. Молодой, испитый тяготами человек опирался рукой на прутья, а голову устроил на локте и смотрел исподлобья. Девушка, полная энергии и силы, готовая переломить хребет любому, кто испортит ей настроение, недовольно щёлкала ногтями. Они всегда будут такими, они застряли в вечной молодости. Не бывает старых драконов — есть только старшие поколения с лёгкой сединой на висках. Мимолётное детство, лишённое родительской заботы, и юность, урезанная по сравнению с человеческой в несколько раз — вот плата, установленная не то природой, не то проклятием. Слишком многое в драконах было странным и не поддавалось разумным объяснениям. Они сами так думали, меряя себя людскими мерками.

— Ну-ка подойди.

Вообще-то он и так стоял слишком близко, но Эрид равнодушно сделал шаг влево, нехотя оторвав голову от прохладного металла. Варга вытянула изящную руку, в которой отчётливо проступали мускулы, и притянула его за подбородок. Пальцы у неё оказались горячими, как и проворный язык. Впрочем, как и всегда. Решётка Варгу ничуть не смущала, ей нравилось преодолевать препятствия. Поцелуй вышел прилично долгим и напористым, и со стороны мог показаться страстью. Возможно, в драконше и говорила страсть — в первую очередь к тому, чтобы потакать своим порывам. Но пустые глаза мужчины на против сводили на нет тот яростный жар, которым она пыталась его оживить. Четверть часа назад он хотел сломать свою клетку и наброситься на неё — прямо на грязном полу, на глазах у стражников. А сейчас ничего не почувствовал.

Она отстранилась и недовольно цокнула своим острым и умелым язычком.

— Это никуда не годится. Хотя бы поешь. Не зря же я поставила под удар репутацию повара, стащив у него из-под носа ужин принца.

Братец Агаты остался без баранины в сливочном-терновом соусе? Дракон мрачно улыбнулся. В самом деле, такое стоит отметить.

Два оборотня сидели на полу по разные стороны решётки, ели мясо и пили вино. Стражники снаружи таращили друг на друга глаза и не смели даже носа показать. Эрид что-то отвечал и даже смеялся, а Варга передавала новости и пополняла кубки. В тот вечер он узнал от неё много нового.

Вражда между скельтрами и фьёлами набирала обороты, а королева приказала заменить ружья и пополнить воздушный флот новыми дирижаблями. Атмосфера в Йэре становилась тревожной, зато наследная принцесса укатила на Чёрные острова и ничем о себе не напоминала.

— Жаль, моего торитт нельзя сослать туда же. Девчонка делает огромные успехи: целый месяц не создавать неприятностей, для неё это большой прорыв.

Они выпила за прорыв Агаты и больше к этому не возвращались. Эрид не хотел о ней вспоминать, и Варга поняла его без слов. Когда трапеза была окончена, драконша вскочила на ноги с чувством выполненного долга. Она хорошо провела время, отдохнув от придворных интриг, соперничества оборотней и тупоголового Пьера. И пусть её собеседник сегодня не отличался ни красноречием, ни пылом, ей всё-таки была приятна его компания.

— Я ещё загляну. Может быть, через месяц.

Это значило «через два или больше». Для Варги приятно — это когда не так часто. Потому что при длительном взаимодействии с Эридом они начинали шипеть друг на друга. А что будет с ним даже через одну недели в условиях заточения? Уже сейчас гнев замирал и накапливался. Отчуждённость лидировала, сковывала не хуже, чем клетка. Злость собиралась по каплям каждый день, но пока она не выходила наружу. Пока была лишь пустота, притупляла мысли и чувства.

Что будет с ним через полгода? Через год?

— Не смей. Больше не смей здесь появляться.

Она задумалась, изучая потолок, а потом кивнула. Варга понимала, что Эрид не хочет, чтобы его видели таким. Знала, что выглядеть он лучше не станет, а только будет мрачнеть и худеть изо дня в день. Варга всё понимала без слов. Будь они людьми, он бы женился на ней. Наверное.

— Позови, когда перебесишься после обретения свободы. Полетаем.