Первый Выбор

Глава 9

Я ушёл, оставив место где Хлоя и Люцифер продолжали разбирать детали расследования. Братец явно нашёл себе новое развлечение, а значит, у меня есть время заняться более насущными проблемами. Демоны не просто нарушили мой запрет — они осмелились делать это на территории, которая находилась под защитой Небес.

Мог бы, конечно, просто щёлкнуть пальцами и оказаться там мгновенно. Отец наделил меня способностью мгновенного перемещения через любые расстояния — всё творение была моей рукой, моя власть была абсолютной после Отца. Одним желанием я мог бы сложить пространство, как лист бумаги, и шагнуть из одной точки в другую. Но подобные проявления силы всегда оставляют след, энергетический отпечаток, который могут почувствовать другие сверхъестественные существа. Боги Пантеонов хоть и была созданы от веры людей, но за тысячи лет существований местные обрели сильную уверенность в себе. Как и в других мирах, они считали себя создателями всего. Хозяевами. Глупые и маленькие, но их влияние на умы людей были слишком велики. Каждый раз как кто-то из Ангелов встречал мелких божеств те были уверенны в своей силе. Слишком уверенны в себе, и в своих силах, от того, дерзки. Я не потерплю дерзость. А значит сейчас не нужна излишняя резня. Убьёшь одного духа который обрёл божественность, так сотня поднимает вой.

Нет, лучше воспользоваться более… традиционным способом.

Я поднял взгляд к звёздному небу, чувствуя, как во мне просыпается древняя, изначальная часть моей сути. Плечи заныли от предвкушения, словно мышцы вспоминали забытое движение. За спиной развернулись крылья — не те маленькие, декоративные придатки, которыми обычно изображают ангелов в человеческом искусстве, а настоящие крылья Архангела.

Каждое перо переливалось оттенками золота и серебра, каждое движение оставляло в воздухе след чистого света. Размах крыльев был таков, что мог бы накрыть небольшой дом. Это было часть моего истинное тело, малого, но моя изначальная форма, дарованная Отцом при создании, была прекрасна.

Один мощный взмах — и земля осталась далеко внизу. Ночной Лос-Анджелес превратился в россыпь огоньков, затем в светящуюся паутину дорог, а потом и вовсе исчез за горизонтом. Тихий океан раскинулся подо мной тёмной гладью, нарушаемой лишь белыми гребнями волн, которые при свете звёзд казались серебряными кружевами.

Лететь через океан — особое удовольствие. Здесь нет суеты человеческих городов, нет тысяч молитв и проклятий, которые постоянно звучат в ушах каждого ангела. Только ветер, звёзды и безграничная водная гладь. Здесь можно думать.

А думать было о чём. Люцифер изменился. Не внешне — он всегда умел принимать привлекательную человеческую форму. Изменился внутренне. В его душе появилось что-то новое — способность к эмпатии, к настоящей боли за другого существа. Смерть этой девушки, Делайлы, причинила ему страдания, которых он не испытывал давным-давно.

Это хорошо или плохо? Эмоциональная привязанность делает нас уязвимыми, но она же делает нас… живыми. Именно способность любить и страдать отличает живые души от простых автоматов, исполняющих волю создателя.

Японские острова появились на горизонте, когда первые лучи рассвета, раскрылись у меня за спиной. Я снизился, приближаясь к Токио. Огромный мегаполис уже просыпался — миллионы людей начинали свой день.

Я сложил крылья и опустился на крышу одного из небоскрёбов в деловом районе Синдзюку. Крылья исчезли, растворившись в утреннем воздухе, и я снова принял обычную человеческую форму. Тёмно-синий костюм, белая рубашка, никаких украшений. Внешне — обычный иностранный бизнесмен.

Токио утром — это симфония звуков, запахов и движения. Гул транспорта, голоса людей, запах еды из уличных лавочек, смесь современной технологии и древних традиций. Я спустился с крыши и растворился в толпе, наблюдая.

Люди здесь двигались с удивительной синхронностью, словно части единого механизма. Потоки пешеходов на переходах, переполненные поезда метро, офисные работники с одинаковыми портфелями — всё это создавало впечатление идеально отлаженной системы. Конечно если не смотреть вглубь всей этой красивой, но ложный картины.

