Солнечная ртуть

Глава 2 Принцессы пьют кровь

Её первое воспоминание — солнечные лучи и крик чудовища.

Солнце всегда было главным украшением замка, особенно в эфемерные часы заката или рассвета. Отплясывало танцы удивительной красоты на мраморе и граните. Вот и сейчас золотистый свет весело играл на ресницах.

Кто-то стоял над душой с твёрдым намерением вытащить её из уютной, как обманчиво казалось по утрам, постели.

— Вставайте, принцесса Агата. У вас много дел.

— Ну да. Как же…

Не хотелось, ах, как не хотелось начинать конкретно этот день! Казалось, лучшее, что в нём есть — это снова увидеть приближение ночи.

Гувернантка держала в руках стакан студёной воды. Принцесса протёрла глаза и покорно взяла его, расплескав немного на кровать. Женщина закатила глаза, но ничего не сказала: её воспитанница и сама знала, что разрушает почти всё, к чему прикасается. Иногда даже искренне жалеет об этом.

Против такого начала трапезы девочка ничего не имела. Вода бодрила, помогала привести в порядок мысли и осипший голос. Однако сейчас ей поднесут гранёный бокал — меньше по объёму, но это не спасало положение. Безо всякого интереса Агата наблюдала за тем, как прислуга открывает окна, организует скромный завтрак и готовит ей одежду. Каждый день она пыталась найти в этих обрядах какие-то новые черты — мелочи, которых раньше не замечала. И с каждым днём это становилось труднее.

— Мира, может в другой раз?

— Вы и так пропустили несколько приёмов. А сегодня особенный день, всё должно пройти как положено.

Перед носом Агаты замаячил поднос, в центре которого стоял заполненный хрустальный кубок на резной ножке. Заполненный старательно — до краёв оставалось не более миллиметра. Гувернантка была тверда и не намерена на этот раз уступать. Басистый добродушный голос зазвучал неумолимо.

— Пейте кровь, принцесса.

Девочка сморщилась и выпила залпом, не пролив ни капли того, что, как считалось испокон веков, придавало силы правителям. Она давно к этому приучилась: если участи не избежать, то лучше разделаться с неприятностями сразу. Желобки хрусталя глухо стукнули по зубам, и Агата вернула кубок на поднос. Рубиновые подтёки стремились ко дну.

Это как зайти в холодную воду. Хотя, конечно, бархатную жидкость подогрели — как молоко, которым простой люд поит своих детей. Её брали понемногу, в основном у политических преступников. Кровь врагов была неотъемлемой частью монаршего рациона.

После этого неаппетитного ритуала принцессе наконец позволили приступить к нормальной еде. Пережёвывая свежий, ароматный хлеб, она сверкала миндалевидными глазками из стороны в сторону. Никто не догадывался, но каждое утро её мучила тоска. Тревога, которую мнительные люди могли бы назвать предчувствием, она же объясняла скукой и давлением стен. К обеду, впрочем, проходило.

Взгляд блуждал по скудной мебели. Её сёстрам и брату, на плечах которых не лежал груз наследования короны, отвели более пышные комнаты. Им разрешали спать на больших и мягких подушках, а по утрам ставить ноги на мягкий ковёр, а не на холодный мрамор. У Пьера даже был автоматон — игрушка, слишком современная для неё, слишком… не королевская. Геометрические выступы на сером песчанике делали стены на вид занимательными, но они больше подходили официальной зале, а не жилой комнате. В детстве, когда никто не видел, Агата выцарапывала на них имена придуманных друзей.

Служанки показали ей платье.

— Нет, не это.

Мира, до этого молча стоявшая чуть позади принцессы, нетерпеливо нахмурилась.

— Почему ещё не это?

Девочка подняла на неё невинный взгляд.

— А что, разве мать приказала надеть мне его?

— Нет, но мы старательно выбирали наряд вместе с дамами гардеробной. Это платье подходит для праздника, кроме того, оно почти не мнётся. Сегодня это особенно важно.

