Коридоры Академии уже дремали.
Фонари под потолком горели вполсилы, пыльные полосы света ложились на пол, и шаги Галлы звучали глухо, как в воде. На губах ещё оставалось ощущение тепла — живого, земного, настоящего. Она шла медленно, будто боялась, что слишком резкое движение разрушит хрупкий покой.
Очки в руке ожили лёгким вибрационным сигналом.
«Необычные физиологические показатели. Повышен сердечный ритм, изменено дыхание. Причина: физическая активность или эмоциональный всплеск?»
— Эмоциональный всплеск, — пробормотала она. — Большой, но приятный.
«Рекомендуется дыхательная практика или консультация целителя».
— Ага. Расскажу целителю, что у меня диагностирован поцелуй, — фыркнула Галла. — Спасибо, обойдусь.
Очки не унимались:
«Замечено изменение в структуре гормонального фона. Возможно отравление феромонами».
Она остановилась и прижала переносицу пальцами.
— Господи, кто вас вообще проектировал? Средневековые монахи с чувством юмора?
«Никаких религиозных убеждений у нас нет».
— Сомневаюсь, — буркнула она, ускоряя шаг. — Хотя… если бы у тебя была душа, я бы вас в угол поставила.
«Определение: угол — геометрическая фигура, образованная пересечением двух линий. Уточните действие».
— Молчи, — сказала она сквозь смех.
Когда дошла до комнаты, в ней горел ночник — Ксера заснула с раскрытой книгой на животе. Галла тихо стянула мантию, поставила очки на тумбочку.
«Пульс стабилизируется. Эмоциональный уровень: выше среднего. Диагноз: состояние субъекта можно охарактеризовать как… удовлетворённое».
— Ещё слово, и я засуну вас в тумбочку навсегда, — прошептала она, но улыбнулась.
Лёжа в темноте, она слушала ровное дыхание подруги и шорох ветра за окном.
И всё же внутри, под привычной усталостью, теплилось что-то лёгкое, почти юное — то самое чувство, которое она думала давно утрачено.
— Да, да, удовлетворённое, — шепнула она в сторону очков. — Только попробуй записать.
Очки мигнули зелёным, будто подмигнули в ответ.
«Записано. Но не передано».
«Передано кому? — мелькнуло в голове. Мастеру Гемри? Ректору? Или кому-то ещё, кто любит наблюдать из тени?»
Галла нахмурилась, но допрашивать артефакт не стала. Сил не осталось, да и спорить с зачарованной оптикой в полночь — последнее, чего ей хотелось.
Утром разберусь.
Она перевернулась на бок, стараясь не смотреть на тумбочку. Линзы всё ещё слабо светились — ровно, размеренно, будто у артефакта действительно был свой пульс. А может, ей просто казалось.
— Всем спокойной ночи, включая умные предметы, — пробормотала она.
Ксера что-то невнятно вздохнула во сне, потянулась и снова утихла. Тепло соседней кровати, шелест ветра и усталость, наконец, сделали своё дело. Галла уснула.
Поднялась она рано, ещё до Ксеры, привела себя в порядок и поспешила в мастерскую Гемри, где воздух всегда пах чем-то электрическим и немного горелым.
Дверь открылась сама, едва Галла подошла.
— А, мисс Винтер! — раздался бодрый голос. — Я вас уже ждал. Очки, полагаю?
— Они стали разговаривать. Даже слишком умно, — сказала она, проходя внутрь.
Мастер усмехнулся, подхватил очки и привычно подбросил их на ладони, будто детскую игрушку.
— Ну, разговаривать — это хорошо. Значит, живы.
— Живы? — переспросила она, слегка напрягшись.
— В переносном смысле, конечно, — отмахнулся он, хотя в глазах мелькнула улыбка. — Характер у любого артефакта формируется из трёх источников: немного от мастера, немного от владельца и… капелька жизни, если повезёт.
— А откуда она берётся, эта капелька? — осторожно спросила Галла.
Гемри посмотрел на неё поверх очков — своих, настоящих, с треснувшей дужкой.
— Я её собираю. Эмоции, чувства. Радость, вдохновение, доброту. Всё, что люди оставляют в воздухе, когда смеются или любят. Собираю, смешиваю и добавляю в артефакты.
Она моргнула.
— Это не может быть опасно?
— Нет, — ответил он спокойно. — Я беру только хорошие эмоции. Темные не годятся — артефакт от них ломается. Но могу проверить, всё ли с вашими очками в порядке. Просто на всякий случай.
Галла колебалась мгновение, потом кивнула.
— Проверьте. Вчера они сказали фразу, которая мне… не понравилась.
Он аккуратно положил артефакт на резной поднос, накрыл тканью, на которой светились тонкие руны.
— Пусть поспят. Им полезно иногда спать, как и людям.
Галла не сдержала улыбки.
— Вы с ними обращаетесь, как с питомцами.
— А кто сказал, что вещи не нуждаются в добром слове? — хмыкнул Гемри.
Она поблагодарила и направилась обратно.
На лестнице, спускаясь с верхнего пролёта, вновь поймала себя на странном ощущении — будто мир стал чуть чётче. Не идеально, нет — читать без очков она по-прежнему не смогла бы, но ступеньки больше не двоились, а дорогу перед собой видела ясно.
Галла остановилась у окна. За ним тянулись шпили Академии, залитые утренним светом.
Она прищурилась — и впервые за всё время отчётливо увидела кованую ограду у подножия и блестящую вывеску на аптекарской лавке напротив.