Под этой внешней упорядоченностью я чувствовал тысячи индивидуальных драм, надежд, страхов. Молодая мать, спешащая на работу и переживающая, что оставляет ребёнка с няней. Пожилой мужчина, который боится, что его скоро сократят. Подросток, который не знает, как признаться родителям в плохих оценках.

Человеческая природа удивительна в своём разнообразии. За миллиарды лет наблюдений я так и не смог до конца её понять. Они такие хрупкие, эти смертные. Живут всего несколько десятилетий, а умудряются за это время испытать больше эмоций, чем некоторые ангелы за тысячелетия. Они страдают, любят, мечтают, разочаровываются, надеются снова — и всё это в рамках одной короткой жизни.

Жаль мои братья не настолько меняющиеся.

Я шёл по улицам Токио, размышляя об этом, когда почувствовал знакомый запах отчаяния. Резкий, горький, он прорезал утренний воздух, как крик о помощи.

Поднял голову. На крыше высотного здания, метрах в двухстах от меня, стояла маленькая фигурка. Пригляделся. Школьник, судя по форме. Он смотрел вниз на улицу, полную утренних пешеходов, и я чувствовал волны его эмоций — боль, страх, отчаяние и ужасающую решимость.

Нет.

Я исчез из толпы и материализовался на крыше за спиной мальчика. Он не заметил моего появления — слишком погружён был в свои тёмные мысли.

— Красивый вид, — сказал я спокойно, осмотревший. И вправду. Это развития людей, которые всего недавно ловили рыбу руками, был красив.

Подросток вздрогнул и обернулся. Мальчик лет шестнадцати, худой, с взъерошенными чёрными волосами и глазами, красными от слёз. Школьная форма помята, галстук криво завязан. На лице — выражение человека, дошедшего до последней черты.

— Кто вы? — голос дрожит от страха и удивления. — Как вы сюда попали?

— Лестница, — указал я пальцем на дверь служебного выхода позади. — Я работаю в этом здании. А ты?

Он отвернулся, снова глядя вниз.

— Я… я думал. Просто думал.

— О чём думал?

— О том, что всё кончено. Что нет смысла продолжать.

Я медленно подошёл ближе, стараясь не напугать его резкими движениями.

— Как тебя зовут?

— Хирото, — прошептал он.

— Хирото, а можно узнать, что довело тебя до этой крыши? Какие причины?

Слёзы потекли по его щекам. Он был в глубокой печали.

— Экзамены. Я провалил вступительные экзамены в университет. Третий раз. Родители… они так много вложили в моё образование, так много ожидали. А я подвёл их. Снова. Подвёл всех.

Ах, вот оно что. Давление образовательной системы, родительские ожидания, страх не соответствовать общественным стандартам. В Японии это особенно остро — общество здесь не прощает неудач. Впрочем, как и везде.

— И ты думаешь, что это решит проблему?

— Какая разница? — он всхлипнул. — У меня всё равно нет будущего. Без университета, без хорошей работы… я просто обуза для семьи. Лучше умереть с честью, чем жить в позоре.

Я вздохнул. Человеческая логика порой ставит меня в тупик. Они готовы уничтожить бесценный дар жизни из-за временных трудностей, не понимая, что эти трудности — лишь мгновение в масштабах вечности. Их души так прекрасны, бессмертны и каждый раз находят новую жизнь, а они тратят свой шанс разумности на сведение счёты с жизнью.

— Хирото, позволь мне рассказать тебе одну историю.

— Я не хочу слушать истории! — он повернулся ко мне, глаза горят отчаянием. — Вы не понимаете! Вы взрослый, у вас есть работа, положение. А я — никто!

— Ты прав, я взрослый. Очень взрослый. Намного старше, чем кажется. И за свою долгую жизнь я видел много людей, которые оказывались в похожих ситуациях.

— И что с ними случилось?

— Те, кто выбрал лёгкий путь, навсегда остались в том моменте отчаяния. А те, кто решил бороться дальше, обнаружили, что жизнь способна на удивительные повороты.

Хирото покачал головой.

— Красивые слова. Очень. Но моя ситуация безнадёжна. Я позорю семью. Лучше достойная смерть чем жизнь с позором.

— Хирото, — я положил руку ему на плечо, — позволь спросить: ты веришь в жизнь после смерти?

Он удивлённо посмотрел на меня.

— Что?

— Просто отвечай. Веришь ли ты, что после смерти что-то есть?

— Я… не знаю. Может быть.

