Солнечная ртуть

Глава 39 Маленький заика

Ада обеспечила себя прогулками по всей улице, но дальше продвинуться не могла — фотография не позволяла. Она изучила все дворы и закоулки, забиралась в подвалы и на чердаки. Жаль, ей сейчас не десять лет: кто в детстве не мечтает стать невидимкой и безнаказанно соваться всюду, куда захочется?

В пределах этой улицы для неё не существовало границ. Ада проводила много времени наверху — на чердаках или мансардных этажах, рядом с покрытыми землёй рабочими инструментами. Ада лежала и смотрела наверх, туда, где маленькие дырочки в крыше пропускали ноябрьский свет. Пылинки кружились в косых лучах, как в отблесках холодной воды. Где-то среди стропил находился эпицентр этой микроскопической пыльной бури.

Состояние, похожее на полудрёму, только спать по-прежнему не получалось. Девушка закрывала глаза, и всё равно видела пыль и свет. Тишина поглощала её, съедала — тишина космоса и полярной пустыни.

Одна, совершенно одна.

Ада познакомилась со всей местной живностью. Наблюдать за чужими людьми было не интересно. Даже если они проводили время более занимательно, чем её восставшие во времени предки, это её совсем не привлекало. Другое дело животные. Собаки нервничали: одни неуверенно виляли хвостами, другие — скулили и прятались, понимая, что рядом есть кто-то незримый. Кошки оказались не так просты. Они нисколько не волновались, и Ада подозревала, что это единственные здесь существа, которые способны видеть призрака. Пушистые, мистические твари смотрели на неё как на мотылька, опустившегося на подоконник. Раньше они казались ей обычными животными и все небылицы, связанные с семейством кошачьих, девушка не воспринимала в серьёз. Но глаза — жёлтые, зелёные, пятнистые — следили за ней, будто догадываясь о её сущности лучше, чем она сама.

А вот куры были в ужасе. Бегали и орали как твари.

Когда антураж жилых пространств надоедал, Ада отправлялась на природу. Много времени она проводила, просто сидя на холме среди травы и диких цветов. Она понимала, что земля довольно мёрзлая, но не чувствовала этого. По утрам девушка собирала росу кончиками ногтей, вечером следила за продвижением туч, а ночью — глядела на луну и не могла оторваться. В тёмное время суток и на рассвете власть фотографии ослабевала, взаимодействовать с материальными предметами становилось чуть проще. Днём всё снова делалось туманным. Аде иной раз было совсем не по себе и, чтобы отвлечься, она принималась петь своим глухим, хрипловатым голосом.

Время от времени ей казалось, что за ней наблюдают, и при этом отнюдь не коты. Но это было исключено. С первого дня, как девушка невольно поселилась на старинной улице, она не допускала даже мысли, что здесь могут быть и другие, такие же как она. Ада упрямо не хотела в это верить, как будто чудеса могли произойти только с ней одной. Наверное, это эгоистично — считать себя единственной избранной. С другой стороны, начни она кого-нибудь искать, то разочарование оказалось бы чрезмерным. Не то чтобы девушке так уж хотелось компании. Но дни шли, и постепенно одиночество давало о себе знать.

В лес она заглядывала часто, но недалеко — в пределах сотни метров или около того. Природу Ада любила, но у девушки был топографический кретинизм первой степени. Она боялась, что заблудится, и никто не поможет ей найти дорогу назад — ведь люди теперь не слышат и не видят её. Можно было увязаться за кем-нибудь следом, но как назло, никто не рвался собирать грибы или устраивать пикник в такую-то погоду.

Ада ненавидела свою нерешительность. Не знать, что таится там, в трёхстах метрах, обидно, а в лесной чаще пели птицы, заманчиво, будто сирены. Заросли и дебри притягивали Аду, ей хотелось трогать руками мох, вдыхать запах умирающих листьев. Ничто не умирает так красиво, как они… К тому же с недавних пор её не страшили ни колючки, ни дикие звери, ни притаившиеся злодеи. И даже призраки были нипочём: теперь она сама одна из них.

Как жаль, но девушка не могла решиться зайти в самую чащу из-за глупой боязни потеряться.

Приходилось довольствоваться холмом, палисадниками и огородами. На опушке леса тоже было, на что посмотреть: сюда долетали певчие птицы, а под ногами мелькали ящерицы. Прекрасные создания, Ада восхищалась ими почти так же, как и змеями.

