За(в)учка против Мертвого Ректора

26. Одинокая ночь

Холод спал так же внезапно, как накрыл. Галла стояла у раковины — вода тонкой струйкой стекала в слив. На полу валялись очки.

Она нагнулась, подняла их. Линзы мигнули янтарным светом, словно радостно отозвались на прикосновение.

«Субъект потерян. Обнаружено восстановление сигнала. Что произошло?»

— Ничего, — выдохнула она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Просто… обморок.

«Данные не подтверждают потерю сознания. Временной провал: незначителен».

— Значит, стояла слишком близко к зеркалу, — ответила она, пряча дрожь. — Перегрелась, испугалась отражения, не знаю.

Очки заморгали в сомнении.

«Необъяснимый скачок энергии. Сердечный ритм в момент обрыва — повышен на тридцать два процента».

Галла села на край умывальника, прикрыла глаза рукой.

— Просто… обморок, — повторила она. — И, пожалуйста, перестаньте фиксировать это как происшествие.

Несколько секунд очки молчали, затем мягко вспыхнули зелёным.

«Принято. Состояние пользователя: нестабильное. Рекомендация: отдых и гидратация».

— Отлично, буду пить воду, — сказала она устало.

Тишина.

Капли с крана падали в раковину, отражаясь глухим эхом. Она надела очки, посмотрела в зеркало — отражение было на месте, упрямо реальное. Галла отступила, выключила воду и, не оглядываясь, вышла в коридор.

На душе было муторно. Сомбре, зеркало, предупреждение — всё это казалось кошмаром, но руки дрожали по-настоящему.

Она шла, стараясь не смотреть на стены, не искать отражений, но в каждом стекле, в каждом блеске металла ей чудился шёпот:

«Не ври себе… хотя бы пока можешь.»

Комната встретила её мягкой полутьмой и запахом воска. Снаружи ветер шевелил ставни, где-то далеко перекликались башенные часы — неторопливо, будто проверяли, не сбилось ли время.

Галла вошла, стараясь не разбудить Ксеру. Подруга спала глубоко, свернувшись клубком под одеялом, дышала ровно, как человек, которому мир ещё кажется безопасным.

Галла положила очки на тумбочку, и они мигнули, будто с укором.

Галла опустилась на кровать. Очки вспыхнули ещё раз, потом затихли.

Тишина окутала комнату, и Галла позволила себе дышать полной грудью.

Она легла, натянула одеяло до подбородка, уставившись в потолок. Сердце ещё било неровно. Он знает. Конечно, знает.

И всё же Сомбре не сказал это прямо. Не выгнал. Не обвинил. Понял: перед ним — не враг, не самозванка. Просто женщина, чья душа запуталась между двумя мирами.

Галина Сергеевна исчезла за столом, среди расписаний и ученических отчётов, а сюда, в тело молодой Галлы Винтер, попала она — вместе со своими мыслями, усталостью, сном о жизни, которая не сбылась. Только теперь в ней бьётся не одно сердце.

Галла закрыла глаза и улыбнулась — чуть грустно, чуть тепло. Перед внутренним взором вдруг вспыхнули два силуэта — пушистые, круглые, упрямые. Люцифер и Минутка.

Люцифер — аристократичный король подоконника, любивший наблюдать за дождём. Минутка — лёгкая, как пар, с характером диверсанта.

— Эх, вы мои бедолаги, — прошептала она. — Как там без меня, а? Нашли кого-то, кто вовремя кормит, любит? Как мама, помнит ли меня?

Грудь сжалась от нежности и боли. Мир, где остались коты, где всё было просто — чай, школа, звонки, вечерние сериалы, — теперь казался далёкой сказкой. Слишком обычной, чтобы быть правдой, и слишком родной, чтобы забыть.

— Если есть где-то мост между мирами, — выдохнула она в темноту, — пусть через него проходят коты. Они-то дорогу всегда найдут.

Тихий смешок сам сорвался с губ. Слёзы не пошли — просто стало чуть легче.

Она повернулась на бок, глядя на светящийся контур северной башни за окном. Галина Сергеевна и Галла Винтер… две части единого целого. Одна знала порядок, другая — мечту. Может быть, вместе у них получится не только выжить, но и что-то исправить.

— Вот и живите теперь вдвоём, — сказала она, улыбаясь сквозь усталость.

За окном стих ветер. Комната утонула в покое, и перед тем как заснуть, Галла едва слышно прошептала:

— Люцифер, Минутка… если вдруг доберётесь до меня — не пугайтесь. Я теперь другая. Но вы всё равно узнаете.

И, засыпая, услышала внутри знакомое тепло, будто кто-то мягко ткнулся носом в ладонь.

«Ты не одна. Теперь — никогда.»