— Хорошо. А если есть, то как ты думаешь — как оценят твой поступок там, наверху? Если ты выбросишься с крыши прямо сейчас?

Хирото нахмурился.

— Не понимаю.

— Тебе дали жизнь. Драгоценный, уникальный дар. У тебя есть здоровое тело, работающий разум, способность чувствовать, любить, мечтать. И ты хочешь выбросить всё это из-за провала на экзамене?

— Но я подвёл родителей…

— Хирото, — я развернул его лицом к себе, — Твои родители любят тебя не за оценки. Они любят тебя просто за то, что ты их сын. И поверь, никакой экзамен не стоит того горя, которое они испытают, если потеряют тебя.

— Вы не знаете моих родителей, — он горько усмехнулся. — Отец работает по шестнадцать часов в день, чтобы оплачивать мои курсы. Мать отказалась от своих планов ради моего образования. А я…

— А ты их сын, — перебил его. — Не проект, не инвестиция, а живой человек с правом на ошибки. Ты выбор, а не данность.

— Но в Японии…

— Забудь Японию в этом вопросе! — резкость в моём голосе заставила его вздрогнуть. — Извини что напугал. Но послушай меня внимательно. Забудь, что ты в Японии, забудь, что ты на планете Земля, забудь вообще всё что касается не тебя. Общественное мнение, традиции, ожидания, порядок — всё это дым. Важна только одна вещь: ты живой. У тебя есть шанс изменить свою жизнь, найти свой путь, стать тем, кем хочешь быть.

— Но как? Без университета…

— Хирото, в мире миллиарды людей живут полноценной жизнью без университетского диплома. Есть тысячи профессий, способов реализоваться, принести пользу. Может быть, академическая наука — не твой путь? Может быть, у тебя талант к чему-то другому?

Я видел, как в его глазах появляется проблеск интереса.

— К чему другому?

— Не знаю. К искусству, к ремеслу, к работе с людьми. А может, ты станешь предпринимателем и создашь что-то новое. Главное — дать себе возможность это выяснить.

— Но родители…

— Приведи их сюда, на эту крышу. Покажи им этот вид. И спроси: "Что для вас важнее — мой диплом или моя жизнь?" Я гарантирую, ответ тебя удивит.

Хирото молчал, переваривая мои слова. Я чувствовал, как волны отчаяния в его душе постепенно сменяются сомнениями, а сомнения — слабой, но растущей надеждой.

— А если я снова провалюсь? В чём бы то ни было?

— То провалишься. И что с того? — я пожал плечами отпустив его. — Неудача — это не приговор, это урок. Каждая ошибка делает тебя мудрее, сильнее. Знаешь, сколько великих людей начинали с провалов?

— Сколько?

— Практически все. Разница между успешными и неуспешными людьми не в том, что первые никогда не падают. Разница в том, что они встают и идут дальше.

Он сделал шаг назад от края крыши. Маленький шаг, но для меня он был громче всех слов.

— Вы… вы действительно думаете, что у меня есть шанс?

— Хирото, — немного улыбнулся, — у тебя не просто есть шанс. У тебя их тысячи. Каждый новый день — это новая возможность. Каждая встреча с новым человеком может изменить твою жизнь. Мир полон дорог, которые ты даже не, можешь себе представить. Этот мир огромен, как и любой другой. Тут ты можешь всё.

— Но страшно…

— Конечно, страшно. Жизнь — это всегда риск. Но знаешь, что ещё страшнее? Никогда не узнать, каким удивительным человеком ты мог бы стать. Никогда не встретить того, кто полюбит тебя таким, какой ты есть. Никогда не испытать радость от того, что ты создал что-то своими руками или помог кому-то в трудную минуту.

Слёзы в его глазах изменились. Это уже были не слёзы отчаяния, а слёзы облегчения.

— Вы… вы спасли мне жизнь. — Он медленно опустил голову.

— Нет, — покачал головой, поднимая его от поклона. — Ты сам себе спас жизнь, согласившись меня выслушать. Я только напомнил тебе то, что ты и сам знал в глубине души.

— А что теперь делать? — Поднял взгляд на меня ребёнок. Просто ребёнок, который просто не знал кто он.

— Сейчас? Идти домой. Обнять родителей. Сказать им, что любишь их. И начать искать свой путь. Не тот, который от тебя ожидают, а тот, который чувствуешь сердцем.