Ещё от похода в лес останавливало одно воспоминание. В день её, если можно так сказать, прибытия — когда страшный грохот огласил окрестности, и народ собрался вокруг пепелища, — она заметила след, идущий в глубь леса. Люди стояли под гипнозом и не обратили на внимания, а вот Ада увидела сразу. Возникло стойкое убеждение, что «это» — нечто совсем иное, даже более странное, чем она сама. Хотя и не таит прямой угрозы — теперь некоторые вещи девушка просто знала.

Так что с дальнейшими путешествиям она медлила. Пока что — рано или поздно желание нового подтолкнёт Аду на какую-нибудь из тропинок. И пусть там поджидает пряничный домик или леший с оленьими рогами, ей будет уже наплевать.

А в рёбрах зудел лёгкий страх. По-своему здесь, в прошлом, здорово, однако застрять тут навсегда слишком жёстко. К людям Ада никогда не испытывала особо тёплых чувств, но так и остаться для них невидимкой не хотела. Возможно, она бы согласилась проводить в таком состоянии треть своей жизни, может даже четверть. Но не всегда!

Это жутко, это даже страшнее, чем заблудиться в грёбаном лесу. А что, если там, в чаще, прячутся ответы?

Кто бы ни наблюдал за ней, девушка надеялась, что он действительно существует. Он был ей очень нужен, и она продолжала ждать. Спотыкаясь на кочках, скользя по сырой траве, Ада бродила по чужой эпохе и вполголоса ругалась на рельеф. Наверное, нахваталась этого у деда, который клял всё на своём веку, убивая время за готовкой и огородом. Она вот убивала время, представляя себя живой.

***

Ждать пришлось долго. Но однажды, в утреннюю хмарь, Ада снова почувствовала затылком чей-то взгляд. В тот момент она находилась у опушки леса и занималась тем, что считала муравьёв у коряги.

Девушка подняла голову и обнаружила себя под прицелом глаз. Они находились на одном уровне с её глазами, только вот сама Ада сидела, а тот, кто был напротив, стоял в полный рост.

Лет мальчишке было девять или пять — Ада не разбиралась в возрасте детей. Поняв, что его рассекретили, он улыбнулся во все двадцать восемь зубов и помахал рукой. На всякий случай девушка огляделась. Никого, кроме них, поблизости не нашлось: значит, ребёнок видел и приветствовал именно её. Она вскочила на ноги. Мальчишка продолжал улыбаться, но как только девушка приблизилась, дал стрекача.

— А ну стой!

Но тот был уже на полпути к верхушке холма. Всю свою жизнь Ада ненавидела бегать, хотя телосложением отличалась крепким и выносливым. Лишённая нормальной физической оболочки, она сравнительно легко преодолевала большие расстояния на предельной скорости, но всё равно это было утомительно.

— Я кому сказала, стой!

Паршивец засмеялся. Он продолжал убегать так, что аж пятки сверкали. Никак решил поиграть!

Девушка опасалась, что ребёнок удерёт в лес и там она потеряет след, даже если будет преследовать его до самой чащи. Но беготня развернулась исключительно на холме, по чужим огородам. Ада никогда не умела ладить с детьми, да и не пробовала. Никогда прежде она не попадала в такую идиотскую ситуации, которую, по сути, сама же и спровоцировала: ну зачем было гнаться за мальчишкой? Но она очень боялась: вдруг пропадёт? Растворится в воздухе, провалится под землю, попадёт в пасть более крупного призрака — сейчас она допускала любой неприятный исход. А он всё смеялся, и Ада не спускала с него глаз. Впервые появилось подтверждение её туманных надежд: подобные ей существуют. Мальчишка скачет и хохочет, наверное, он недавно оказался здесь. Не знает ещё, каково это — увязнуть во времени, перестать есть и спать, потерять голос и видимость для живых и для мёртвых.

Она остановилась и упёрлась руками в колени: невидимка невидимкой, но усталость дала о себе знать. Мальчик постоял в ожидании, готовый в любой момент снова сорваться, но, видя, что догонялки окончены, подошёл сам.

— Прив-вв-вет.

Все вопросы успели вылететь из головы, пока они носились как сумасшедшие по холму. А ведь их было много, неужто пробелы в памяти? Что ж, когда тебя откидывает на сто лет назад, где ты становишься персонажем для фильмов ужасов, то мозги, вероятно, страдают в первую очередь. Ада мрачно разглядывала мальчишку и не говорила ни слова. Он заикается, бывает. Зато проблем с коммуникабельностью у него, как видно, не было.