О да, нынче утром не придётся стоять на одном месте, как это бывает на обычных приёмах. Хотя подвижная и нетерпеливая Агата предпочла бы это, чем то, что произойдёт через час.

Девочка сверкнула жемчужными зубами. Прямые приказы её матери, королевы, приходилось исполнять. Например, выпивать каждый день порцию крови, за теми редкими исключениями, когда строгая с виду, но мягкая в душе Мира не разрешала пропустить приём-другой. В целом, Агате было безразлично, в чём выходить к толпе, которая и увидит-то всё мельком. Но предложенное платье казалось принцессе слишком детским: юбка не закрывала лодыжки. Единственное позорное пятно в её гардеробе, и именно его приволокли бестолковые служанки.

— Мне всё равно! Несите другое.

Это прозвучало слишком резко и капризно, что не идёт её годам и положению. Агата поспешила сгладить впечатление вежливой улыбкой. Уже давно она пыталась стать спокойнее, да что-то всё не получалось. Но не одно лукавство руководило принцессой: в свои тринадцать лет девочка ещё не растеряла дружелюбия, которое не всегда принимала знать, но зато ценили обычные люди. К сожалению, как бы не старалась она исправиться, результат получался обратным: с каждым днём характер наследницы престола становился более упрямым. Это заставляло её родителей и наставников применять всё более жёсткие методы воспитания, которые остужали юношеский пыл. Во всяком случае, им так казалось.

Мира вздохнула. Служанки, теребя ткань, переводили взгляд с неё на принцессу. Им было плевать с высокой колокольни, во что оденется её высочество, лишь бы поскорее закончить с работой и пойти готовиться к празднику. В небе за окном плыл украшенный флагами дирижабль.

— Какое?

— Не знаю. Любое, только не это. Ну, давайте то, серебряное…

Девушки удалились рыться в шкафах. Агате нравилось, когда люди делали то, что она говорила, и не возражали. Но, к сожалению, это распространялось только на мелкие бытовые вопросы. С раннего детства её приучали к мысли, что все вокруг обязаны подчиняться наследнице, и в то же время её саму принудили повиноваться тысяче неизвестно кем придуманных правил.

Она покончила с завтраком, и Мира взялась за гребень. Где-то в небесах внезапно громыхнуло. Девочка чуть заметно дёрнулась, а гувернантка только улыбнулась.

— Сегодня вы увидите Эрида.

— Велика радость.

— Ох, неужели принцесса предпочла бы провести весь день за геометрией и стрельбой из мушкета?

Агата посмотрела на неё как на дуру.

— Нет ничего хуже геометрии! Но стрельбу я однозначно предпочла бы выступлению перед толпой.

Женщина на это лишь пожала плечами.

— Людям ведь нравятся праздники. И им необходимо время от времени своими глазами убеждаться в силе своих покровителей. Признайтесь, всё, что вам нужно — преодолеть боязнь высоты.

Девочка промолчала. Вряд ли гувернантка догадывалась, что высота — далеко не единственный её страх. Некоторые скорые встречи сулили много неприятных воспоминаний.

Приготовления заняли от силы полчаса. Когда фрейлины и служанки закончили над нею колдовать, Агата посмотрела в зеркало. Платье сидело хорошо, но остановить глаз было не на чем: фигура пока что не выделялась ничем примечательным, а простой, как этого требовала мода, покрой разбавляла чуть заметная вышивка на плечах. Было когда-то лихое столетие, когда в обиход ввели корсеты и кринолины, но это терпели недолго. Теперь женщины носили удобные и элегантные наряды: длинные рукава и длинные юбки, которые были широкими, но пролезали в дверь без препятствий. Грудь закрытая, а плечи нередко обнажены. Однотонная ткань, без всякой мишуры вроде ленточек или рюш, туловище и руки плотно ею облегались. Что же до цветов, то чем младше была девушка, тем более нежные оттенки ей полагались. Ну а с возрастом требовалось чаще вспоминать о родовых цветах. Сине-зелёный, чёрный и золотой — Агата ещё слишком юна для своего герба, так что остановились на серебре. Быть может, через год наряды станут разнообразнее.

