Коридор крыла тянулся длинной галереей — гулкой, прохладной, пахнущей старой бумагой и воском. Галла шла по нему, глядя на ряды окон, где отражался утренний свет. В каждом стекле — чуть искажённое изображение: стены, арки, случайные силуэты студентов.
Только одно отражение было другим.
Ректор Сомбре шёл навстречу.
Тихо, без звука шагов, будто воздух сам расступался перед ним. Его белые волосы казались почти прозрачными в солнечных лучах, взгляд — бесстрастным, как у того, кто привык видеть дальше, чем положено.
Галла ощутила, как дыхание сбилось, но заставила себя идти дальше. Они встретились посреди галереи.
— Мисс Винтер, — сказал он спокойно, как будто произносил формулу. — Рад видеть вас на ногах.
— Господин ректор, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Я тоже рада, что… студенты возвращаются к обычным занятиям.
Он чуть склонил голову.
— Возвращаются. Хорошее слово. — Его губы тронула тень улыбки. — Особенно если им есть куда возвращаться.
— Вы про Ардиса? — не выдержала она.
— Я про всех, — сказал Сомбре, но в его взгляде мелькнуло короткое, почти невидимое напряжение. — Молодой человек просто переутомился. Слишком много практик, мало отдыха.
— Странно, что усталость оставляет на коже следы магического выгорания, — заметила Галла тихо.
Он чуть приподнял бровь, но не удивился.
— Вы наблюдательны. Это похвально для студентов вашего уровня. Хотя иногда наблюдательность становится… обременительной.
— А иногда спасает жизни, — ответила она, и только теперь поняла, что сжимает тетрадь так сильно, что ногти врезались в обложку.
— Возможно, — произнёс он, делая шаг ближе. — Но вы ведь понимаете, мисс Винтер, что некоторые вещи требуют тишины. В Академии много любопытных глаз. И зеркал.
Его голос был мягок, почти дружелюбен, но каждое слово резало по нервам. Галла заставила себя не отступить.
— Разве тишина решает проблемы? — спросила она.
— Иногда даёт им забыться, — сказал он, глядя прямо в глаза. — И это гораздо гуманнее, чем вскрывать старые раны.
Он прошёл мимо, и от его мантии пахнуло холодом — не зимним, а чем-то глубже, мертвенно-безвременным.
Галла смотрела ему вслед. В окне рядом отражались только она и пустой коридор. Сомбре не отражался вовсе.
Очки тихо мигнули на её переносице, будто подтверждая догадку:
«Зеркальное искажение. Субъект отсутствует в отражении».
Она шепнула, почти неслышно:
— Я знала.
Внизу пробил колокол — начало новой пары. Всё вернулось к обычной жизни, но ощущение холода не уходило.
Галла сжала ремешок сумки и направилась в аудиторию, уже зная:
следующее, что она сделает — найдёт способ понять, кем или чем был ректор Сомбре до того, как стал человеком без отражения.
После разговора с ректором день будто потускнел. Лекции, лаборатории, разговоры — всё проходило мимо, как в лёгком тумане. Галла ловила себя на том, что в каждой поверхности — в окне, в блеске чайной ложки, даже в чьих-то глазах — ищет отражение, которое может исчезнуть.
На третьей паре, в аудитории травомагии, стоял запах мха и мела. Галла пыталась сосредоточиться на измерениях, но руки дрожали. Когда котёл с эссенцией выплеснул часть зелья на край стола, всё вокруг окутало облако густого пара.
Она отшатнулась, и едкие капли упали прямо на очки.
— Прекрасно, — пробормотала она. — Минутка невнимательности — и минус зрение.
Магистр сухо отозвался:
— Если вы ослепнете, мисс Винтер, это будет опыт, а не ошибка. Запишите результат.
Смех аудитории не задел, да и был он скорее беззлобным.
После занятия Галла свернула в боковой коридор. В уборной было тихо. Тёплый пар поднимался от раковин, на зеркале — мутные разводы. Она сняла очки, положила их на край умывальника и начала вытирать подолом мантии.
Без них мир расплылся: цвета стали мягче, линии — зыбче. Отражение в зеркале двигалось вместе с ней, но размыто, будто нарисовано акварелью.
— Чудесно, — сказала она себе. — Осталось только забыть, кто я.
В какой-то момент отражение будто дёрнулось. Едва заметно — как если бы кто-то за стеклом дернул за ниточку. Галла моргнула.
— Что за чушь…
Она наклонилась ближе, пытаясь рассмотреть сквозь мутную пелену. Без очков глаза слезились, и изображение плыло, но ей вдруг показалось, что отражение улыбнулось. Не зловеще, нет — просто странно, чуть иначе, чем она сама.
Она моргнула снова — и отражение исчезло.
В зеркале осталась только её тень, расплывчатая, без лица. Сердце ухнуло.
— Стекло запотело, — сказала она дрогнувшим голосом. — Просто запотело.
Она протянула руку, чтобы стереть влагу, но поверхность под пальцами оказалась… мягкой. Холодной, текучей, как вода под тонким льдом.
— Нет… — выдохнула она. — Этого не может быть.
Пальцы увязли в зеркале по фаланги. Стекло потянуло — не резко, но настойчиво, как будто там, по ту сторону, был лёгкий ток, засасывающий всё вокруг.
Галла попыталась отдёрнуть руку, но поверхность не отпустила. Тонкий звон, похожий на дыхание, наполнил воздух. Мир вокруг задрожал — вода в раковине, свет в лампах, даже воздух под потолком.
— Помогите!.. — крик сорвался, но голос утонул в вязкой тишине.
Зеркало дрогнуло и втянуло её полностью — плавно, как глоток воды.
Очки остались лежать у раковины, линзы блеснули в тусклом свете, отражая пустую комнату. На их оправе медленно проступили слова — не голосом, а сухим, магическим шепотом:
«Субъект потерян. Место: не определено».