За(в)учка против Мертвого Ректора

63. Этот его мавзолей

Кабинет тонул в мягком янтарном свете, слишком тёплом для этого мрачноватого помещения. Диванчика как в приёмной тут не было, но Эдвард, догадываясь, что ему потом влетит от Сомбре, перетащил одно из кресел к другому, и теперь они с Галлой сидели рядом, рука в руке.

Чай тут тоже нашелся, с пряными травами, запахом аниса и терпкой древесной коры. Оба они напряжённо потягивали его из изящных фарфоровых кружек, оба молчали. Говорить не хотелось. Тревога ожидания грызла изнутри.

Большое зеркало в резной раме дрогнуло, и перед ним материализовался ректор. Он шагнул наружу сухо, как лист бумаги, скользящий по стеклу. На нём будто и следа не было от перехода, но лицо…

Лицо выдавало всё.

— На травологии её нет и вообще на факультете, — произнёс он без предисловий. — Ни в лабораториях, ни в кабинетах, ни в оранжерее. Мортен проверила всё лично.

Он повернулся к Галле — резким, точным движением, как если бы выхватывал её из пространства.

— Когда вы видели её в последний раз?

Галла поставила чашку на маленький столик, ее пальцы дрожали.

— Сегодня утром, — выдохнула она. — Мы… немного повздорили из-за того, что я дома не ночевала. А после я ушла на лекцию Ламеля. Ксера собиралась на свои занятия. Больше я её не видела.

Сомбре кивнул — чуть, но будто отмечая каждую деталь. Он даже не сел — только поднял руку к зеркалу.

— Я попробую проследить, — сказал он, и растворился, уже не телепортировался, а шагнул в сам хаос Эверы.

Воздух в кабинете едва успел успокоиться, как зеркало содрогнулось вновь.

Сомбре вышел, но в этот раз его дыхание было тяжелее, казалось, будто он несколько часов напряжённо работал.

— Ничего, — произнёс он сухо. — Ни следа.

Он прошёл к столу, упёрся руками в край, словно пытаясь удержать то, что грозило рассыпаться.

— В другой ситуации, — он говорил медленно, как человек, который тщательно выбирает каждое слово, — я бы смог проследить её перемещения. Распутать линию. Понять, куда она ушла, каким способом, что именно сделала.

Пауза. Короткая. Опасная.

— Но сейчас… это было то самое окно, когда я совершенно слеп.

Галла встрепенулась и крепче сжала руку Эдварда.

— Когда мы были на Совете? — спросила она.

— Да. — Сомбре кивнул. — Эти полтора часа я пересмотрел сотни раз под разными углами. На ваше назначение мне нужно было понять реакцию каждого, кто был в зале, — он провёл рукой по виску непривычно нервно, — в столь изученные временные промежутки в одном месте, остальная Академия для меня практически затемнена.

Эдвард выругался шёпотом. Галла побледнела сильнее.

— И вы думаете, — медленно произнесла она, — она знала?

Сомбре поднял на неё глаза — почти прозрачные, почти нечеловеческие.

— Ламель мог. Он слишком опытный инспектор, не раз бывал здесь в прошлом, давно работал с энергетическими следами. Он мог догадаться, зачем мне малый зал, — он сделал паузу. — Он тоже исчез ровно в этот же промежуток, после лекции, на которой вы были, его никто не видел.

Галла почувствовала холод — не физический, а тот самый, зеркальный, от которого дрожь идёт по позвоночнику.

— И что теперь? — встрепенулся Эдвард.

Ректор посмотрел на них обоих — тяжело, как на двух последних людей, которым он может сказать правду.

— Теперь… — произнёс он, словно ставя точку, — они знают, что мы ищем именно их. И оттого станут опаснее и осторожнее.

Он подошёл к зеркалу.

— В Академии сложно спрятаться, если я знаю, за кем слежу. Я думаю, они в лесу. Но всё же эти стены я бы не хотел оставлять без присмотра, в особенности мальчишку в лазарете…

— Вы хотите, чтобы мы…

— Я хочу, чтобы вы подготовились, передохнули. Слишком много на вас обоих свалилось за этот день, — проговорил он удивительно тепло, с ноткой заботы. — Ступайте пока в сторожку.

— Телепортироваться?

— Я настроил её на магический след вас обоих, так что теперь она впустит вас и пешком. Но всё же сейчас безопаснее через зеркало. Вернётесь сюда на закате…

— Но… — начал было Эдвард.

— Я принесу вам что-нибудь на обед через час… если зеркало на стене трогать не будете, — перебил его ректор. — А пока ступайте! У нас чуть больше суток до ритуала, надо использовать их эффективно.

Галла уже встала и полная решимости направилась к зеркалу. Эдвард с неохотой последовал за ней.

Галла устало выдохнула и провела ладонью по вискам. Сторожка была тихой — слишком тихой. Лес за окнами колыхался едва заметно, будто и правда повторял странный ритм отражённого времени.

Эдвард следовал за ней как тень — хмурый, усталый, но упрямый. Всё ещё злой на ректора, на ситуацию, на собственное бессилие.

Они перенеслись почти мягко — впервые без головокружения — и стояли теперь среди деревянных стен, пахнущих смолой и ночной прохладой.

