Мальчик продолжал плакать, маленькие плечи содрогались от беззвучных всхлипов, руки обхватывали колени так крепко что костяшки пальцев побелели. Кудрявые волосы падали на лицо, скрывая черты, но я чувствовал эмоции которые исходили от этой формы. Боль, страх, одиночество, потеря, всё это смешивалось в клубок который давил на маленькую фигуру непосильным грузом.
Дин шагнул вперёд инстинктивно, желание помочь ребёнку было сильнее замешательства от всего что услышал. Сэм тоже двинулся, но я поднял руку, останавливая их обоих жестом который не допускал возражений.
— Нет, — сказал я тихо, голос был твёрдым. — Это не ваше дело больше, вы не можете помочь здесь. Ваше присутствие только усложнит ситуацию, создаст дополнительные переменные которые помешают достучаться до брата.
Джон посмотрел на меня, выражение лица было сложным, смесь понимания и протеста, отец который видел страдающего ребёнка не мог просто отойти в сторону даже если этот ребёнок был Сутью древнего существа а не настоящим смертным младенцем.
— Он плачет, — произнёс Джон хрипло. — Кто бы он ни был, что бы ни представлял, сейчас он ребёнок который страдает, нельзя просто игнорировать это.
Я посмотрел на отца, увидел в его глазах ту же упрямую доброту которая определяла Джона Винчестера несмотря на все годы охоты и потерь, то качество которое делало его героем в глазах сыновей и тех кого спасал. Качество которое Ремиэль вложил в персонажа намеренно, создавая образ идеального отца несмотря на недостатки.
— Знаю, — ответил я мягче. — Но доверься мне, это между мной и братом, семейное дело Архангелов которое не касается смертных душ даже тех которых уважаю и о которых забочусь как о настоящей семье несмотря на обман, который был необходим.
Дин открыл рот чтобы возразить, но слова не успели сформироваться. Я взмахнул рукой, энергия потекла через пространство вокруг них, не болезненная, не агрессивная, просто направляющая. Микросекунда и троих Винчестеров окутал свет, мягкий, тёплый, уносящий прочь из этого места между мирами обратно в реальность их истории.
Они исчезли мгновенно, растворились в сиянии, вернулись в мотельный номер где их физические тела всё ещё находились. Воспоминания о разговоре останутся но будут казаться сном или видением, достаточно реальным чтобы изменить восприятие мира вокруг но не настолько чтобы полностью разрушить способность функционировать в контексте истории которую Ремиэль создал для них.
Тишина вернулась, абсолютная, прерываемая только тихими всхлипами ребёнка впереди. Я остался один в пустоте, наедине с младшим братом который принял форму соответствующую его внутреннему состоянию, маленький, уязвимый, потерянный в тьме собственного страха и горя.
Медленно подошёл ближе, шаги были беззвучными на поверхности которая не существовала в физическом смысле, преодолевал расстояние не через движение в пространстве а через желание быть рядом, концептуальное сближение которое игнорировало законы геометрии. Суть к Сути. Остановился в метре от плачущей фигуры, присел на корточки опускаясь на уровень глаз ребёнка хотя тот не поднимал головы.
— Ремиэль, — позвал я тихо, голос был наполнен всей нежностью и заботой, которую чувствовал к младшему брату несмотря на тысячелетия разделения. — Это я, Михаил, твой старший брат, пришёл чтобы забрать тебя домой. Вернуть в реальность где тебя ждут другие братья, где можем быть семьёй снова даже без указаний Отца, даже в мире который изменился непоправимо.
Мальчик не ответил, всхлипы продолжались, тело дрожало от холода который был эмоциональным а не физическим, внутренний холод одиночества и потери который невозможно было согреть обычными средствами.
Я протянул руку осторожно, медленно, давая время заметить движение, отреагировать если захочет. Пальцы коснулись плеча ребёнка легко, прикосновение было мягким, не принуждающим, просто присутствие которое говорило что он не один больше, что кто-то здесь рядом, кто-то кто заботится. Суть поделилась теплом.
— Ты ведь помнишь меня, — продолжил я тихо, голос понижался до почти шёпота. — Помнишь как мы работали вместе когда Творение только рождалось, как ты задавал бесконечные вопросы о том почему всё устроено именно так, как радовался каждому ответу который получал, как обнимал меня когда понимание приходило и всё становилось ясным и простым в твоём восприятии.
