За(в)учка против Мертвого Ректора

73. Побег

«Он жив! — мелькнуло в голове так ярко, что Галла едва не вскрикнула вслух. — Значит, его ещё можно вытащить. И заодно остановить ритуал».

Эдварда тоже надо было спасать, но по крайней мере, не от смерти. Пока. Что будет, когда он перестанет казаться Ламелю полезным, не хотелось и думать.

А Ксера? Подруга хоть предала Галлу, но её тоже было по-своему жалко. Ламель это не во имя погибших родственников затеял, нужна ли ему будет помощница, когда он своё получит.

Да будет ли вообще что-то привычное в мире, когда хаос перекроит его по чье-то безумной прихоти?

Первым делом в любом случае надо было выкрасть ректора. Немедленно. Пока он ещё дышит.

Галла посмотрела на заговорщиков — они всё ещё не замечали её.

Ксера — в полуобмороке от ответственности и страха.

Ламель — погружённый в ритуальный узор, в собственную одержимость.

Тихий, еле слышный телепорт в ближайшее зеркало — и она оказалась у кромки ритуальных кругов.

Эдвард, всё так же безвольно, положил Сомбре на снег. Лицо ректора исказилось от боли — тихий, едва слышный стон сорвался с его губ. Живой. Но едва.

Ламель забрался в центр узора.

Зеркала вновь начали пульсировать.

Хаос, густой и вязкий, как дым, медленно стекал в ритуальный круг.

Ксера стояла чуть поодаль, готовая в любой момент накинуть иллюзию.

Галла задержала дыхание.

Сейчас.

Второй прыжок — короткий, резкий, почти неосознанный — и она оказалась на коленях рядом с Сомбре. Его кожа была холодной, почти мёртвой. Но под пальцами теплилась тонкая нить жизни.

Она схватила ректора за плечи, рывком притянула к себе и — телепорт!

Мгновение — и она вновь у ближайшего алхимического зеркала.

— Нет! — вскрикнул Ламель, оборачиваясь, но было поздно.

Галла понимала: он слишком тяжёлый. Не физически — пространственно. Как будто тело Сомбре само удерживалось в реальности, не желая уходить. Или — не позволяя ей унести его слишком далеко.

Она пыталась представить ректорский кабинет или целительскую, или даже тот самый туалет с алхимическими зеркалами — но пространство вокруг сопротивлялось. Слабость накатила волной. Мир начал расплываться.

«Нет… не выдержу… Нужно что-то ближе… Что-то… простое».

Сторожка. В ней не было зеркала — то, что висело на стене осталось в саду. Но была поверхность, которая отражает.

Галла встряхнула головой. Небольшое оконце тёмное, почти чёрное под ночным небом, вечером отражало скромный интерьер хижины.

Этого должно быть достаточно.

«Просто отражать… Сомбре же говорил… Просто отражать…»

Она крепче вцепилась в ректора, ощутила, как он бессильно западает в её руки, и шагнула…

«Пожалуйста… пожалуйста… только сработай!»

Переход был не просто болезненным — он был неправильным, нелепым. Галла на миг потеряла собственное тело: её будто раскромсали на тонкие ленты, размазали по зеркальной глади, а потом собрали заново — криво, наспех, торопливо, как пазл в руках маленького ребёнка, подгоняющего детали. Она ударилась о пол сторожки, едва сумев вдохнуть.

Сомбре лежал рядом.

Бледный, как тень на снегу. Раны — глубокие, рваные, льдом обожжённые. Глаза приоткрылись — пустые от боли, но живые.

Галла таращилась на него, пытаясь собрать в голове хоть какие-то инструкции. Курсы первой помощи при бытовых травмах она когда-то проходила, вот только это был совсем не бытовой случай и очень тяжёлый.

Она дрожащими пальцами попыталась остановить кровь. Прижать. Завязать. Промыть.

Но плоть ректора была хрупкой, как расколотое стекло.

— Гал… ла, — прошептал он; его голос был ещё тише, чем дыхание, словно он разговаривал с ней с другого берега. — Убедитесь… что ритуал… прерван. А на меня… не тратьте время.

Галла заморгала. Туман отчаяния снова полез в глаза.

Ну конечно. Время.

Она резко подняла голову:

— Я… если… если я перенесу вас в домик! В саду… это же карманное пространство, где время почти стоит, да? Ваше состояние ведь там не будет меняться?

Он моргнул медленно, будто обдумывал каждое слово.

— Вероятно… не будет.

— Значит… значит, вы сможете дождаться помощи! Я вернусь, когда всё закончу! Я схожу за Эдвардом, остановлю Ламеля, позову Мортен… или… ещё кого-нибудь…

Где-то внутри неё мелькнул ужас: а вдруг она не успеет? А вдруг он не дождётся?

— Попробуйте, — сказал он тихо без эмоций.

— Но… но это же для вас будет… страшно долго. Часы… дни… — голос сорвался в панике. — Вы будете один… в тишине… в боли…

Он закрыл глаза, будто устал даже от слов.

— Мисс Винтер, — прошептал он, — если вам так легче… переносите… Освободитесь от лишней ответственности…

Он выдохнул, едва слышно:

— А к боли… я уже давно привык… разницы почти нет.

Тихое признание поразило как гром. Она поняла, это ведь правда. Он говорит искренне.

Что для него всё что угодно будет меньшей пыткой, чем знание, что они упустили возможность завершить эту битву.

Что он готов терпеть вечность, если это спасёт хоть кого-то ещё.

Она зажмурилась и почувствовала, как дрожат её руки. Не помня себя, поднялась, достала с полки тёмную квадратную раму, вцепилась в неё и присела обратно к Сомбре.

Домик удержит его. Он дождётся…

Галла почувствовала, как пространство под пальцами складывается, и перетекла туда, где солнце не меняет высоту, где сад всегда дышит вечерним теплом.

Домик встретил её тишиной. Полустёртые круги на полу, вещи в спешке оставленные ими после неудавшегося призыва…

Она аккуратно уложила Сомбре на мягком ковре перед камином, подложила под голову подушечку. Бледная кожа дрожала, но он дышал ровно — почти ровно.

— Не заботьтесь так… о моём комфорте. Это мой дом… мне здесь всегда тепло, — прошептал он. — А вы идите, мисс Винтер… вы должны…

— Я вернусь, я приведу помощь, — стараясь скрыть в голосе дрожь, проговорила она. — Пожалуйста, дождитесь!

— Хорошо.

Едва сдерживая слёзы, она шагнула назад в сторожку.