— Ух ты, у тебя ж-жёлтые глаз-за!

Как давно она не слышала этой фразы. Когда-то она преследовала Аду в любой новой компании, а теперь некому даже спросить у неё время или попросить передать за проезд. Девушка и раньше не была общительной, а за последние дни совсем одичала. Она молча смотрела вниз. Ребёнку это не понравилось, и хотя прямого вопроса не было, он ждал ответной реплики.

— У ть-тебя глаза ж-жёёлтые! — он подошёл и слегка потянул её за руку. Получился очень детский, доверчивый жест. Затем обежал вокруг незнакомки, и снова остановился. В школах такие дети обычно носятся на переменах со скоростью, от которой пол гудит, а стены дрожат. Энергия так и плескала через край, странно только, что при всё том мальчишка выглядел очень застенчивым.

— Я в курсе, — огрызнулась Ада. Она глядела на него сверху вниз и не знала, что делать. Хотела догнать? Пожалуйста. Дальше-то что?

Карие глазищи смотрели на неё доверчиво и весело. «С кем-то из нас точно что-то не так» — подумала она. Девушка уже готова была пожалеть о том, что мечтала встретить других фантомов. Кто же знал, что единственным, кто подвернётся, окажется надоедливый ребёнок-заика. Но вскоре Ада спохватилась: так не пойдёт. Маяться в ожидании, когда произойдёт хоть что-то, а дождавшись, быть недовольной — в этом вся она. Но сейчас не время претензий. Да и чего она, спрашивается, хотела? Торжественного явления призрачной делегации?

— Ты кто такой?

Этим вопросом Ада подразумевала имя, возраст и краткий пересказ того, почему и как давно мальчик здесь оказался. А также с каких пор он за ней следил. Но ответил он только на первый пункт.

— Я — Тоша. У тебя странный го… го… голос. Это потому что ты куришь?

Мальчишку вообще не смущал угрюмый вид девушки, которая не проявляла особой радости от встречи. Его вопрос её удивил, Ада подняла брови и уставилась на любопытное создание. С таким выражением она сразу стала выглядеть добрее.

— Почему это он странный?

— Он глухой, р-раньше я не слышал таких голосов. Или просто за-забыл. Но мне нравится, как… как… как он звучит. То есть, ты не куришь?

— Ну курю. Раньше во всяком случае, когда была живой. Ну, в смысле… Слушай, у меня с рождения такой голос! — нетерпеливо закончила она.

— А к-как тебя зовут?

— Ада.

— Аааа…. — разочаровался пацан.

— А ты что, ждал кого-то другого? — усмехнулась девушка. Странный ребёнок. Или дети все такие?

Мальчишка заметно приуныл, и Аду почему-то это задело. Даже тут она сумела кого-то разочаровать, да ещё спустя минуту после знакомства. А ведь сначала ей показалось, что мальчик ей обрадовался.

— Да, я ждал, н-ну, то есть не совсем й…йя. Ты не знаешь никого с и… именем Агата? — застенчиво спросил ребёнок. Ресницы у него были длиннющие, а брови — сильно изогнутой дугой, от чего казалось, что у него постоянно удивлённый вид.

Ада покачала головой. Сроду не встречала людей с таким именем, разве что в книгах. В одной уж точно.

***

Дальше дни стали живее. Гнёт фотографии, который преследовал свою жертву довольно долго, немного ослаб. Ада перестала думать о себе как о зомби и фантоме в провинции.

Мальчишка занимал её нескончаемой болтовнёй, постоянно придумывал какие-то игры. Некоторые из них казались странным выбором для активного ребёнка: он мог предложить состязание, кто насчитает больше муравьёв или сможет дольше не шевелиться. И при этом неизменно выигрывал. Он сильно заикался, но к этому она быстро привыкла. Девушка постоянно ворчала, но, в свою очередь, развлекала его рассказами о мире будущего. Правда говоря, Тоша — он не признавал никакой другой формы своего имени, хотя этот вариант напоминал Аде кличку собаки — не сильно отстал от двадцать первого века.

Одежда мальчишки сразу подсказала ей, что он не отсюда. Рубашка в клеточку, штаны, которые когда-то были частью школьной формы, а также кеды, так похожие на любимые ею конверсы — всё говорило годах о семидесятых. Догадку Тоша подтвердил.

— А ты когда жила? У тебя странные бо… б… ботинки.

— Да ты заколебал! То странное, это странное! Себя-то видел?