Всхлипы стали тише, плечи дрожали меньше, но голова оставалась опущенной, лицо скрытым за волосами и руками которые закрывали глаза от света или от взгляда который не хотел встречать.
— Помнишь Люцифера, — я продолжал осторожно, вводя имя которое всегда вызывало реакцию у Ремиэля. Младший брат любил Светоносного больше всех нас, привязанность была особенной, глубокой, той которая определяла многое в его поведении и выборах. — Он учил тебя давать движение статичному, показывал как энергия течёт и трансформируется, как жизнь рождается из искры которую вкладываешь в материю. Помнишь как смеялся когда ты создал первое существо самостоятельно, маленькую птицу из света которая пела мелодию заполнявшую всё вокруг радостью.
Дрожь усилилась, но не от холода, от воспоминания которое пробивалось через слои защитных механизмов которые Ремиэль выстроил вокруг себя, через стены отрицания и погружения в фантазии которые должны были защитить от боли реального мира.
— Люцифер скучает по тебе, — я солгал, потому что не знал точно что чувствует падший брат творящий где-то там своё, не знал думает ли он о младшем брате вообще или слишком погружён в собственную боль и гнев чтобы помнить о любви которая когда-то связывала их. Но ложь была милосердной, если помогала достучаться до Ремиэля, если давала причину вернуться, то плевать. Всё это было ради него.
Мальчик наконец поднял голову, медленно, осторожно, движение было неуверенным. Лицо было детским, мягкие черты которые не принадлежали никакой конкретной расе или культуре, универсальная невинность которая существовала только в воображении или в идеализированных образах. Глаза были голубыми, огромными, наполненными слезами которые продолжали катиться по щекам оставляя светящиеся следы.
Эти глаза смотрели на меня, узнавание пришло медленно, будто через густой туман, память пробивалась сквозь слои времени и страдания которые накопились между нашей последней встречей и этим моментом.
— Михаил, — произнёс он тихо, голос был детским, высоким, дрожащим от эмоций. — Ты пришёл, действительно здесь, не часть истории которую написал, не персонаж который должен сказать определённые слова и исчезнуть когда сцена закончится.
Я кивнул, усилил давление руки на плече ребёнка, дал физическое подтверждение присутствия.
— Я здесь, настоящий, твой брат который любит тебя и беспокоится о том что происходит, о том как глубоко ты погрузился в собственные творения, как много душ держишь в своих историях вместо того чтобы позволить им продолжить естественный путь через перерождения.
Лицо Ремиэля исказилось, новые слёзы потекли, руки потянулись ко мне инстинктивно, детский жест поиска утешения в объятиях взрослого которому доверяешь. Я обнял его без колебаний, притянул маленькое дрожащее тело к груди, одна рука обхватила спину, другая легла на голову, пальцы зарылись в мягкие кудри.
— Не могу отпустить их, — всхлипнул Ремиэль в мою грудь, слова были приглушёнными тканью но слышимыми ясно. — Они нуждаются во мне, нуждаются в историях которые даю им, в смысле который вкладываю в их существование. Без меня они просто души блуждающие через бессмысленные циклы перерождений где страдания случайны и бесцельны, где никто не заботится достаточно чтобы дать им повествование с началом серединой и концом которая имеет значение.
Я гладил его по голове медленно, успокаивающий жест который помнил из тех времён когда младший брат был молод и приходил с вопросами или страхами которые не мог понять самостоятельно.
— Они нуждаются в свободе больше чем в смысле который навязываешь извне, — сказал я мягко но твёрдо, голос не содержал осуждения только правду которую нужно было услышать. — Каждая душа имеет право на собственный путь, на выборы которые полностью её собственные даже если эти выборы ведут к страданиям или ошибкам, на возможность расти через опыт который не контролируется автором пишущим сценарий заранее.
Ремиэль отстранился, посмотрел мне в глаза, детское лицо было искажено смесью боли и протеста.
— Но Отец ведь молчит, — голос был отчаянным, полным той самой боли которая разрушила его изначально. — Как я могу дать им свободу без руководства? Без знания что правильно, что Отец хотел бы для них, как могу доверять что их выборы приведут к чему-то хорошему? Когда не знаю больше что хорошо означает в мире где высшая воля больше не проявляется.
Вопрос был ядром проблемы, корнем всего что пошло не так с Ремиэлем после молчания Отца. Он не мог функционировать без внешнего источника морального руководства, без указаний которые говорили что делать в каждой ситуации, без подтверждения что действия соответствуют высшему замыслу.
