За(в)учка против Мертвого Ректора

68. Свет. Зов. Сосуд

Галла вывалилась из зеркала, будто её выбросила волна — запыхавшаяся, с растрёпанными волосами и глазами, полными паники. Ей не нужно было искать Эдварда, он вскочил с места в ту же секунду, когда почувствовал, что воздух дрогнул.

Она бросилась к нему почти с рыданием.

— Вас так долго не было… — голос её сорвался. — Я думала… я думала, что всё…

Она не смогла договорить: плечи дёрнулись, она просто вцепилась в него, горячая, дрожащая, как после холодного дождя. Эдвард прижал её к себе, ладонями скользя по её спине — успокаивающе, почти так, как успокаивают тех, кого очень боишься потерять.

— Эй. Эй… — тихо, мягко. — Всё хорошо. Я здесь. Все живы… Даже он.

— Но он… он вернулся один, — Галла вздохнула и, поднимая голову, всмотрелась в его лицо. — А потом сказал, что «всем нужен отдых». Ему … Это же… это же нелепо! Он бы не остановился. Он никогда не останавливается. Он… Я испугалась, подумала, что это из-за тебя… Что с тобой что-то случилось.

В нём что-то болезненно дёрнулось — настолько искренним был её страх. Эдвард опасался, что правда о саблезубой белке только добавит паники, и решил обойтись мягкой версией:

— Я в порядке. И он — тоже. Мы просто оба вымотались. Напоролись на диких зверей, пришлось немного попотеть… вот и всё.

Она отстранилась и пристально вгляделась в его лицо.

— Немного? — недоверчиво приподняла бровь. — Ты выглядишь так, будто пробежал марафон по потолку. Да ещё в доспехах.

— Примерно так и было, — попытался он улыбнуться, но получилось неловко. — Ты тоже, между прочим, выглядишь так, будто билась с драконами.

— Только с мастером Гемри, — ответила она, чуть повеселев, — пришлось пожертвовать воздушный поцелуй ему в банку.

— Вот старый разбойник, позарился на чужое! — усмехнулся Эдвард, подхватил Галлу и прижал к себе крепче. — Я и сам, как дракон, никому не отдам моё сокровище.

Галла провела пальцами по его щеке, поцеловала нежно, но почти мимолётно.

— Всё же отпусти меня, пожалуйста, — тихо проговорила она, — ты ведь и сам на ногах едва стоишь.

Эдвард усадил её на кровать, а сам расположился рядом.

— Передохнуть — может быть, но отпускать я тебя не собираюсь, — он взял её руку, приложил к сердцу и поцеловал.

— Я тоже, — она прижалась к нему крепко-крепко, словно хотела навсегда остаться в этом моменте, — я не могу потерять ещё и тебя.

Эдвард ничего не сказал — глубоко вздохнул и, поцеловав в макушку, сильнее обнял её. Он понимал, это она про Ксеру, горькая правда о которой вмиг перевернула весь мир в глазах подруги. Мало им было всех этих интриг, слежек, Сомбре с его зеркалами и внезапными назначениями — которые вообще в голову не укладывались — а тут ещё и подобное.

Галла потихоньку засыпала в его объятиях, чуть отпустив переживания, но всё ещё бормоча что-то про ритуал и дневники Веры.

Проснулись они поздно — почти к полудню.

Свет, пробивающийся сквозь кроны Дилейского леса, был ярким, но мягким, будто приглушённым тонкой вуалью инея. Казалось, что на улице вовсе не холодно, однако в каждом солнечном луче медленно, неохотно кружились снежинки — редкие, лёгкие, будто ленивые, совсем несерьёзные для зимы, но оттого ещё более завораживающие.

Эдвард чуть шевельнулся, подложил руку под голову, сонно прикрывая глаза.

Галла первая приподнялась — и на секунду просто смотрела на это волшебное сочетание: чуть подмороженный лес, солнечный свет, пробивающийся сквозь узкое оконце и пляшущей на полу, цветастый тёплый плед.

— Доброе утро, — пробормотал Эдвард, потянувшись.

— Кажется, уже почти полдень, — проговорила она.

Галла не хотела думать о чём-то другом, не хотела покидать этот искрящийся мирок беззаботного, почти безопасного утра, но воспоминание обрушилось на неё, как ледяной порыв: дневники, записи Веры, её теория… и то, что времени почти не осталось.

Она замерла на мгновение — между желанием броситься к тетради и желанием остаться рядом, в объятиях Эдварда хотя бы ещё минуту.

— Я должна кое-что проверить, — выдохнув, проговорила она. — В саду.

Эдварду эта идея совсем не понравилась, но ему не дали шанса даже попытаться отговорить Галлу. Зеркало на стене дернулось, серебро внутри сжалось, будто его затянуло вихрем — и отражение расплылось. Через миг из него шагнул Сомбре.

— Вы бы хоть постучали, — скорее раздосадовано, чем раздражённо бросил Эдвард.

— Я знал, что вы уже проснулись, — отозвался ректор, выглядел он лучше, чем вчера, однако далеко не так бодро и собранно, как обычно.

— Я хочу попытаться призвать Веру, то, что осталось от её сознания, — объявила с ходу Галла, уже успевшая схватить блокнот. — Отделить её от хаоса. Тогда у них ничего не выйдет.

— Я пробовал повторить её ритуал, — покачал головой Сомбре. — И здесь, и в архиве, и в башне Лессинга. В полнолуния, день Жатвы, другие даты. Я ни разу не получил даже намёка на отклик… Видимо, на людях или их тенях он не работает.