Хирото кивнул, вытирая слёзы.

— Спасибо. Я даже не знаю, как вас зовут.

— Михаил, — ответил я. — Просто Михаил.

— Михаил-сан, я никогда вас не забуду.

Он направился к двери служебного выхода, но на полпути обернулся.

— А вы? Что будете делать?

— У меня тоже есть проблемы, которые нужно решать, — улыбнулся я. — Иди мириться с родственниками.

Когда Хирото исчез за дверью, я остался один на крыше. Солнце поднялось выше, и Токио предстал во всей своей утренней красе — бесконечный лабиринт улиц, зданий, жизней. Где-то там внизу мальчик идёт домой с новой надеждой в сердце. Это хорошо.

Люди удивительные существа. Они могут дойти до самого края пропасти, а потом одним решением, одним словом повернуть назад и найти в себе силы для новой жизни. В этом есть что-то от божественного — способность к возрождению, к преображению.

Время двигаться дальше. Дела ждать не будут.

Я спустился вниз и направился к станции Синкансэн — скоростных поездов. Билет до Киото, вагон первого класса. Пока поезд набирал скорость, покидая Токио, я размышлял о предстоящей встрече.

Киото — особое место. Древняя столица Японии, город тысячи храмов, сердце традиционной японской культуры. Но для таких, как я, это ещё и одна из немногих точек на планете, где физический и духовный миры соприкасаются особенно тесно. Здесь расположена Обитель богов японского пантеона — Такамагахара, Высокие Небесные Поля.

Кицуне встретят меня у входа. Это неизбежно — они стерегут все пути в их измерение вот уже несколько тысячелетий. Умные, хитрые, могущественные духи-лисы, которые служат посланниками между мирами. С ними нужно будет поговорить.

Поезд мчался через японские равнины со скоростью триста километров в час, а я думал о том, как сильно изменился мир за последние столетия. Когда я последний раз кидал свой взгляд в Японии, здесь ещё правили самураи. Теперь же эта страна стала одним из центров современной технологии, сохранив при этом свои древние традиции.

Люди действительно удивительные существа.

Киото встретил меня запахом старины и ладана. Даже воздух здесь был другим — пропитанным духовностью, молитвами тысяч поколений. Слышать стольких священно служителей в эту эпоху было ново. Я вышел из поезда и направился в сторону храмов, туда, где граница между мирами была тоньше всего.

Храм Фусими Инари с его тысячами красных ворот-тории. Именно здесь, среди древних дорожек, ведущих в гору, находился один из входов в Такамагахару. Но подойти к нему просто так не получится.

Я поднимался по горной тропе между яркими воротами, когда почувствовал присутствие. Впереди, прямо на тропе, сидела женщина в белом кимоно. Молодая, красивая, с длинными чёрными волосами и золотистыми глазами. За её спиной покачивались девять пушистых лисьих хвостов.

Кьюби — девятихвостая кицуне, одна из старейших и могущественнейших. Она подняла голову и улыбнулась, обнажив белоснежные зубы.

— Михаил-сан, — её голос звучал как серебряные колокольчики. Тихо, но заметно. — Какая неожиданная честь. Архангел Всевышнего удостоил нас своим визитом.

Я остановился в отдаление и кивнул. Кланяться как другие, мне не нужно.

— Кьюби. Беспокойство в твоей душе возросло с моим приходом.

— О, никакого беспокойства. Наоборот, интересно узнать, что привело вас в наши земли. Неужели дела настолько серьёзны, что потребовали личного вмешательства Архангела?

— Демоны, — коротко ответил я. — Они нарушают запрет на появление в человеческом мире. Мне нужно поговорить с Аматэрасу-омиками.

Глаза кицуне сверкнули.

— Демоны? Здесь? — она встала, и в её позе появилась насторожённость. — Это серьёзно. Проходите, Михаил-сан. Но помните — в Обители действуют наши законы. Даже для Архангела.

— Понимаю. Буду вести себя подобающе.

Она кивнула и сделала жест рукой. Воздух перед нами замерцал, как вода, и открылся проход в другое измерение.

Пора встретиться с богами Японии.

Я шагнул через мерцающий портал, и мир вокруг меня преобразился.