— Отец молчит для всех нас, — ответил я честно, не пытаясь приукрасить реальность или дать ложную надежду. — Каждый брат нашёл способ жить с этим молчанием, адаптироваться к миру где решения принимаем сами без указаний свыше, где моральность определяем через собственное понимание добра и зла которое развивалось миллиарды лет служения и наблюдения за Творением.
— Но я не могу, — Ремиэль всхлипнул снова, голос ломался. — Не могу доверять собственному суждению, не могу быть уверен что выборы которые делаю правильны без подтверждения Отца. Страх ошибиться и причинить вред парализует меня брат. Поэтому создаю истории где контролирую всё, где знаю точно что каждое действие ведёт к заранее определённому результату который считаю хорошим.
Я держал его, давал время эмоциям течь, не прерывал, не пытался исправить чувства которые были настоящими даже если реакция на них была деструктивной. Младший брат плакал в мои руки, годы накопленного горя и страха выливались наружу, возможно впервые с момента когда Отец замолчал.
Через несколько минут всхлипы стихли, дыхание выровнялось, тело расслабилось в объятиях. Ремиэль отстранился снова, вытер слёзы тыльной стороной руки, детский жест который был трогательным в своей простоте.
— Что будет со мной если отпущу их? — спросил он тихо, голос был наполнен страхом который был понятным. — Истории это всё что у меня есть, единственное что даёт смысл существованию после того как Отец забрал цель которую вкладывал в меня при создании. Если отпущу души вернусь к пустоте которая была до того как начал творить повествования, не смогу выдержать это снова, не хочу возвращаться в то состояние где каждый момент был мучением от бессмысленности.
Сердце сжалось от боли которую слышал в словах брата. Эмпатия данное мне Отцом, которую чувствовал к его страданию была глубокой несмотря на понимание что его действия были неправильными. Что удерживание душ в своих историях было формой пленения даже если мотивированной любовью, а не злым умыслом.
— Найдём новую цель вместе, — пообещал я, голос был твёрдым, полным уверенности которую не совсем чувствовал но нужно было проецировать для брата который нуждался в якоре. — Наши братья собираются, Гавриил, Рафаэль, Азраил, Уриил, скоро придёт Аменадиэля, все вместе снова впервые за миллиарды лет, работаем над проблемой которая угрожает Творению. Появился враг, внешняя сила которая вторгается в миры, убивает цивилизации. И нужна твоя помощь, твоё понимание милосердия и баланса которое всегда было твоей силой.
Ремиэль посмотрел на меня долго, детское лицо было серьёзным, обдумывал слова, взвешивал предложение против страха который держал его в этом состоянии погружения в фантазии.
— Новая цель, — повторил он медленно, пробуя слова. — Служение которое не требует указаний Отца, просто необходимость защитить то что создали вместе когда были целой семьёй.
— Именно, — подтвердил я улыбнувшись, надежда начала расти в груди, может быть достучался, может быть убедил его наконец. — Не нужно больше контролировать души в своих историях, не нужно писать сценарии для их жизней, просто присоединись к нам в реальности, используй силу и понимание которыми обладаешь для защиты живых существ от угрозы которая не заботится о повествовании или смысле, просто уничтожает всё на своём пути.
Ремиэль открыл рот, хотел ответить, выражение лица менялось от сомнения к чему-то похожему на принятие, может быть готов был согласиться, вернуться, отпустить души которые держал так долго.
Но потом что-то изменилось, глаза расширились, фокус сместился, смотрел не на меня больше, а сквозь меня, видел что-то за пределами этого пространства, что-то в одной из своих бесчисленных историй которые продолжали существовать и развиваться даже пока мы разговаривали здесь в ядре его Сути.
— Нет, — прошептал он, голос наполнился паникой внезапной и всепоглощающей. — Не могу. Видишь, они страдают сейчас, в одной из историй персонаж теряет кого-то важного, боль которую чувствует реальна для него, нужно исправить это, переписать сцену, дать ему утешение которое заслуживает, не могу просто оставить его в страдании.
Я схватил его за плечи, попытался вернуть внимание обратно ко мне.
— Ремиэль, слушай меня, — сказал я настойчиво, голос повысился немного. — Ты не можешь контролировать страдания всех душ в своих историях вечно, это бесконечная задача которая поглощает тебя полностью. Нужно отпустить, доверять что они справятся сами, что боль часть естественного опыта который ведёт к росту без необходимости автора который переписывает каждую неприятную сцену.