Абсолютно всё в ней казалось ему странным, а тяжёлые ботинки-тракторы вообще приводили в восторг. Как так, взрослая девушка одета не в красивое платье или хотя бы классический брючный костюм, а в чёрные штаны с какими-то ремешками и серую кофту, похожую на мешок — такой дырявый и безразмерный, а через прорези проглядывает чёрная ткань. С таким видом как нельзя лучше сочетались сведённые брови и взгляд исподлобья. Тоша забавлялся, глядя на царевну-несмеяну, как он её прозвал. Годами она шлифовала свой мрачный образ, а это неразумное дитё тянулось к её мраку, думая, что это просто такая картинка — не обидит и не укусит.

— У нас бы за такой вид те-тебя отругали. При… при всех, на линейке! А потом бы вызвали… родителей!

— Моим родителям плевать. У меня демократичное воспитание.

— Чи-чиво???

Иногда он её раздражал. С тех пор как мальчишка перестал от неё прятаться, он вздумал применить противоположную тактику: постоянно вертелся рядом. В общем-то, Ада была не против, всё-таки слишком долго она провела здесь совсем одна. Но его вопросам не было конца и края, да и личное пространство девушка ценила высоко, и всегда ревностно его оберегала. Впрочем, ей и самой было о чём спросить. Правда мальчишка отвечал сбивчиво и невпопад.

Он с семьёй жил в обыкновенной многоэтажке, которую ещё не построили, но построят через пару десятков лет. Обосновались на пятом этаже. Любимым занятием Тоши по утрам было наблюдать в окно за тем, как мусоровоз опустошает контейнеры рядом с их домом.

— Так, ну а ближе к делу можно?

Ребёнок легко отвлекался от темы. Всё вспоминал то завтрак, когда они с братом и сестрой впервые попробовали шоколадное масло, то смешные клички из детского сада. Он так умилительно об этом рассказывал, что Ада не сердилась, а только понемногу психовала. Тоша звонко смеялся, когда на него ругались, будто не веря, что люди могут по-настоящему быть злы. Злиться всерьёз на него и правда невозможно: таким беззащитным и наивным он выглядел. А сам под шумок этим пользовался. Из его болтовни девушка сделала вывод, что познакомилась с тем, кто всю свою короткую жизнь провёл всеобщим любимцем. Она бы стала завидовать другому, но только не Тоше: он не умел ненавидеть и обижать, и уже одним этим заслужил хорошее отношение.

— Л-ладно. Я и так уже х… хотел сказать. Мы в тот день гуляли…

— Подожди, как давно это случилось? На днях?

Тоша сидел на камне и беспечно болтал ногами. Ничто не могло омрачить его настроение. Ещё одна уникальная черта.

— Навверноеееее… лет примерно т-тридцать назад. Мне трудно считать: ннн-не люблю цифры!

О, это Ада прекрасно понимала, всю жизнь она получала двойки по математике. А вот остальное в голове не укладывалось.

На тёмно-каштановые волосы мальчика ветер опустил берёзовый листик. Сразу вспомнилось, как детские художники изображают ёжиков с грибами и листьями на иголках.

— Э, ну да, я тоже, — выдавила из себя Ада. Тридцать лет — какой срок! Она вот начала сходить с ума спустя неделю.

Девушка глухо покашляла и обняла свои колени, неподвижно глядя вперёд. Есть ли смысл надеяться вернуться? Или стоит ждать, что со временем их маленькая община призраков разрастётся до небольшого поселения?

Мальчик смотрел на неё, не понимая, почему Ада опять погрузились в раздумья и забыла про него. Но отвлекать не смел.

Когда она вернулась в реальность, Тоша рассказал, постоянно отвлекаясь на посторонние вещи и грызя ноготь, свою дальнейшую историю.

С братом и сестрой они частенько удирали из дома на пустырь. Там у местной молодёжи из нескольких дворов было что-то вроде лакшери клуба. С утра до вечера ребятня тусовалась в этом месте, пока не наступал час, когда надо со всех ног бежать домой.

Тоша был младшим. Дети всех возрастов принимали его в компанию и никогда не обижали. За это он платил своей доброй душой: помирит драчунов, подарит кому-нибудь украденную из домашнего аквариума ракушку. Магнетизм этого ребёнка не знал границ. Социальный вундеркинд, ни дать, ни взять!

У него были старшие брат и сестра — Мелок и Уголёк — темноволосый мальчик с грязными ногтями и бледная девочка-блондинка, которая заплетала косы белыми лентами. Тоша называл их только так и никак иначе, и, если верить мальчишке, все, даже взрослые, делали то же самое. За ним самим кличка закрепиться не успела.