Эмансипированные барышни носили брючные костюмы, но принцессе и думать запретили об этом. Ей также вежливо отказали в часах на цепочке, сославшись на то, что в замке часов и так полно — они висят на стенах, стоят на полу, а то и вовсе парят в воздухе. На самом деле, причиной отказа было всего лишь то, что часы на цепочке считались элементом исключительно мужской одежды. Во всей стране давно уже никто не подчинялся этим архаизмам — никто, кроме королевской семьи.

Весь этот краткий очерк о моде промелькнул в голове у принцессы за долю секунды. А по сути, первое, что Агата увидела в зеркале — это пытливые глаза, золотые, как у всех в их роду. Полумагическая династия Астор. У одних они отливали янтарём, у других походили на засахаренный мёд. Ген высшей касты, свидетельство некой энергетической силы. У её матери, к примеру, глаза были как рубины, раскрошенные в золоте. Это создавало необычайный эффект в сочетании с рыжеватыми волосами, и добавляло магнетизма властному взгляду.

Её дочь не могла похвастаться такой статью, такими выверенными движениями, ну разве только правильными чертами лица. В этом не было ничего необычного — и женщины и мужчины в их семье обретали свою знаменитую красоту в более зрелом возрасте. А до определённого момента все они оставались тощими, угловатыми подростками. Волосы Агаты отливали чистым золотом, а глаза напоминали смешанную с водой частичку солнца. Безупречна гармония, которую портил разве что курносый нос и не по-детски острые скулы. Да и губы слишком уж тонкие и бескровные. Агата до сих пор не могла определиться, красива она или просто мила, но времени решить данный вопрос уже не оставалось: гувернантка недвусмысленно распахнула дверь.

Женщина прошла с ней несколько коридоров, но вскоре покинула. Принцессу полагалось сопровождать, и в то же время ей не следовало появляться в окружении большой свиты, так что обычно она обходилась одной Мирой. Да и то, учитывая возраст подопечной и её нежелание выглядеть несамостоятельным ребёнком, гувернантка иногда оставляла её одну, с радостью переключаясь с забот принцессы на свои собственные. Замок был напичкан стражей, которая готова защитить наследницу трона как от покушений, так и от путешествий в места, в которых ей находиться не следовало. Конечно же, сначала Мира заручилась разрешением королевы.

Агата шагала по коридорам замка. Он носил гордое, уходящее корнями к иностранцам имя Шамбри. Это определённо была любовь, одно из утончённых её проявлений: случается человеку полюбить не живое существо, а место в пространстве. Широкие залы, анфилады, лабиринты. В полированном камне отражался подол серебряного платья.

Из камня было всё, а если не всё, то уж точно самое основное. Внешние стены — необработанный гранит, тронный зал — из самых дорогих пород мрамора. Когда-то построенный как классическая средневековая — хоть и с королевским размахом — крепость, замок обновлялся не реже, чем раз в столетие. Бойницы заменяли панорамные окна, рядом с донжонами пристраивались изящные башни. Здание стояло на единственной горе в черте города и умело соединялось с её структурой. В одном месте верхушку скалистой породы срезали, подровняли, и оборудовали там площадку для воздушного транспорта. Благодаря рельефу казалось, что суда и дирижабли стоят прямо на крыше.

То тут, то там, хамелеонами прятались трубы. Массивный облик здания разбавляли галереи, балконы и террасы. Металлические рамы витражей покрывала благородная патина. Лучшие архитекторы и инженеры следили за тем, чтобы всё это находилось в гармонии, а не превращалось в безвкусную мешанину. Их стараниями замок образовал собой уникальный ансамбль, можно сказать, город в городе, к которому вёл огромный мост на стрельчатых опорах. Всё это было воздушным, несмотря на тысячи тонн камня и металла. Постепенно замок стали именовать замком-дворцом, или же просто дворцом. В настоящее время никто из придворных не заморачивался с выбором точного термина: все попросту чередовали эти, не забывая и об официальном имени — Шамбри.