Такамагахара предстала передо мной во всём своём великолепии. Это было место, где законы физики подчинялись воле и воображению местных богов, где красота существовала ради самой красоты. Под ногами простиралась дорожка из отполированного нефрита, каждый камень которой переливался внутренним светом. Небо здесь было не голубым — оно сияло мягким золотом, пронизанным серебряными нитями облаков.

Но самое поразительное зрелище было впереди.

В центре небосвода висело огромное чёрное солнце. Не мрачное, не зловещее — наоборот, из его тёмной поверхности струился тёплый, живительный свет. Этот парадокс был прекрасен в своей невозможности. Чёрный диск пульсировал, как сердце, и каждый удар рассыпал вокруг искры золотого сияния.

— Красиво, не правда ли? — Кьюби шла рядом, её девять хвостов покачивались в такт её шагов. — Амэтерасу-омиками создала его в память о тех временах, когда она скрывалась в пещере от ярости брата. Чёрное солнце напоминает нам о том, что даже свет может нести в себе тьму, а тьма — свет.

Я кивнул, не отводя взгляда от небесного чуда. Каждое из божественных измерений отражало характер своих создателей. Здесь чувствовался особый взгляд на мир — стремление к гармонии противоположностей, понимание того, что красота часто рождается из контраста.

Вокруг нас летали острова — огромные куски скалы, покрытые садами и дворцами. Они медленно кружили в воздухе, словно планеты вокруг солнца. На одном из ближайших островов я видел традиционный японский замок с изогнутыми крышами и красными столбами. На другом — современное здание из стекла и стали, но украшенное в традиционном стиле. Прошлое и настоящее существовали здесь бок о бок.

Прекрасное место.

Повсюду падала сакура. Не обычный весенний дождь лепестков — здесь цветы падали постоянно, медленно кружась в воздухе как снежинки. Розовые, белые, золотые лепестки создавали бесконечный хоровод красоты. Они не увядали, касаясь земли, а растворялись в мягких вспышках света, чтобы тут же появиться снова на ветвях деревьев.

— Это напоминание о том, что всё прекрасное скоротечно, — объяснила Кьюби, заметив мой взгляд. — Моно-но аварэ — печальная красота мимолётности. Но здесь эта мимолётность становится вечной.

Мы шли по дорожке, которая то поднималась в воздух, образуя арочные мосты между островами, то спускалась к берегам кристально чистых рек. Вода здесь была живой — буквально. Она журчала и пела, рассказывая истории тех, кто когда-либо приходил напиться к её берегам. В глубине потоков мелькали золотые рыбы размером с дельфинов, их чешуя отражала свет чёрного солнца.

— Много лет прошло с тех пор, как Архангел ступал на нашу землю, — заметила Кьюби. — Последний раз это было… когда именно?

— Тысячи лет назад, — ответил я. — Тогда требовалось уладить конфликт между вашими морскими богами и китайскими драконами. Спор из-за права контролировать тайфуны.

— Ах да, помню. Тогда вы были менее… дипломатичны.

Я едва заметно улыбнулся. Тысячи лет назад я действительно был более прямолинейным в решении конфликтов. Время учит терпению и меняет даже Архангелов.

По мере нашего продвижения по Такамагахаре я замечал, как на нас смотрят. Из окон дворцов, с террас летающих садов, из-за деревьев — десятки, сотни пар глаз следили за нашим путём. Боги Японии, от великих до малых, наблюдали за редким зрелищем — Архангелом, идущим по их земле.

Они не осмеливались подойти. Я чувствовал их любопытство, смешанное со страхом. Не злым страхом — скорее благоговейным трепетом. Они знали, кто я такой, понимали масштаб силы, которую я представляю. Местные божества, пусть и могущественные в своих пределах, ощущали разницу между собой и тем, кто был создан непосредственно Всевышним.

Высокий бог войны с красным лицом и в самурайской броне выглядывал из-за колонны храма, но тут же скрывался, когда я поворачивал голову в его сторону. Элегантная богиня луны в серебряном кимоно застыла на балконе своего дворца, её лицо выражало смесь восхищения и осторожности. Даже дракон-бог дождя, величественный и древний, лишь почтительно склонил свою огромную голову, когда мы проходили мимо его водопада.

— Они боятся вас, — тихо сказала Кьюби.

— Не боятся, — поправил я. — Уважают. Это разные вещи.

— Для богов разница невелика. Мы не привыкли встречать тех, кто превосходит нас по силе настолько значительно.