— Нет, — Ремиэль повторил громче, начал отстраняться от меня, выскальзывать из захвата. — Ты не понимаешь, Михаил! Не чувствуешь то что я чувствую! Каждую эмоцию каждой души в моих историях, каждую слезу которую проливают, каждый крик боли который издают, всё это эхом отражается во мне, я не могу игнорировать. Не могу отключить эту связь без разрушения самой структуры которая держит меня целым.
Он вырвался из моих рук, отступил на несколько шагов, детская фигура начала мерцать, терять стабильность, форма колебалась между ребёнком и чем-то более абстрактным, истинным телом Архангела которая отказывалась оставаться в одной конфигурации.
— Ты находишься в моей Сути, Михаил, — произнёс Ремиэль, голос изменился, стал множественным, будто говорили несколько существ одновременно, каждое со своим тоном и интонацией. — Думал достучаться до меня через проникновение в ядро моего существования. Хотел обмануть меня? Но ты но не понял что здесь я контролирую всё! Здесь реальность формируется моей волей полностью, здесь ты гость в доме который построил из собственной боли и отчаяния.
Последние слова зазвучали эхом. Понимание пришло слишком поздно, ловушка захлопнулась до того как успел среагировать. Пространство вокруг начало трансформироваться, тьма отступила, заменилась светом, но не чистым белым светом Творения, а чем-то искажённым, многоцветным, пульсирующим в ритмах которые не соответствовали естественным законам.
Миры Ремиэля окружили меня со всех сторон, тысячи историй разворачивались одновременно, персонажи жили, умирали, любили, страдали, каждый в своём повествовании, каждый думая что их реальность единственная истинная. Я видел Винчестеров в мотеле, просыпающихся от странного сна, видел другие семьи в других мирах, других героев борющихся с другими угрозами, бесконечное многообразие драм которые Ремиэль создал чтобы заполнить пустоту внутри себя.
— Останься, — голос брата был везде, заполнял всё пространство. — Останься здесь со мной, будь частью историй, помоги мне создавать повествования где всё имеет смысл. Где страдания ведут к росту, где справедливость торжествует, где никто не остаётся один в своей боли. Разве это не лучше чем реальность где Отец молчит и мы блуждаем без цели в мире который больше не нуждается в нас?
Свет усилился, стал ослепляющим, я почувствовал как энергия моей Частицы начала рассеиваться, растворяться в ткани мини-Творения Ремиэля, поглощаться структурой которая была настолько обширной и сложной что сопротивление казалось бесполезным.
Попытался сконцентрировать силу, собрать энергию для телепортации обратно в реальное Творение, но пространство не отвечало на команды, законы здесь определялись волей Ремиэля а не фундаментальными принципами которые я знал и мог манипулировать.
— Прости, — последний шёпот брата был наполнен искренним сожалением. — Не хотел причинить тебе вред, но не могу позволить забрать то единственное что держит меня от полного растворения в отчаянии. Истории это всё что у меня есть, я защищу их любой ценой даже ценой потери брата который пришёл с добрыми намерениями.
Свет поглотил всё полностью, последнее что почувствовал было ощущение разрыва, связь между этой Частицей и моим Истинным Я оборвалась, фрагмент сознания который послал в мир Ремиэля был отрезан, потерян, возможно навсегда растворён в бесконечных историях которые младший брат создавал для собственного спасения.
Тьма.
Бар в Чикаго материализовался вокруг меня постепенно, звуки джазовой музыки вернулись первыми, труба выводила сложную импровизацию, барабаны поддерживали ритм, контрабас добавлял глубину. Запахи табака, алкоголя, пота смешивались в характерный аромат ночного заведения где люди собирались забыть дневные проблемы.
Открыл глаза, обнаружил что сижу за столиком в углу, в том же месте где оставил братьев перед тем как отправиться искать Ремиэля. Другая Частица, другой фрагмент сознания который оставался здесь всё время пока другая часть проникала глубже в Суть младшего брата.
Провал.
Гавриил сидел напротив, стакан виски в руке, смотрел на меня с выражением которое было смесью беспокойства и понимания. Рядом Рафаэль, его лицо было усталым, руки лежали на столе сложенные вместе. Азраил стоял у окна, спиной к комнате, смотрел на ночной город, силуэт был неподвижным в характерной для него позе отстранённого наблюдателя. Уриил сидел на барной стойке, разговаривал с барменом о чём-то, смех периодически доносился до нас, и казалось он был единственный кто не погружён в мрачные размышления.