В отделке встречался сланец и травертин, алебастр и песчаник, однако на протяжении столетий именно союз мрамора и гранита был на пике популярности — самый прочный, самый дорогой и верный традициям.

Вдалеке вился дым тысячи труб. Городские промышленники с радостью бы расширили свои владения, но королева строго настрого запретила строить фабрики в центре города. Беднягам приходилось ютиться на периферии, где места уже не хватало, а конкуренция пожирала слабейших. От скопления заводов и мастерских у горожан развивались болезни, в моду входили кожаные намордники, фильтрующие воздух. Агата видела такой однажды, на фотографии. Люди боготворили золотую столицу, однако бедные кварталы потихоньку задыхались. Это была плата за отсутствие голода, безработицы и войн. Королева по-прежнему не разрешала строить вблизи замка, впрочем, это был далеко не самый жестокий её приказ.

Агата свернула налево, преодолела лестничный марш, придирчиво дёрнула юбку: на лестнице особенно бросался в глаза детский, как ей всё-таки казалось, покрой. Полюбовалась солнечным зайчиком на щеке прошмыгнувшей мимо служанки. Нижняя губа у девушки была разбита. Девочка знала, что если спросит — ей соврут, расскажут байку о скользкой ступеньке или разлитом на полу масле. Она была достаточно взрослой, чтобы это понимать. Со слугами никто особо не церемонился, том числе и сами слуги. Агата не знала, что в других местах бывает куда хуже, чем в замке, но всё равно преувеличенно грустно вздохнула и продолжила путь. Через минуты девушка была уже забыта, а лабиринты замка вели всё дальше и дальше.

Ковры, гобелены и безделушки позволялись только камерным и жилым помещениям, интимность которых оправдывала уют. В остальном же, единственным и безупречным украшением замка был свет. В Йэре он всегда оставался неизменно золотым — даже рассветные часы пропитались духом заката. Говорили, в других городах королевства не менее красиво, но всё же по-другому. Принцесса верила, и мечтала когда-нибудь убедиться в этом сама.

Видя Агату, люди ей улыбались и уступали дорогу. Она отвечала вежливым кивком и приветствием, и задорно махала рукой, когда это казалось ей уместным. Несколько вельмож удивились развязному жесту принцессы, но ей было плевать. На самом деле к этим странностям привыкли: всё-таки девочке не исполнилось ещё и четырнадцати, самое время немного подурачиться. Ведь вскоре её высочество отправят завершать образование на Чёрные острова, вот уж где придётся распрощаться с детством.

Огромные часы из потемневшей бронзы показали десятый час. Циферблатов во дворце предостаточно, как и многих других, необходимых в быту механизмов. Особенностью замка Шамбри было то, что пока во всём городе пружины и заклёпки выставлялись напоказ, здесь их тщательно прятали. Но отголоски новых времён то тут, то там вклинивались в повседневную жизнь. То и дело кто-нибудь из обитателей дворца соблазнялся модной диковинкой. И посему здесь в любой момент можно было наткнуться на автоматона с подносом, или на часы, которые крадутся на кошачьих лапах вдоль стен.

Стены, немые очевидцы столетий. Кому-то они служат напоминанием важных событий, а кто-то не видит перед собой ничего, кроме несущей конструкции. К большинству из них Агата относилась неплохо. Она любила это место, до безумия обожала «свой» замок, однако были и исключения. Некоторые камни впитали в себя скуку — навязанную, полную одинокого молчания. А некоторые — обиду, жгучую, граничащую с ненавистью. Такую, что, казалось, не могла она зародиться в таком юном сердце. И всё же просочилась туда.