Эдвард первым нарушил тишину:

— Сказал, враги в лесу — отправил в самую чащу. Сказал, использовать время эффективно — отправил отдыхать. Где логика?

Галла чуть улыбнулась краем губ — устало, печально.

— Мне правда нужно… немного передышки. Тихое место. Чтобы подумать, всё переосмыслить.

Он резко повернулся к ней.

— Только не говори, что ты… собралась в этот его мавзолей. В дом. С телом.

— Эдвард… — она вздохнула. — Там время почти не течёт. И там дневники хаоса. Они могут подсказать, что задумала Ксера… и как это остановить. Ты можешь остаться здесь — для тебя пройдёт минут пять. А я вернусь. Я не задержусь там.

Он молчал секунду. Две. В глазах мелькали и злость, и боль, и страх потерять её снова. Потом он коротко тряхнул головой, как отгоняя ненужные мысли.

— Ну, нет, — его голос стал твёрже, чем раньше. — Я от тебя ни на шаг. И в зеркала, и в усыпальницы, и к ректору под бок. Даже если бы я ему это не обещал — всё равно мне спокойнее будет рядом.

Он огляделся, подступил к постели в углу, подхватил пару сложенных пледов.

— Если что — вздремну, — он бросил взгляд на Галлу, в котором смешались нежность и озабоченность. — Только вот возьму… чтобы по склепам одеяла потом не искать.

Галла не выдержала — тихо рассмеялась. Нервы, усталость, страх, любовь — всё перемешалось. Но смех был живым. И этого сейчас хватало, чтобы хоть на мгновение не рухнуть под тяжестью происходящего.

— Ладно, как скажешь, — она подошла ближе и коснулась его ладони. — Тогда идём вместе.

Она развязала ткань с зеркала-пространства, и серебристая глубина дрогнула, впуская их обоих. Они шагнули одновременно. И мир накренился, серебро разлилось под ногами — принимая их в себя.

Впереди ждал дом, где время стояло, а тишина дышала чужой памятью.

Галла крепче сжала его руку. Эдвард — не отпустил.

В доме Галла сразу же бросилась к оставленным на столе дневникам. Принялась их методично сначала читать, затем листать, прокладывая листы закладками и делая пометки в своём блокноте.

Эдвард ей не мешал, просто пробовал всё, лишь бы занять себя.

Сначала — попытался уснуть. Без толку: в этом доме сон был чем-то… необязательным, будто организм забывал о такой потребности.

Потом тоже взял дневник Веры, но через пару страниц у него закружилась голова: написанное перескакивало между мирами, временами, идеями. Для Галлы — понятно. Для него — как читать заклинание, составленное из трёх разных языков, один из которых мёртвый.

Потом гасил и зажигал камин.

Потом взялся за мебель.

Когда он начал тащить кресло к окну, Галла даже не подняла голову, но произнесла таким тоном, от которого он ощутил себя пойманным котом:

— Поставь на место. Это его дом, — он и сам знал, что ректору это не понравится, но Галлу это, похоже, тоже раздражало.

Он не стал спорить. Но мысли продолжали крутиться.

Он обещал не уходить дальше крыльца — и не уходил.

Он сидел здесь как сторожевой пёс, чувствуя себя одновременно трогательно нужным и абсолютно бесполезным. Сидел, уронив подбородок на кулак, и в который раз раздражённо шипел на упрямое дерево, которое, даже получив его лучший боевой импульс, только хмыкало листвой, будто насмехалось, и тут же стягивало кору обратно, как шкуру на регенерирующем звере.

Это было пыткой. Не болью, не страхом — ожиданием.

Безвременье подпространства давило на нервы: казалось, прошли недели. А объективно — кто вообще знает, сколько? Полчаса? Часть ночи? В хаосе время ходило кругами, иногда прыгало обратно, и он ощущал это странное дребезжание под кожей — будто сам становился частью неправильного мира, где жизнь заменена каким-то её консервированным подобием.

Когда земля опять дрогнула едва ощущаемым волнистым рывком, Эдвард вскочил, будто боялся пропустить что-то важное. Сердце ухнуло — он готов был в любой момент бежать спасать Галлу из лап самой Эверы, хаоса или, чего уж, самого Сомбре.

И наконец — тихий, но уверенный голос:

— Эдвард. Пойдём, пора.

Он развернулся почти резко — так, что плащ, лежавший на перилах, шуршал от движения. Галла стояла в дверях, опираясь плечом о косяк. Глаза усталые, но ясные; в руках — блокнот и дневник. Ленты-закладки торчат, как перья у встряхнувшейся птицы.

Он шагнул к ней быстро — почти слишком близко, будто провал между мирами ещё не отпустил его из своей дрожи.

— Ты закончила? — выдохнул он.

Голос дрогнул — совсем чуть-чуть, но она услышала. Её взгляд стал мягче.

— Да. Мне кажется, я нашла несколько важных вещей. Но мне нужно будет ещё раз тот первый дневник снаружи перечитать.

Он кивнул, и только тогда понял, как сильно ждал этого возращения, чтобы остаться с ней вдвоём, но в том, живом мире.

Он взял её за руку, осторожно, подхватил по пути плед, который так и не использовал, глубоко вдохнул… Они шагнули к зеркалу. И мир снова качнулся, затопленный серебром.