Первый Выбор

Глава 30

Мы остались в том секторе ещё некоторое время. Наблюдали, как разворачивается история. Как Кларк Кент растёт в Смолвилле. Как Брюс Уэйн становится Бэтменом после той ночи в переулке. Как Диана покидает Темискиру и входит в мир людей.

Мать была тихой. Задумчивой. Она впитывала каждую деталь, каждый момент. Училась терпению, которого у неё никогда не было. Набирала опыта, смотрела за поступками смертных, их подвиги и решение. Всё это строилось вокруг неё, как события фильма.

Прошло тридцать лет по местному времени. Для нас — мгновение. Но достаточно, чтобы увидеть, как герои формируются. Как они делают выборы. Как становятся теми, кем должны стать.

Кризис всё ещё ждал впереди. Далеко, но неизбежно. Цикл продолжался. Но теперь Мать понимала, почему это необходимо.

Когда пришло время уходить, мы стояли на границе сектора. Стена, которую я создал, была целой. Трещина, через которую Мать проникла, была запечатана полностью.

— Спасибо, — сказала она тихо смотря на стену. Теперь она понимала, зачем она нужна. — За урок.

— Не за что, — ответил, улыбнувшись в человеческой форме. — Мы все учимся. Даже Вечные.

Мать улыбнулась. Потом её форма начала меняться, становиться менее плотной.

— Я вернусь к Свету, — сказала она. — Расскажу ему о том, что узнала. О том, что понимание приходит не только через Свет, но и через ошибки.

— Он будет рад, — кивнул я.

Она начала растворяться, возвращаясь в высшие измерения. Но прежде чем исчезнуть полностью, произнесла ещё одно:

— Михаил… ты был прав. О многом. Но не обо всём. Эволюция всё ещё происходит. И однажды эти герои действительно вырвутся за пределы цикла. Когда будут готовы. Когда смогут выдержать правду.

— Возможно, — согласился я. — Но не сегодня. И не завтра.

— Нет, — улыбнулась она. — Не сегодня.

Мать исчезла. Я остался один на границе секторов, окружённый нитями реальности. Внутри продолжала разворачиваться история героев. Снаружи простиралось бесконечное Творение.

Пора было возвращаться.

Я сосредоточился на реальности, которую покинул. Лос-Анджелес. Далёкая но одновременно близкая Земля. Люцифер и Хлоя. Дело с убийствами, которое осталось нерешённым.

Сколько времени прошло там? Для меня — года. Но Время течёт по-разному в разных секторах. Возможно, там прошли дни. Возможно, часы.

Я шагнул через границы измерений.

Материализация была резкой. Не планировал точное место, просто позволил реальности выбрать, где мне появиться.

Оказался в переулке. Тёмном, узком, между двумя высокими зданиями. Запах мусора и сырости. Граффити на стенах. Разбитая бутылка у края тротуара.

Ночь. Луна висела высоко, частично закрытая облаками. Город гудел вокруг — машины, далёкие голоса, музыка из клуба где-то рядом.

Я стоял в тени, моя форма всё ещё была немного эфемерной после перехода. Нужно было несколько секунд, чтобы полностью воплотиться в физическую реальность.

Звук.

Шаги. Быстрые, неровные. Кто-то бежал.

Я повернул голову. Из дальнего конца переулка выбежала женщина. Молодая, может быть двадцать пять. Джинсы, куртка, рюкзак через плечо. Волосы растрёпаны, лицо в царапинах.

Она бежала, оглядываясь через плечо. В глазах был страх.

За ней появились трое. Мужчины, крупные, агрессивные. Один держал нож. Другой — металлическую трубу. Третий просто сжимал кулаки.

— Стой, тварь! — закричал тот, что с ножом. — Никуда не денешься!

Женщина споткнулась, чуть не упала. Выровнялась, продолжила бежать. Прямо в мою сторону.

Я мог уйти. Раствориться обратно в тени, позволить событиям развиваться без моего вмешательства. Это было бы правильно, учитывая урок, который я только что дал Матери.

Но женщина увидела меня. Её глаза расширились.

