За(в)учка против Мертвого Ректора

2. Завтрак в тумане

Коридор за дверью оказался тёплым и удивительно живым. Воздух звенел от запахов — свежий хлеб, кипячёное молоко, кленовая пыльца и что-то терпкое, как сушёные травы, перемешанные с дымом костра. Где-то внизу звенела посуда, кто-то смеялся, и в этом смехе был тот самый оттенок юности, который она когда-то теряла, как старую пуговицу.

Лестница вниз вела плавным полукругом, и Галла, держась за перила, шла осторожно, как будто боялась, что пол внезапно исчезнет из-под ног. Тело, к которому она всё ещё привыкала, двигалось чуть иначе: спина не болела, суставы не щёлкали, дыхание не срывалось.

На полпути она поймала себя на мысли — она не знала, куда идёт. Просто следовала за запахом хлеба и звоном голосов, словно кот за чашкой сливок.

Столовая оказалась удивительно просторной. Потолки высокие, своды резные, сквозь витражи на стены ложился разноцветный свет. За длинными деревянными столами сидели люди — кто-то ел, кто-то спорил, кто-то перечитывал свитки, не замечая ни еды, ни времени. Все в мантиях, разных оттенков, с нашивками и символами, в которых Галла не могла ещё разобраться.

Но это был не просто студенческий зал — здесь чувствовалась магия, как ток в розетке. И не страшная, надменная магия из сказок, а та, что теплится в пламени свечей, в шелесте страниц, в запахе горячей каши и мёда.

— О, ты спустилась! — Ксера поднялась со своего места у одного из дальних столов и замахала рукой. — Сюда! Не стесняйся!

Галла подошла, неловко оглядываясь. Несколько студентов — юноша с растрёпанной шевелюрой, хрупкая девочка с ярко-голубыми глазами, двое близнецов, отличающихся только кулонами на шеях — переглянулись, но промолчали. Ни шепота, ни смешков — просто интерес.

— Садись. Это твоё место. Мы отставили, как и договаривались, — Ксера пододвинула чашку с дымящимся отваром и тарелку с кашей, в которой что-то подозрительно поблёскивало. — Овёс с голубикой. Полезно для восстановления. И… вкусно. Обычно.

— Спасибо, — Галла попыталась улыбнуться, села, поднесла ложку ко рту. Вкус оказался неожиданно мягким — сладковатый, чуть пряный, с послевкусием лета. Как пирог в бабушкином доме, который она помнила с детства.

— Как ты себя чувствуешь? — Ксера наклонилась ближе, почти шёпотом. — Правда, ничего не вспоминаешь?

— Почти ничего, — честно ответила Галла. — Но иногда — как будто… как будто я знаю всё это. Это место. Людей. Себя.

— Это не редкость, — вмешался юноша напротив, подняв глаза от книги. — Если связь с реальностью потеряла устойчивость, память тоже может раздробиться. Её лучше не торопить. Она сама вернётся, когда ты будешь готова… Или не вернётся.

— Келл, хватит пугать её, дай освоиться, хоть что-то вспомнить.

— Если она случайно в хаос прыгнула, то уже не вспомнит, — юноша посмотрел прямо ей в глаза — спокойно, почти сочувственно.

— В неё молния ударила, — отозвалась Ксера, — никто не говорил о порталах.

Он пожал плечами:

— Иногда мы думаем, что просто споткнулись. А на самом деле — пересекли линию. Миры хрупки.

— Не слушай его, он, видимо, проект по психоэтике пишет, — нахмурилась Ксера. — Скукота и философские страшилки.

— Я, честно говоря, вообще не знаю, что для меня страшилка, а что реальность, — пробормотала Галла.

— Ну, ты просто делай всё, как обычно… в смысле, как другие делают. И втянешься обратно. Что-то вспомнишь. Сокурсники тебе помогут, и я тоже.

— Спасибо, Ксера, — улыбнулась Галла.

Она сделала глоток отвара. Напиток был травяной, с нотками ромашки и чего-то смолистого, почти хвойного. Голова чуть прояснилась, пелена в глазах стала тоньше.

— А у вас тут есть мастер линз? Или… стеклянщик? — вдруг спросила она, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо. — Мне бы… какое-нибудь средство для зрения. Я плохо вижу вблизи. Чтение — мука.

— Лупа не помогла? — удивилась Ксера.

— Помогла, но это не выход. Она увеличивает, но устают глаза. Хочется чего-то… удобного. Не было у меня раньше очков?

— Я с тобой на занятия не ходила, не знаю… А не на уроках ты ничем таким и не пользовалась.