Мы поднимались по лестнице, вырезанной из цельного изумруда, когда перед нами появилась маленькая фигурка. Я остановился, удивлённый.

Это была девочка. На вид лет десяти, с растрёпанными розовыми волосами и в простом, потёртом кимоно серого цвета. Её большие глаза смотрели на меня с любопытством, лишённым страха. На её худеньких плечах сидела крошечная ворона, а в руке она держала потёртую чашку для подаяния.

— Кофуку-тян! — воскликнула Кьюби с нескрываемым ужасом. — Что ты делаешь здесь?

Девочка не обратила внимания на предостережение кицуне. Она подошла ко мне почти вплотную и внимательно изучила моё лицо.

— Ты очень красивый, — сказала она с детской прямотой. — И от тебя пахнет Светом. Ты не местный бог, да?

Я присел на корточки, чтобы оказаться на уровне её глаз.

— Нет, не местный. Меня зовут Михаил.

— А я Кофуку! — она радостно улыбнулась, показав щербинку между зубов. — Я богиня нищеты и неудач. Не очень популярная специальность, — добавила она с грустной улыбкой.

— Кофуку-тян, пожалуйста, не мешай Архангелу, — взмолилась Кьюби. — У него важные дела.

— Архангел? — девочка наклонила голову. — Это что-то вроде очень важного бога?

— Что-то вроде, — согласился я. — А почему ты не боишься подходить ко мне, когда все остальные держатся в стороне?

Кофуку пожала плечами.

— А зачем бояться? Ты же не злой. У злых людей глаза другие. А у тебя глаза грустные, но добрые. Как у того мальчика, которому я сегодня помогла найти потерянную монетку.

Её слова поразили меня. Эта маленькая богиня нищеты видела то, что не замечали её могущественные собратья. За внешней силой и властью она разглядела суть.

— Скажи, Кофуку, — спросил я, — тебе нравится быть богиней неудач?

Лицо девочки помрачнело.

— Не очень. Люди не любят неудачи, поэтому и меня не любят. У меня мало верующих, мало силы. Другие боги говорят, что я приношу одни несчастья. — Она вздохнула. — Но кто-то же должен помогать несчастным, правда? Кто-то должен быть рядом, когда людям плохо.

Я посмотрел на эту маленькую богиню — отвергнутую, одинокую, но не утратившую доброты сердца. В ней было что-то особенное, свет, который не зависел от количества молитв или силы веры людей. Её суть была не раскрыта, а это было печально. Даже для меня.

— Кофуку, — сказал я торжественно, — протяни руку.

Девочка без колебаний протянула мне свою маленькую ладошку. Я накрыл её своими руками и закрыл глаза, позволив части своей силы перетечь к ней. Не маленькую часть — это было бы опасно. Капля, но этого было достаточно, чтобы изменить её природу.

Свет окутал нас обоих. Кофуку вскрикнула от удивления, но не от боли. Её серое кимоно засияло, становясь белоснежным с золотыми узорами. Розовые волосы заблестели, как драгоценные нити. А в её глазах появился новый свет — не властный, не гордый, а тёплый и понимающий.

— Что… что ты сделал? — прошептала она, глядя на свои руки, которые теперь излучали мягкое свечение.

— Дал тебе новое предназначение, — ответил я. — Ты больше не просто богиня нищеты и неудач. Теперь ты богиня надежды для отчаявшихся, утешения для скорбящих, второго шанса для тех, кто потерял всё. Твоя сила будет расти не от страха людей перед неудачами, а от их веры в то, что после самой тёмной ночи всегда приходит рассвет.

Слёзы радости заблестели в её глазах.

— Правда? Я смогу помогать людям по-настоящему?

— Более того, — улыбнулся я, — ты сможешь работать с другими богами и помогать всем людям.

Кофуку кивнула, её лицо сияло от счастья. Она поклонилась мне низко-низко, и я видел, как другие боги, наблюдавшие за сценой издалека, переглядывались с удивлением и благоговением. Архангел, благословивший малое божество — такого они ещё не видели.

— Спасибо, — прошептала Кофуку. — Спасибо за то, что увидел во мне то, чего я сама не видела.

— Иди, — сказал я мягко. — Твоя новая жизнь ждёт тебя.

Девочка убежала, буквально излучая радость. Её маленькая ворона каркнула что-то одобрительное и полетела следом. Я поднялся и обнаружил, что Кьюби смотрит на меня с выражением глубокого уважения.