Принцесса помнила грубые руки с костлявыми пальцами. Теперь-то у неё есть широкая душой и телом Мира в качестве гувернантки. А шесть лет назад её место занимала сухопарая, похожая на безвкусный гербарий, мегера. Она тащила Агату за локоть по этим коридорам — по самым тёмным, старательно минуя парадные. Причиной этому была практичность: женщина экономила время, выбирая кратчайший путь. Но девочке казалось, что няня стремилась в такие места, потому что они были пакостными, как и её душа.

— Ты больше его не увидишь!

— Пусти-и-и!!!

Принцесса выла, хныкала и вырывалась. Никто бы не подумал, что это семилетняя дочь королевы, если б не знал наперёд.

— Так вам обоим и надо!

Агата даже не помнила, за что их наказали. Вероятно, это свидетельствовало о том, что проступок был ерундовым — всего лишь безобидная шалость! Однако взрослые так не считали. Родители не стали слушать объяснений, они пришли к выводу, что это неудачная идея — позволить дочери водить дружбу с каким-то оборвышем. На самом деле у ребёнка была вполне официальная должность: мальчик для битья. До того дня Агата думала, что это только понарошку, но разбитый нос и кровоподтёки, которые оставил его дядя, переубедили её. Ведь никто не смел ударить наследницу. А когда дело потребовало порки, другу досталась двойная порция, за себя и за неё. Агата всё видела, но ничего не могла сделать: няня крепко держала за руки, пока дурно одетый мужчина ожесточённо лупил мальчика. Ему было всё равно: сказали привести ребёнка, чтобы принцессе не было скучно — он привёл. Сказали из-за неё же побить — он не задавал лишних вопросов. Затем девочку уволокли прочь. В последний раз она увидела покрытого синяками друга, когда тот навсегда покидал дворец. Пока никто не видел, он больно толкнул её в локоть и убежал. Не смотря на агрессию, маленькая Агата поняла, что это всего лишь страх, обида и боль. В ту пору она как-то больше умела сопереживать.

С тех пор принцесса не общалась с ровесниками, помимо сестёр и брата. Что касается последнего — к нему тоже определили своего мальчика для битья, которого он уже не раз специально подставлял. Но это был здоровый десятилетний лоб, которого если и били, то чисто символически. Особой жестокости требовало лишь воспитание наследницы. Пьер мог носиться с этим мальчишкой целыми днями, изводя наставников, а Аврора Алеста были ещё слишком малы и играли в куклы.

Кстати, большую часть её кукол выбросили, как только Агате исполнилось шесть.

Она вздохнула. Пора бы перестать вспоминать всю эту мерзость. Старую тощую стерву через два года сменила Мира. Незаслуженно обиженный мальчик стал подмастерьем в каком-нибудь обшарпанном квартале. Агата никогда не видела воочию такие места, но у неё было живое воображение, и про себя принцесса твёрдо верила, что всё именно так, как она придумала. Друг Пьера уже делал карьеру военного, пока сам Пьер швырял в кольцо мяч. Почему-то эта забава нравилась ему даже больше, чем стрельба. Ну а сёстры… Они всё ещё играли в куклы.

Отношения королевских детей можно было назвать сносными, но уж точно не дружескими. Родители сознательно отделили старшую дочь от остальных — ещё одна традиция. Девочка росла, окружённая почестями, но в изоляции и постоянном напряжении. Её выучили приказывать и заставили повиноваться до поры, до времени. Чтобы однажды, много лет спустя, она подвергнула уже свою дочь этим испытаниям.

Ещё одна лестница, последняя, прозрачная. Жёлтый камень, название которого всё не удавалось запомнить — не янтарь, а что-то другое. В минералах прекрасно разбирался отец. Если бы Агата захотела, король с радостью бы передал ей свои знания. Но сам он предложить не догадался, а она не просила. Принцесса была очень горда.