— Ну… видимо, стало хуже, — вздохнула Галла. — Кашу я тоже вижу не слишком чётко.

— У нас есть мастер Гемри, — сказала девочка, что сидела поодаль. — Он работает с магическим стеклом и подгоняет под нужды студентов. Но он немного… чокнутый. Любит эксперименты. Иногда линзы разговаривают.

— Или видят чужие сны, — добавил Келл и хмыкнул.

— Мне бы просто видеть. Пока. А с чужими снами… разберусь потом, — пробормотала Галла.

Она посмотрела на свой завтрак, уже остывший, но всё ещё пахнущий уютом. И на этих людей — чужих, незнакомых, странных, но странным образом понятных. Не осуждающих.

Может, всё-таки не зря.

Может, в этот раз — она успела.

После завтрака Ксера проводила Галлу в общую приемную — зал с высокими окнами и парящими в воздухе табличками, где отображалось текущее расписание. Таблички переливались мягким светом, а фамилии студентов вспыхивали и исчезали, как угольки.

— Вот, смотри, — Ксера указала на левую панель. — Сегодня у тебя только два занятия. Основы преломлений с магистром Тревалем и индивидуальное направление, раньше это была синергия практической магии, но теперь его должен определить Ректор.

Последнее слово повисло в воздухе.

— Сам? — переспросила Галла.

— Ну да. Он у нас любит лично следить за… нестандартными случаями, — Ксера понизила голос. — Особенно если есть подозрения, что у студента редкий дар. Или, наоборот, его нет совсем.

«Наверное, как у меня», — мрачно подумала Галла и сжала кулаки.

— А где найти этого мастера по линзам? — переспросила она. — До первой пары есть немного времени?

Ксера закусила губу.

— На нижнем уровне, в Лабораторном крыле. Дверь с ржавым медным замком, вся увитая лиловыми щупальцами. Там же вывеска — «Оптика и иллюзии». Только не забудь постучать пять раз. На четвёртый он не открывает. Суеверие.

Галла кивнула и направилась по мозаичным коридорам вниз.

Магия в воздухе жужжала, как слабый ток в проводах — почти незаметно, но непрерывно. Галла шла по Лабораторному крылу, спускаясь всё ниже, мимо висящих в воздухе флаконов, чертежей, полупрозрачных существ, спящих в склянках.

На двери, которую описала Ксера, действительно обвивались щупальца. Они были… лиловыми. Прозрачными. Подрагивающими, словно живыми.

Табличка гласила:

«ГЕМРИ. ОПТИКА. НЕ ВХОДИТЬ С СОБАКАМИ И ПАМЯТЬЮ»

Галла вздохнула.

Раз-два-три… пауза… четыре… и пять. Постучала точно, как велели.

Дверь приоткрылась — резко, как будто не дверь, а капкан.

— Заходи, новая старая, — голос скрипучий, будто говорящий из чайника с камушками. — Без памяти — так даже лучше. Меньше вопросов.

Внутри царил сумбур: линзы, оправы, модели глаз, оптические установки с закрученными в спираль световыми лучами. За столом копошился невысокий человечек — седой, с цветным моноклем в правом глазу и повязкой на левом.

— Гемри. Мастер зрения, — представился он. — Ты, значит, наша… хм… звёздочка. После удара молнией. Или портала. Или чего вы там натворили в башне Лессинга. До сих пор споры идут.

Галла напряглась. Что сказать? Кто она? Она… не та, кого они знали.

— У меня всё немного расплывается. Я плохо вижу вдаль. И читать трудно.

— Ну ещё бы, — Гемри пощёлкал пальцами, и к ней подлетела пара линз, вставших в оправу прямо в воздухе. — Твоя радужка изменилась. Плотность магнетического поля глаза снизилась, нейронная структура — тоже. Это похоже на регресс. Или даже на зеркальное замещение. Но об этом вслух не говорят.

Он подмигнул. Или у него просто дёрнулся глаз.

— Очки тебе, Винтер, не положены, — пробормотал он. — Но я сделаю исключение. Формально ты — та же студентка. Но на твоём месте я бы не пытался себя вспоминать. Лучше учись как новая. Так безопаснее.

Очки оказались тонкими, почти невесомыми, с линзами в серебристом ободке. Надев их, Галла вздохнула — всё снова стало чётким. Мир — резким, будто вынырнула из тумана.

— Спасибо, — тихо сказала она.

— Не благодари. Эти очки могут говорить. Если начнут, просто игнорируй. Они — проекция твоих мыслей. Или твоей памяти. Может, и моей… Кто их разберёт…