За(в)учка против Мертвого Ректора

32. Грязная игра

День начался не слишком дружелюбно. На площади перед корпусом моделирования уже собирались кандидаты в старосты — каждая группа со своей свитой, как маленькие политические дворы. Воздух звенел от энтузиазма и скрытой зависти.

Галла с Ксерой вошли в зал чуть позже остальных — ибо вновь попытались забрать очки у Гемри. Безрезультатно.

Мир снова был немного размытым, и потому Галла больше слушала, чем смотрела.

Слышала шаги, шорох перьев, приглушённые смешки, перешёптывания. Пока Ксера протискивалась к столу, Галла чувствовала, как за спиной растёт шлейф сплетен — мягкий, липкий, как паутина.

Даже когда собрание закончилось, зал зашумел, словно улей. Кандидаты переговаривались, кто-то уже шептался в углу, кто-то подсчитывал шансы. Галла с Ксерой шли к выходу, и за спиной у них тянулся едва уловимый, но вязкий шёпот.

— Вон та, да… с ректором теперь, говорят, на особом положении.

— Или не с ректором, а с тем, другим с боевой магии…

— Ну а что, Морроу парень видный, не удивлюсь.

— Зато теперь понятно, кто её «продвигает».

Галла не остановилась, только чуть сильнее выдохнула. Воздух вдруг показался тяжёлым, будто от пыли.

Ксера, сжав губы, догнала её.

— Похоже, у нас новая волна слухов. Теперь ты официально «любимица ректора».

— Отлично, — спокойно сказала Галла. — Хоть чем-то прославлюсь до выборов.

— Ты, похоже, не поняла. Они говорят, будто Сомбре тебя «продвигает» только потому, что у тебя роман с Морроу.

Галла едва заметно усмехнулась.

— А, то есть у меня теперь два покровителя. Как мило.

Ксера закатила глаза:

— Я серьёзно, Галла. Это может повредить тебе на голосовании.

— Пусть, — отозвалась та. — Если у людей слишком скучная жизнь, я не стану мешать им развлекаться.

Она сказала это легко, но внутри на секунду защемило.

В её мире, тридцать лет и целую вечность назад, у неё практически не было поводов для сплетен. Там её звали «синим чулком» — и за закрытые блузки, и за то, что не танцевала на дискотеках, и за то, что работала после до ночи…

А здесь — один разговор с преподавателем, один взгляд, одно «дополнительное занятие» — и вот уже половина Академии обсуждает её тайные страсти. И почему-то это было даже… забавно. Может, потому что впервые за много лет о ней говорят, как о живом человеке, а не как о функции.

— Ладно, — сказала она вслух. — Пусть шушукаются.

— Я бы не была так спокойна, — буркнула Ксера. — У ректора и без того репутация холодного чудовища. «Мёртвая машина», «бездушный страж» — как его только не называют. Теперь думают, что он прикрывает девушку одного из «своих».

«Мёртвая машина»…

Галла непроизвольно усмехнулась, вспомнив, как когда-то слышала про себя почти то же.

Только без «мёртвая» — тогда просто говорили «человек-таблица», «эффективный процессор», «робот-завуч». И что-то внутри болезненно кольнуло: странно, как легко люди вычёркивают из других всё живое, стоит им стать слишком упорядоченными.

А потом ты привыкаешь и вычёркиваешь себя сам. И тогда в жизни, действительно, не остаётся ничего, кроме рутины, обязанностей и переработок.

— Что ж, — сказала она вслух, поправляя жакет, — значит, мы с ним из одного металла.

— Что? — не расслышала Ксера.

— Ничего. — Галла улыбнулась. — Пойдём, у нас ещё куча дел.

Они вышли из зала.

Солнечные лучи из окон ложились на пол, как полосы света.

Ксера что-то оживлённо рассказывала, а Галла шла рядом, слушая вполуха, и думала, что, может быть, даже в этих слухах есть своя странная свобода.