— Это было… неожиданно, — сказала она тихо.

— Сила без милосердия — тирания, — ответил я. — Эта девочка заслуживала лучшей участи.

— Вы изменили саму суть божества. Это требует невероятного количества силы.

— Не так уж и много. Просто нужно знать, куда направить усилие.

Мы продолжили путь. Теперь боги смотрели на меня уже по-другому — не только со страхом и уважением, но и с чем-то похожим на надежду. Слух о том, что произошло с Кофуку, разносился быстрее ветра.

Дорожка привела нас к подножию величественной горы, на вершине которой возвышался самый прекрасный дворец Такамагахары. Его архитектура была безупречна — традиционные японские формы, увеличенные до божественных масштабов. Изогнутые крыши покрывала не черепица, а пластины из чистого золота. Колонны были вырезаны из цельных кристаллов, а стены покрывали живые картины — изображения, которые медленно двигались и изменялись, рассказывая историю Японии от сотворения мира до наших дней.

— Дворец Амэтерасу-омиками, — объявила Кьюби. — Центр нашего мира.

Мы поднимались по широкой лестнице из белого мрамора. С каждой ступенью воздух становился всё более насыщенным божественной энергией. Это было не давящее, угнетающее чувство — скорее ощущение приближения к источнику чистого света.

У входа во дворец нас ждала процессия. Десятки богов младшего ранга выстроились по обеим сторонам дороги, склонив головы в приветствии. Я узнавал некоторых из них — бога грома с барабанами за спиной, богиню ветра с веерами вместо рук, духов гор и рек. Все они проявляли почтение, но держались на почтительном расстоянии.

Огромные двери дворца медленно отворились без всякого скрипа. За ними открылся коридор, стены которого были покрыты зеркалами всех форм и размеров. В каждом отражении я видел своё человеческое отражение. Интересно.

— Зеркала памяти, — пояснила Кьюби. — Они показывают не только то, что есть, но и то, что было, и то, что может быть. Но в вашем случае, оно похоже не работает.

Я улыбнулся и промолчал. В конце коридора располагался тронный зал. Потолок здесь терялся в высоте, а сам зал был настолько огромен, что мог бы вместить собор. Пол устилали татами размером с небольшие поля, а в воздухе медленно кружили светящиеся сферы — возможно, миниатюрные солнца.

И в центре этого великолепия, на троне из живого дерева, сидела она.

Амэтерасу-омиками встала, когда мы приблизились. Она была красива той неземной красотой, которая присуща только истинным божествам. Тёмные волосы падали до пят живым водопадом, в котором играли отблески чёрного солнца. Кимоно было сшито из самого света — я видел, как по ткани пробегают золотые вспышки, словно молнии в замедленной съёмке. В её глазах я видел удивление.

Она медленно сошла с трона и подошла ко мне. На расстоянии трёх шагов остановилась и склонилась в глубоком поклоне.

— Михаил-сама, — её голос звучал как дальнее эхо колоколов. — Добро пожаловать в Такамагахару. Прошло много веков с тех пор, как Архангел Всевышнего удостоил нас своим присутствием.

Я кивнул в ответ — знак уважения.

— Амэтерасу-омиками. Твоя земля по-прежнему прекрасна, а гостеприимство безупречно.

— Вы слишком добры, — она выпрямилась, и в её глазах мелькнуло понимание. — Но я полагаю, это не визит вежливости. Что привело вас к нам, Михаил-сама?

Я посмотрел на неё внимательно. Амэтерасу была одной из самых мудрых правительниц среди всех пантеонов. Она понимала, что происходящее в мире не ограничивается её владениями, и всегда была готова к сотрудничеству ради общего блага.

— Нам нужно поговорить, — сказал я серьёзно. — И поговорить о том, что может угрожать не только твоему народу, но и всему человеческому миру.

В её глазах мелькнула тревога, но лицо осталось спокойным.

— Тогда пройдёмте в мои личные покои. То, что должен сказать Архангел, не предназначено для посторонних ушей.

Она развернулась, и мы направились к боковому выходу из тронного зала. Кьюби поклонилась и осталась ждать снаружи. То, что должно было произойти дальше, касалось только нас двоих.

Дверь закрылась за нами с тихим щелчком, и я понял — настало время для серьёзного разговора о демонах, нарушивших Правила.