Гавриил наклонился вперёд, положив стакан на стол.
— Потерял ещё одну, — констатировал он просто, не было вопроса в словах, утверждение основанное на том что почувствовал через связь между братьями. — Вторая Частица за короткий период, это серьёзно даже для тебя, Михаил, даже с учётом того что ты сильнейший среди нас.
Я медленно кивнул, не отрицая очевидное.
— Ремиэль оказался сильнее чем ожидал. Внутри собственной Сути он всемогущ, там он контролирует реальность полностью, может манипулировать даже Архангелом, который проникает в его пространство. Защищается через поглощение угрозы в бесконечные истории которые создал.
Рафаэль тяжело вздохнул, и покачал головой.
— Значит прямое проникновение не работает, нужен другой подход. Способ достучаться до него без вхождения в ядро его Сути где имеет абсолютное преимущество.
— Или принять что он не хочет возвращаться, — добавил Гавриил тихо, голос содержал то же разочарование которое чувствовал сам. — Может быть Ремиэль сделал выбор осознанно, решил что жизнь в собственных фантазиях предпочтительнее реальности где Отец молчит, может быть не наше право заставлять его вернуться против воли.
Слова были разумными, отражали реальность ситуации точно, но принять их означало отказаться от брата окончательно, оставить его погружённым в самообман, который медленно разрушал его изнутри даже если сам не признавал этого.
Может двинуться основным телом? Насильно вырвать его из себя? Но стоить ли…
— Я не могу оставить его там, — сказал я твёрдо, голос не допускал возражений. — Ремиэль страдает даже если не осознаёт полностью, держит миллионы душ в плену собственных повествований. Это неправильно независимо от мотивации. Он должен вернуться, отпустить их, найти способ существовать в реальности без костыля в виде фантазий которые только откладывают неизбежное столкновение с болью потери.
Азраил повернулся от окна, и посмотрел на меня чёрными глазами которые не отражали света.
— Благородные намерения, Михаил, но практичность требует признать ограничения, — произнёс он спокойно, голос был лишён эмоций. — Два провала, две потерянные Частицы, продолжение попыток в том же направлении приведёт только к большим потерям. Твоё ослаблению может стать критическим если Система атакует пока восстанавливаешься.
Он был прав, конечно он был прав. Логика была безупречной, но логика не учитывала эмоциональную привязанность к младшему брату, любовь которая существовала несмотря на миллиарды лет разделения и разные пути которые выбрали после молчания Отца.
Уриил подошёл к столику, сев рядом со мной, положил руку на плечо дружески.
— Может быть стоит дать ему время, — предложил он мягко, голос был полон понимания. — Не отказываться от Ремиэля полностью, но отложить попытки извлечения, сосредоточиться на проблеме Системы? Сперва защитить Творение от внешней угрозы, потом вернуться к младшему брату с новым подходом. Может быть когда остальные задачи решены будет яснее как помочь ему.
Предложение было разумным, компромисс между полным отказом и упрямым продолжением попыток, которые пока не приносили результата кроме потерь. Не время покидать Трон. Обдумывал варианты, взвешивал приоритеты, Система действительно представляла более непосредственную угрозу, вторжения продолжались, миры гибли, нужна была координация между братьями. Если младший брат хочет остаться, пусть там остаётся. Моя Частица продолжить пытаться, а пока…
— Хорошо, — согласился я наконец, голос был усталым. — Отложим Ремиэля. Но…
— Что, но?
Четыре Архангела собрались здесь, пять если считать меня, Ремиэль погружён в собственные миры и недоступен по крайней мере временно, но семья была больше чем те кто присутствовал в этом баре в Чикаго в этот момент.
Слова вышли медленно, задумчиво, голос был тихим, но достаточно громким чтобы все услышали в относительной тишине углового столика.
— Не хватает ещё двоих, — произнёс я, смотря сквозь братьев, фокус сместился от их физических форм к более широкой картине семьи которая оставалась неполной даже с пятью из нас собравшимися для общего дела.
Гавриил моргнул, понимание пришло быстро, он всегда был сообразительным.
— Аменадиэль, — назвал он имя брата что был в Серебряном Городе и продолжил. — И тот, о ком ты думаешь Михаил не так ли? Но он ведь…
— Нам нужен Люцифер.