— Я предлагаю попробовать не здесь. А в вашем саду, где хаос ближе и само пространство помнит о Вере.

— А мы не придём к тому же самому, не создадим неуправляемый карман внутри кармана?

— Нет, я уверена. Мы же не создаём пространство, а пытаемся поймать потерянную душу.

— Тогда давайте попробуем, — кивнул он. — Морроу, хотите с нами?

— Конечно, не хочу, — отозвался Эдвард, — и, конечно, пойду.

— Тогда прихватите зеркало со стены. Я знаю, вам нравится его перевешивать.

Новый прыжок внутрь стабильного островка в хаосе, ректорского дома. Гостиная тихо дышала — будто сама наблюдала. Пол под ногами чуть вибрировал, едва уловимо, как когда-то вибрировал воздух перед грозой.

Мела здесь не нашлось, но Галла начертила круги и символы из блокнота угольком, что вечно лежал остывший у края очага. Символы вышли точными. Они были похожи на детские каракули, и в то же время — на древние руны, которые будто сами знали, куда лечь.

Свет — свечи и зеркало, взятое из сторожки.

Зов — музыкальная шкатулка Веры, что помогла ей создать этот дом и вновь стала его частью.

Сосуд — два ее блокнота, исписанных живым, торопливым почерком.

Сомбре попытался произнести заклинание первым — его голос звучал ровно, почти холодно, но в воздухе дрогнуло… и стихло. Ни вспышки, ни ряби — только лёгкий звенящий отклик, похожий на затухающую струну.

— Что-то… что-то будто слышит… чуть отзывается, — тихо завороженно сказал он. — Мы должны повторить… позвать правильно. Заговорщики пытаются вытащить её подделкой, но если тут позову её я?

Он взглянул на Галлу.

— Но вы же и произносили… — возразила она.

— Нет, мисс Винтер, попробуйте вести вы! А меня мы используем как часть ритуала.

Он медленно сел во второй круг. Его силуэт — строгий, прямой, с белыми волосами, рассыпанными по плечам, — теперь был мерцающей тенью в свете свечей. Шкатулку убирать не стал — судя по записям дополнительные ингредиенты только усиливали связь.

— Я буду «Зовом», — проговорил Сомбре, — искрой, что должна привести её тень.

Галла глубоко вдохнула.

— А вдруг это навредит вам? Сделает хуже?

— Да что в этом мире может сделать мне хуже! — воскликнул он, почти театрально взмахнув мертвецкой левой кистью. — Долой осторожничать, это не ваша ответственность, так что просто делайте! Я сам этого хочу и я сознаю все риски.

Эдвард подошёл ближе, присел рядом с Галлой и шепнул ей едва слышно:

— Давай я с тобой. Вместе будет легче.

Она кивнула — быстро, нервно и крепко вцепилась в протянутую Эдвардом руку.

Сомбре дал знак начинать.

Галла заговорила. Голос — слабый. Хрипловатый от волнения. Но правильный.

Свет дрогнул. В воздухе запахло морозом — будто кто-то открыл дверь на улицу.

Пламя свечей вытянулось в одну сторону. И пространство вдохнуло.

Ритуал вновь не завершился, хоть и отозвался сильнее.

— Свет и зеркало есть, Зов есть, нам нужен Сосуд посерьёзнее! — проговорил Сомбре. — Морроу, принесите, пожалуйста тело!

— Что?

— Я знаю, вы видели её усыпальницу, — устало бросил ректор. — Считаете меня психом, маньяком или чем-то ещё. Ваше право. Но будьте любезны, помогите сейчас.

— А сами вы не можете?

— У меня рука ещё не отошла после вчерашнего. Живая её часть, к сожалению, поэтому и магией мне не восполнить, — он попытался приподнять правую, но она едва дёрнулась.

— Ладно, — пробурчал Эдвард, нехотя поднимаясь.

— Подождите, — возразила Галла. — Сосуд — это весьма примерный перевод с какого-то древнего языка, но нам скорее нужно что-то, что хранит образ. У меня есть кое-что от неё живой.

— У вас?

— Мастер Гемри использует эмоции, чтобы вдохнуть душу в свои артефакты. И мои очки он оживлял воздушным поцелуем Веры.

— Вот почему от них так веяло теплом, — протянул ректор. — Но мисс Винтер, вы как без них, не потеряетесь?

— Я стала лучше видеть, мне они нужны только для чтения, а это заклинание я уж запомнила.

Они повторили ритуал. Отклик снова усилился, но вновь ничего иного не произошло.

— Надо-таки принести тело, — проговорил Сомбре.

И тут комнату ослепило.

Белый, режущий глаза свет полоснул по стенам, ударил в пол, по углю линий прошёл треск — словно символы начали закипать. Следом — гул.

Гул такой силы, будто под фундаментом домика проворачивали гигантский камень.

Он ощущался на зубах, в рёбрах, в воздухе — вибрацией, которую невозможно спутать ни с хаосом, ни с магией.

Эдвард рывком схватил Галлу за плечи, удерживая от падения. Сомбре поднялся единственным быстрым, хищным движением — уже не сидящий в круге, а готовый к бою, как будто от грохота в нём что-то щёлкнуло.

Но всё прекратилось.

— Это ритуал… у нас что-то получилось? — прошептала Галла.

— Нет, это другое. Это мой маячок, — скорбно проговорил Сомбре, — что-то случилось снаружи. Нам надо вернуться в Академию.