Старшие дети отличались от очаровательного заики. Они говорили нормально, были по-своему весёлыми, но не такими общительными. Уголёк, к тому же, оказался больно обидчивым. Стоило кому-то хоть что-нибудь не так сказать, как он сразу лез в драку. Дрался мальчуган из рук вон плохо, что заставляло обижаться ещё сильнее — теперь уже на себя. От природы сдержанный на язык, он никогда не жаловался, но даже по лицу всё было понятно. Так бы Уголёк и ходил день и ночь со скорбной миной, если бы не Тоша. Он как мог поддерживал и утешал брата, хотя Ада догадывалась, что тот ему завидовал.

— Нн-нничего он мне не з… завидовал! Я был его л-лучшим другом!

— Ну ладно. Если тебе нравится, то можешь думать так.

Девушка не сомневалась, что брата он любил. Но считал ли его лучшим другом сам Тоша, или просто жалел, как всех кошечек и собачек, которых видел на улицах? Идеальные в обществе люди часто открываются своим домашним не с лучшей стороны.

Она оставила при себе эти глубокомысленные замечания. Вряд ли шестилетка им поверит, и возможно, будет абсолютно прав.

— Так и что там дальше? Ты, кстати, можешь не жевать цветы?

— А т-ты можешь не быть такой серь-рьёзной?

За тридцать лет мальчишка здорово приноровился взаимодействовать с материальным миром. Он, как и Ада, не нуждался в пище и не мог стать видимым для чужих глаз, но мог умел брать в руки лёгкие предметы. Девушка и сама понемногу осваивалась: при помощи титанического умственного усилия, она могла, например, перевернуть лежащую на земле ветку. Причём для этого вовсе не обязательно было использовать руки, да и вообще совершать какие-либо привычные действия. Только энергия, направляемая мыслью — очень удобно, надо лишь приноровиться, что Аде пока удавалось с переменным успехом. Взаимодействовать с природными объектами проще. Это как раз и демонстрировал Тоша: одним взглядом он с лёгкостью выдёргивал из земли мелкий осенний цветок, перехватывал его руками и принимался жевать. Он признался: было дело, когда заскучавший несовершеннолетний призрак запугивал округу своими выходками. В основном безобидными. Больше всего ему нравилось переводить стрелки часов — там, где удавалось дотянуться, конечно. Не раз его принимали за домового и подносили блюдце молока, чтобы задобрить, но мальчик оставлял его котятам.

Народ здесь жил простой и суеверный, но довольно скоро его судьба повернулась под таким углом, что на призрака-хулигана в конце концов просто перестали обращать внимание: других дел было невпроворот. С тех пор много воды утекло.

«Тут ч-часто умирали люди, я в-видел. Иногда уходили и не во… не во… не возвращались. А иногда их уводили и не возвращали о… обратно». И Тоше, чуткому к страданиям других, стало совестно изводить живых. А ещё он не хотел к ним привыкать, сделав разумный вывод, что не стоит ни к кому привязываться, раз судьба сделала тебя невидимкой. В остальном же мальчик был ребёнком не только внешне, но и умственно: Тоша остановился в развитии, и ему уже целую вечность шесть лет. Ада завидовала: вечный ребёнок, вечная юность в душе. Останется ли она такой, какой сюда попала, или со временем превратится в старуху, которая выглядит как молодая девушка, но с одряхлевшим сердцем? Люди на её глазах будут расти, дряхлеть и умирать, в то время как она продолжит маячить незримой тенью. Человек наполовину. Получеловек.

Дети легче ко всему приспосабливаются. Вот и Тоша не унывал, хотя успел повидать всякое, как бы не прятался от этого в лесу, подальше от криков, выстрелов и страшных песен — тут любили такие песни и звук ружейных затворов. Но одно смущало девушку: судя по всему, никакая фотография не была замешена в том, что мальчик совершил скачок во времени. Это было удивительно: ведь Ада ни на секунду не оставляло чувство, что изображение, из-за которого она сюда попала, каким-то образом контролирует её. Словно кто-то запихнул её в матрицу. Некая высшая сила, которая может судить и обрекать, и это не живое существо. А всего лишь чёртов, помещённый на стену в баре, снимок.

Закономерность их появления здесь — в разное время и из разных времён — как будто существовала, но была выше человеческого понимания. Видимо, не дело простым смертным разбираться в таких вещах.