За(в)учка против Мертвого Ректора

53. Тренируемся на кошках

Тьма.

Но не пустая — живая.

Из неё тянулись нити света, становясь то плоскими, то сферическими, то вовсе ничем.

Галла слышала собственное дыхание.

И потрескивание — не огня, не стекла… чего-то неизвестного.

Ирбис… ирбис… ирбис…

Слепок ощущений ускользал, будто кто-то пытался вымыть его водой.

Она почувствовала, как сквозь ноги пробегает дрожащая рябь.

Словно пространство мерило её интерес… или страх.

Один из светящихся шлейфов начал сгущаться перед ней.

Другой повторил движение, как отражение — но не её отражение.

Слишком высокое. Слишком тонкое.

Она напряглась.

Ирбис… белый… холодный…

Но образ расплылся.

Её дыхание сбилось.

Сердце стучало в висках.

— Нет… — прошептала она. — Нет-нет-нет, вернись… ирбис… пресс-папье… стол… кабинет…

Нити вдруг рванулись.

Пространство заискрило серебристым — слишком ярко, почти больно.

Ирбис. Холод. Молчание. Каменная тяжесть.

Но световые сполохи начали срастаться в очертания — слишком гибкие, слишком пушистые.

Белая линия хвоста. Пушистая шерсть. Надменное выражение морды, лежащего на клавиатуре кота.

Люцифер… опять ты…

Образ — родной, домашний, уютный — врезался в сознание так резко, что она не заметила, как нити якоря распались. Все ощущения — тяжесть, холод, гладкость — вымылись хаосом, будто никогда не существовали.

— Нет… нет, стой…

Она резко обернулась — хотя в хаосе сложно понять, что такое «в какую сторону».

Мир стал вязким, линии расползлись. Она больше не чувствовала, где должна быть.

Паника поднялась мгновенно — колким жаром в груди.

Назад. Мне нужно назад. Как был устроен кабинет? Зеркало слева… стол… пресс-папье… ирбис…

Но вместо чёткости появлялось лишь ещё большее размытие, словно сама попытка собрать мысль порождала новые волны искажения.

Она заставила себя вдохнуть, хоть дыхание и казалось ненастоящим.

И потянулась к хаосу: осторожно, кончиками чувств, пытаясь нащупать знакомую вибрацию. Ту самую линию реальности, что держит её место в мире.

Тяжесть… белый камень… слоновая кость… ирбис… не кот… ирбис…

Нити дрогнули.

Одна — слабая, тонкая, словно трещинка — откликнулась.

— Вот… — прошептала она.

Но в тот же миг хаос дрогнул иначе — слишком резко, слишком глубоко.

И перед ней возник свет — не просто вспышка, а белёсая фигура, собравшаяся из перепутанных линий, как будто пространство пытается вылепить человека из чистого беспорядка.

— Вы потеряли контроль, — сказал знакомый голос.

Он появился внезапно, но беззвучно. Никакого перехода. Он просто был здесь, как будто принадлежал месту больше неё.

Сомбре.

Глаза его в хаосе казались даже более светлыми, чем обычно — почти белыми.

Он протянул руку, и сотни нитей вокруг будто послушно отступили назад.

— Возьмите якорь. Сейчас же.

Ирбис вспыхнул в сознании так ярко, что у неё перехватило дыхание.

Тяжёлый. Каменный. Без эмоций. Никакой домашности — только хрустальный холод гор.

— Вот. Держите, — сказал он.

Хаос исчез рывком.

Она вернулась в кресло так резко, что оно скрипнуло под ней.

Сомбре стоял рядом, выглядя немного бледнее, чем раньше, если это вообще возможно.

— Плохо, — произнёс он, снимая руку с её плеча. — Но вполне ожидаемо для первого раза.

— Я… почти удержала… — хрипло выдохнула она.

— Постарайтесь фокусироваться так, чтобы якорь не вызывал у вас лишних ассоциаций, — холодно сказал он. — Чтобы не приходилось его искать.

Она слабо улыбнулась:

— Но я почти нашла якорь сама.

— Да, в этом вы молодец. Я рад, что вы не запаниковали, и мне не пришлось вас искать и вытаскивать, а лишь подтолкнуть к выходу.

Он накрыл зеркало ладонью — как будто поставил точку.

Она зажмурилась.

Но потом открыла глаза и посмотрела прямо на него:

— Я должна попробовать ещё раз!

Сомбре коротко моргнул, словно удивлён, но одобрил лёгким кивком. Он провёл ладонью по зеркалу, и его гладь снова задышала серебром.

— Хорошо. Но теперь — удерживайте якорь, как будто это ваша жизнь.

Несколько успешных коротких прыжков дали Галле ощущение почти физического подъёма — как будто она наконец поймала собственный ритм. Хаос слушался её. Не полностью, не охотно, но уже не сопротивлялся.

Сомбре скрестил руки за спиной, его взгляд, прищуренный и внимательный, задержался на ней чуть дольше, чем обычно.

— Неплохо, мисс Винтер, — произнёс он, для других это прозвучало бы холодно, но Галла знала, из его уст это почти восторг. — А теперь обратно в сторожку. Я обещал вернуть вас через полчаса.

— Вы думаете, нам стоит оставаться там и сегодня? — спросила Галла.

— Ещё на ночь, пожалуй. Но завтра возвращайтесь в Академию. Не думаю, что кто-то рискнёт напасть на вас или Морроу среди бела дня и при свидетелях, — ответил он так, будто обсуждал расписание факультета. — Но на всякий случай… в столовой лучше не есть.

Галла хмыкнула, хотя ей совсем не было смешно.

— Вы придёте за нами утром?

— К сожалению, буду занят, — ровно произнёс Сомбре. — Но теперь вы можете вернуться сюда через зеркала и сами.

Она замерла.

— А Эдвард?

— Пешком дойдёт, — отмахнулся ректор. — У него ноги есть. Молодые, крепкие, насколько я помню.

Галла прикусила губу.

— А если… я попробую перенести его сама?

Сомбре посмотрел на неё так пристально, будто измерял не слова, а расстояние от её храбрости до её глупости.

— Можете, — холодно сказал он. — Если не боитесь потерять его где-нибудь по пути.

— Очень ободряюще.

— Вам бы такое умение пригодилось. Но я не придумал пока, как безопасно вас в этом потренировать, — Люсьен на секунду смягчил тон, что случалось с ним редко. — Человеческая жизнь слишком… нестабильный груз для ученика.

Она опустила взгляд в пол.

— Да. Я понимаю.