Галла долго не могла уснуть. Слова девчонок о Лансе Тревене вертелись в голове, словно заевшая пластинка: «Он сказал, что его позвали у северной стены».
С каждой минутой в комнате становилось тише. Соседки давно спали; только дыхание Ксеры было слышно в полумраке. Очки лежали рядом на тумбочке, будто ждали её решения.
— Думаешь, я сумасшедшая? — прошептала Галла, надевая их.
Стёкла чуть дрогнули, и в голове возник знакомый насмешливый шёпот:
— Сумасшедшие не задают таких вопросов. Они просто идут туда, куда зовёт ночь.
Галла закатила глаза, но встала. Накинула плащ, тихо проскользнула за дверь.
Коридоры академии были пусты. Магические лампы мерцали, бросая длинные тени. Каждое эхо её шагов отзывалось слишком громко, будто всё здание следило за ней.
Добравшись до северной галереи, она услышала звук: глухой, размеренный стук — каблуки по каменному полу. Галла прижалась к колонне, сердце застучало в горле.
Ректор.
Он шёл медленно, руки за спиной, белые волосы блестели в свете луны, пробивавшейся сквозь узкие окна. На нём был длинный тёмный сюртук, словно сошедший со старинного портрета.
И ни малейшего отражения в высоком зеркале, что висело у стены.
Галла прижала ладонь к губам, чтобы не выдохнуть слишком громко.
Ректор остановился у самого конца коридора. Секунду-другую стоял, будто кого-то ждал, а потом… скользнул в зеркало. Как в воду.
Поверхность стекла дрогнула и снова стала гладкой.
Сердце Галлы ухнуло в пятки. В прошлый раз, когда она заметила нечто похожее, она пыталась убедить себя: «Показалось. Тень. Сонная галлюцинация». Но сейчас… сейчас всё было слишком явственно.
Очки шепнули у самого уха, холодком пробегая по коже:
— Видела? Теперь у тебя нет права списать это на усталость.
Галла ещё долго стояла, вцепившись пальцами в ткань плаща, пока не осмелилась отойти. Всё внутри кричало, что ректор связан с исчезновением Ланса. Теперь она уже не сомневалась.
Утром, едва распахнулись аудитории, Галла вернулась к северной галерее с библиотечной книгой «Сказки зеркальной изнанки», где в шуточной форме описывались ритуалы пробуждения зеркал. Лампы догорали бледным светом, солнечный луч скользил по полу, как линейка. Зеркало висело там, где и вчера: высокое, в резной раме, спокойное до равнодушия.
— Проверим очевидное, — прошептала она и надела очки.
— Очевидное — это то, что все игнорируют, — лениво откликнулись очки. — Но давай, удиви нас!
Первая попытка.
Она приложила ладонь к стеклу: холод ровный, как у стены. Серебряная монета — в кармане на случай простых колдовских тестов — звякнула о поверхность, отскочила, не оставив следа. Галла выдохнула на стекло; на краткий миг туманная пелена проступила, и в ней — ничего, кроме её расплывчатого отражения. Она провела пальцем сеть линий — привычную сетку, как в её таблицах: строки, столбцы, пересечения. Никакой реакции.
— Зеркала любят симметрии, — пробормотала она. — И повторения.
Очки щёлкнули у переносицы:
— И людей, которые не сдаются с первого раза.
Вторая попытка.
Она принесла мел. На полу вытянулась аккуратная «разметка»: Галла вычислила, где через десять минут упадёт солнечный прямоугольник, и провела мелом две линии — «ось времени» и «ось отражения». В её мире это срабатывало на расписаниях: всё ложилось, если поймать правильный ритм. Она дождалась, когда свет совпадёт с её метками, и прошептала простейшее слово-связку, какое подсказывали учебники:
— Синхрон.
Стекло глухо дрогнуло, словно под ним затаивалась вода. Но волна не пошла; поверхность осталась стеклянной, безжалостной.
— Почти, — отметили очки. — На шаг левее истины.
Галла стиснула губы. Две неудачи — ещё не повод отступать. В голове щёлкнуло: совпадение расписаний . Два зеркала. Два «плана».
Третья попытка.
Она вернулась с маленьким круглыми зеркальцем из своей комнаты — тем самым, что лежало в косметичке. Встала в профиль к большому зеркалу так, чтобы в малом отразилось большое. Наклонила угол, ловя двойную картинку — как два слоя её таблиц, накладывающихся друг на друга. В отражении мелькнул коридор позади, затем — на миг — чужая тёмная комната, будто окно проморгало.
— Совмести две сетки, — шепнули очки уже почти возбуждённо. — Ты умеешь. Линии к линиям, узор к узору.
Она прищурилась, превозмогая близорукость, выровняла малое зеркало так, чтобы край рамы большого совпал с краем круга. Стекло словно вздохнуло. На мгновение исчез её силуэт — осталась только тень колонны, световый прямоугольник и… чёрный кабинет в глубине.
— Сейчас, — сказала она уже не очкам, а себе, — сейчас.
Пальцы коснулись холодной поверхности, и холод оказался… мягким. Как если бы под ним дрожала очень плотная вода. Галла перенесла вес на ступню — и провалилась.