Коридоры Академии ползли длинными тёмными тенями — на улице клонился закат, и свет из высоких окон резал пространство золотыми полосами, будто кто-то нарочно подчёркивал: вечер настал, время вышло.
Галла и Эдвард шагнули в кабинет ректора одновременно: Сомбре стоял у окна, неподвижный, словно мраморная статуя, и ждал их.
На столе стояла корзинка. Аккуратная, обтянутая тёмной тканью. Аромат тёплого чая в толстостенном, похожем на термос кувшине, ощущался даже издалека — густой, сладковатый, с терпким оттенком клёнового сиропа. Рядом блестели горкой конфеты в разноцветных фантиках, между ними небольшой узелок изюма.
— А вы нам и ужин организовали? — полюбопытствовал Эдвард.
— Это не вам, — холодно отозвался Сомбре.
— А вам разве надо?
— И не мне, — ректор даже не развернулся. — Не забывайте, Морроу, что моё «надо» не совпадает с вашим.
Галла сделала шаг вперёд, приглядываясь к корзине.
— Почему вы сказали приходить именно на закате?
Люсьен наконец повернулся. Серебро его глаз было особенно ярким сейчас, когда за окнами таял свет.
— Я собираюсь исследовать лес, — о н указал на корзинку: — а вы сходите в архив северного крыла и призовёте того, кто сможет подежурить здесь вместо меня.
— А кто там? — насторожился Эдвард: про северное крыло ходили такие слухи, что даже боевики предпочитали туда не соваться без нужды.
— Старый друг.
— О, — Эдвард закатил глаза. — Ну, конечно!
Сомбре сузил взгляд.
— А вы считаете, Морроу, что у меня и друзей быть не может?
— Почему-то трудно представить, что вы где-то в свободное время пьёте чай с сиропом и играете с кем-то в шашки, — проворчал Эдвард. — И вообще, если там друг, почему вы сами не сходили?
— А, правда, почему? — осведомилась Галла. — Это ведь туда вы меня посылали после грозы с тем конвертом, который сами же потом и забрали, потому что я поначалу струсила. Помните?
Ректор отвёл взгляд в сторону окна. На мгновение на его лице промелькнуло что-то очень человеческое. Потом он проговорил, почти нехотя:
— Мы поссорились. Из-за вас.
— Из-за… меня? — выдохнула она.
Люсьен не изменился в лице, но пальцы его непроизвольно сжались на подлокотнике кресла. Голос его стал тише — не холоднее, а скорее… уязвимее:
— Он всегда выбирается в Академию, даже без призыва, на мой день рождения, — он задержал взгляд на Галле. — И в ту ночь я решил показать ему вас … ваш случай. Он видел, что вы испугались. И… попросил меня не давить на вас. Оставить вам время.
Галла замерла. Эдвард удивлённо вскинул голову:
— И?
Сомбре отвёл глаза, как будто стыдясь собственного упрямства.
— Я сказал, что решу сам. И тогда он объявил, что больше не покажется… — он выдохнул, — если только вы его не призовёте.
— Призовёте? — уточнил Эдвард. — Ваш друг призрак?
— Ректор Персиваль, — кивнул Сомбре. — мой наставник.
— Подождите… А призраки разве… пьют чай с сиропом? — Эдвард указал на кувшин. — И заедают изюмом?
— Еда мёртвым не нужна. Но вкус они чувствуют. И от того, что любили при жизни, обычно не отказываются, — Сомбре будто бы улыбнулся. — Персиваль… любил виноград. Я просто не нашёл свежего зимой. А чай — его слабость. Думаю, вы сможете подманить его этим.
— А конфеты зачем?
— Сладкое и блестящее нравится абсолютно всем духам, — отмахнулся ректор. — Если вам попадётся кто-то ещё, сможете… откупиться. Или найти общий язык. Что, признаться, иногда одно и то же… Впрочем, не найдёте — Морроу отобьётся, молнии он неплохо метает.
Галла и Эдвард вышли из зеркала в узком коридоре северного крыла — и мгновенно оба поёжились. Здесь даже воздух казался старше, чем в остальной Академии: тёмный, гулкий, сыроватый. Магические светильники дрожали, будто боялись освещать слишком много.
— Люблю я это место… — проворчал Эдвард, но в руке у него уже тлела слабая огненная искра. — Самое то, чтобы боёвку оттачивать.
— Ты только стены не подпали, — тихо сказала Галла.
— А если они первые начнут?
Они двигались бок о бок. Шаги отдавались глухим эхом, коридор то расширялся, то будто сужался, стены едва заметно дышали — или это просто игра теней? На поворотах мелькали силуэты — то ли от их собственные, то ли от прошлого, оставшегося в этих закоулках.
У выхода к старому лестничному пролёту возникла вдруг полупрозрачная слегка синеватая собака — высокая, человеку по пояс, тощая, с провалившимися глазами.
Она стояла поперёк пути, взъерошенная, с поднятой оскаленной мордой из тумана.
— Хороший мальчик? — осторожно сказала Галла.
Собака прорычала — звук был шипящим, будто ветер прошёл сквозь труху.
Эдвард мгновенно бросил заклинание льда — тонкий мороз проскочил по полу, подхватил призрачную морду… и прошёл насквозь.
Собака только дрогнула, мотнула головой и медленно перешла в наступление.
— Отлично! — рыкнул Эдвард. — Сходите туда сами, отнесите бабушке пирожки!
— Подожди, — Галла сунула руку в корзинку. — Вдруг сработает.
— Ты серьёзно?.. Может, лучше огоньку?
Но Галла уже выудила яркий фантик.
Призрачная собака остановилась как вкопанная. Голова плавно подалась вперёд.
— Хочешь? — Галла чуть наклонилась и вытянула руку. — На, бери. Милая.
Существо вытянулось и в одну секунду конфета вместе с фольгой исчезла в его полупрозрачной пасти. Собака вильнула хвостом и с надеждой посмотрела в глаза Галле… Пришлось расстаться ещё с несколькими конфетами, после чего тварь расплылась… и растаяла в воздухе, словно клуб дыма, смазанный рукой.
— Я… думал, он опять пошутил… не зря ж молнии мне припомнил.
— Что припомнил?
— Ничего. Идём.
Коридоры стали шире, темнее, и тишина всё гуще обволакивала их. У старых дверей читались едва заметные таблички с выцветшей позолотой: «Архив отдела постмагических исследований», «Запрещённый фонд», «Архив. Деканат Магии Пространств».
— Туда, — Галла указала на дальний проём.