Агата привыкла к одиночеству. В конце концов, у неё всегда есть слуги, с которыми можно перекинуться парой слов. Главное только не выделять кого-то одного. И в ближайшие годы у неё никто не посмеет отобрать Миру. При слугах или фрейлинах здорово шутить, капризничать и не получать за это холодный выговор, которыми часто одаривали её мать и учителя. Отец был добрее, но не конкретно с ней, а так, по характеру. Да принцесса и не хотела друзей, которые смотрели бы на неё снизу-вверх. Выше неё только корона. А что до равных — лишь одно существо могло претендовать на эту роль, но все эти годы оно прекрасно, как думалось Агате, проводило время вдали от неё.

Как бы то ни было, она умела радоваться мелочам. Любила жить и наблюдать за жизнью. Этим принцесса и занялась, высунувшись по пояс в открытое окно, пока никто не видит. Она боялась высоты, но на западное крыло это не распространялось: всего-то ведь пятый этаж. Внизу раскинулись пышные кусты шиповника и кипарисы, а с правой стороны можно заметить площадку для воздушных судов. Тут же находился и ангар. Хоть и достаточно мощная, конструкция замка вряд ли удержала бы всё это на своей крыше. Но участку скалы, с которой дворец составлял одно целое, это под силу. Крыша плавно переходила в каменные ступени, а они вели прямиком на гору с ангаром.

Один из дирижаблей всегда был наготове и в последние годы стал для Агаты предметом недосягаемых мечтаний.

На Шамбри со всех сторон открывался величественный вид. Гранитные стены, многоуровневые переходы на главном фасаде. И одна затерявшаяся среди башен площадка с дирижаблем. Давным-давно кто-то придумал, будто хозяевам замка полагается использовать лишь транспорт особого рода, а такая дорогая, но обыденная вещь, как машина, портит веками сформированный престиж. Хотя она тоже летала. Не на крыльях, так на водороде.

Но Агате дирижабль казался чудом. Она старательно следила за всеми достижениями цивилизации и жаждала увидеть воочию и опробовать каждое из них.

Впрочем, она замечталась.

Чьи-то шаги приближались к повороту. Вычислив последний момент, принцесса послала прощальный взгляд кораблю, вползла обратно во дворец и чопорным шагом продолжила свой путь.

Она должна появиться в тронном зале в половину десятого. Потемневшие от старости часы показывали двадцать семь минут, так что времени ещё полно. Принцесса умела быть пунктуальной. Её привычки и характер шлифовали, и это качество — одно из первых, которые вдолбили ей в голову. Но Агату коробила жизнь по расписанию, когда предопределена каждая минута. И, по мере сил, она старалась нарушить режим хотя бы чуть-чуть.

Стражники на входе в тронный зал козырнули. Немного лениво, хотя перед королевой и теми, кто нагоняет страх на соседних монархов, они вытягивались по струнке. А завидев наследницу, сразу делали скидку её возраст, и позволяли себе слабину.

Она остановилась рядом с уже немолодым гвардейцем, дочка которого приносила ей завтрак. Их семья казалась дружной, даже на службе оба находили время, чтобы подшутить друг над другом и перекинуться парой ласковых слов.

— Доброе утро, Гектор! Как ваша дочь?

Стражник расправил плечи и весело ответил на приветствие. Он любил поболтать, и относился к принцессе с отеческой добротой.

— А как же? А вы не видели её утром?

— Видела, но была занята тем, что интересовались, как поживаете вы.

Гвардеец засмеялся и довольно кивнул на молодого коллегу.

— Я, ваше высочество, поживаю настолько хорошо, что собираюсь увидеть, как состарятся его внуки! А вам служить намерен верой и правдой ещё много лет. И дочурка возьмёт с меня пример, куда ей деваться.

Второй вояка уже не в первый раз слышал шутку про внуков и только фыркнул. Агата улыбнулась. Время не стояло на месте, и ей пора было заходить в тронный зал, а не топтаться на его пороге. Но девочка потратила ещё несколько минут на непринуждённую болтовню со стражником. Ей было всё равно, она хотела в очередной раз сделать "немножко не так" — это уже давно стало привычкой, которую она выработала самостоятельно. Когда опоздание начало становиться совсем уж неприличным, Агата нехотя попрощалась и шагнула за позолоченную дверь.