— Помогите! — закричала она. — Пожалуйста!

Трое мужчин тоже заметили меня. Остановились на мгновение, оценивая ситуацию.

Тот, что с ножом, усмехнулся. Их души светились грязными грехами.

— Проваливай, если жить хочешь, — сказал он. — Это не твоё дело.

Я посмотрел на женщину. Потом на троих. Потом снова на женщину.

Принцип невмешательства был важен. Конечно. Но были исключения. Моменты, когда баланс был нарушен настолько, что требовалась коррекция.

Трое вооружённых мужчин против одной беззащитной женщины. Очевидный дисбаланс.

Я шагнул вперёд, полностью материализовавшись.

— Отпустите её, — сказал я спокойно.

Мужчины переглянулись. Потом расхохотались.

— Ты чё, герой? — спросил тот, что с трубой. — Спасаешь красоток?

— Последнее предупреждение, — повторил я.

Нож дёрнулся вперёд. Мужчина с ножом шагнул ко мне, лезвие направлено в грудь.

Я не двигался. Нож вошёл в мою грудь… и прошёл насквозь. Не причинив вреда. Физическое тело, которое я носил, было иллюзией. Инструментом для взаимодействия со смертными. Нож не мог ранить меня больше, чем тень.

Мужчина замер. Вытащил нож, посмотрел на лезвие. Чистое. Без крови.

— Что за… — начал он.

Я поднял руку. Коснулся его лба одним пальцем.

Свет вспыхнул. Тихий, почти незаметный. Но для мужчины это был словно гром в черепе.

Он упал на колени, нож выпал из рук. Лицо побледнело, глаза остекленели.

— Я вижу… — прошептал он. — Вижу всё, что сделал… всю боль… весь вред…

Слёзы потекли по его щекам.

Я не причинил ему физического вреда. Просто показал правду. Дал ему увидеть последствия его действий. Все жизни, которые он разрушил. Всю боль, которую причинил.

Иногда знание — худшее наказание.

Двое других отступили, глаза расширены от страха.

— Что ты с ним сделал?! — закричал тот, что с трубой.

— Показал правду, — ответил я. — Хотите увидеть свою? — Мои глаза на мгновение окрасились белизной.

Они побежали. Бросили своего товарища и бежали прочь из переулка, крича что-то нечленораздельное.

Женщина стояла у стены, прижавшись к кирпичам. Смотрела на меня широко распахнутыми глазами.

Мужчина на коленях продолжал плакать, бормоча извинения в пустоту.

Я повернулся к женщине.

— Вы в безопасности, — сказал я.

— Кто… кто вы? — её голос дрожал.

— Прохожий, — ответил я. — Идите домой. И будьте осторожнее в следующий раз.

Я начал отходить, растворяясь обратно в тени.

— Подождите! — закричала она. — Вы… вы ангел?

Я остановился. Повернулся.

— Просто тот, кто оказался в нужном месте в нужное время, — сказал я. — Или в неправильном. Зависит от точки зрения.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но я уже исчез.

Материализовался на крыше здания несколькими кварталами дальше. Нужно было время подумать.

Вмешательство было минимальным. Женщина спасена. Один преступник столкнулся с последствиями своих действий. Двое других напуганы. Баланс восстановлен.

Но правильно ли это было?

Я вспомнил года, проведённые с Матерью. Наши разговоры. О помощи. О сострадании. О желании изменить вещи к лучшему.

И мои собственные слова в ответ. О том, что вмешательство должно быть минимальным. Что смертные должны идти своим путём.

Где была граница?

Смотрел на город внизу. Лос-Анджелес сиял огнями. Миллионы жизней, каждая со своими историями, проблемами, выборами. Сколько из них нуждались в помощи прямо сейчас? Сколько страдали? Сколько молили о спасении?

Я мог помочь всем. Технически. Моя сила была достаточна, чтобы изменить судьбы миллионов за мгновение.

Но должен ли был?

Урок в секторе с героями был ясен. Вмешательство высших сил почти всегда приносило больше вреда, чем пользы. Даже благие намерения могли уничтожить то, что пытались защитить.

Но игнорировать страдание, когда мог предотвратить его? Было ли это мудростью или равнодушием?

Вопросы без простых ответов.

Почувствовал присутствие. Знакомое. Тёплое, но с оттенком меланхолии.

Смерть.

Материализовалась рядом, сидя на краю крыши. Сегодня она выглядела как девушка-подросток в чёрной толстовке с капюшоном. Ноги свисали над бездной.

— Привет, брат, — сказала она, не оборачиваясь. — Вернулся?

— Диди, — кивнул я, подходя ближе. — Как дела здесь?

— Как обычно, — она пожала плечами. — Люди рождаются. Люди умирают. Цикл продолжается.

Я сел рядом с ней. Мы молчали несколько мгновений, наблюдая за городом.

— Ты вмешался внизу, — сказала она наконец. — Спас женщину.

— Да.

— Почему?

Вопрос был простым, но ответ — нет.

— Потому что мог, — сказал я медленно. — Потому что баланс был нарушен.

— Баланс нарушается каждую секунду, — возразила Диди. — В каждом углу мира. Ты не можешь исправить всё. А она должна была умереть. Сегодня.

— Знаю.

— Тогда почему именно её?

Я задумался.

— Потому что оказался там, — ответил я наконец. — Случайность? Судьба? Не знаю. Но я был там, видел, что происходит. Не мог просто уйти.

Диди повернула голову, посмотрела на меня.

— Ты меняешься, Михаил, — сказала она тихо. — Раньше ты бы не вмешался. Сказал бы, что это часть естественного порядка. Что смертные должны решать свои проблемы сами.

— Может быть, — признал я. — Но после ухода с подножья Престола, после Выбора, после встречи с Матерью… после того, что увидел в том секторе… не уверен больше в абсолютах. Сомнение…

Я замолчал, не зная, как сказать дальше. Просто не знал.

— Хорошо, — улыбнулась Диди. — Сомнение — признак роста.

Мы снова замолчали. Город жил внизу, не зная о двух вечных существах, наблюдающих с крыши.

— Кстати, — сказала Диди, — ты пропустил интересное событие.

— Какое?

— Люцифер и Хлоя. Они стали ближе. Намного ближе.

Я повернулся к ней резко.

— Что ты имеешь в виду?

Диди усмехнулась.

— Именно то, о чём ты подумал. Они… как бы это сказать деликатно… провели ночь вместе.

Я уставился на неё.

— Люцифер? Мой брат? С Хлоей?

— Ага, — кивнула она. — Было неожиданно даже для меня. И я вижу все связи, все нити.

— Когда это случилось?

— Два дня назад. По местному времени. — Диди покачала ногами. — После того, как они раскрыли дело с ритуальным убийством. Оказалось, это была группа фанатиков, пытавшихся вызвать демона. Не сработало, конечно. Но они убили троих, прежде чем Хлоя и Люцифер остановили их.

Я переваривал информацию. Люцифер и Хлоя. Вместе. Физически.

Это меняло вещи. Связь между ними становилась глубже. Сложнее.

— Он её любит, — сказала Диди тихо. — Действительно любит. Впервые за все эоны. Твой брат, который презирал людей, который отверг Небеса, который создавал своё собственное Творение из-за разочарования в Отце… любит смертную женщину.

— Чудо, — прошептал я. — Она чудо, созданное Аменадиэлем. Вот почему.

— Частично, — согласилась Диди. — Но не только. Хлоя особенная сама по себе. Даже без божественного вмешательства. Она видит людей. Видит суть. И она видит Люцифера таким, какой он есть. Не Дьявола. Не монстра. Просто… его.

Я встал, начал ходить по краю крыши.

— Это осложняет вещи.

— Почему? — спросила Диди.

— Потому что Люцифер не просто архангел. Он теперь Создатель. Он строит альтернативное Творение. Если его связь с Хлоей станет слишком глубокой…

— Он откажется от своего плана, — закончила Диди. — Выберет остаться здесь. С ней.

— Или заберёт её с собой, — добавил я. — В своё Творение. Смертную в мир, созданный для существ вне времени. Это уничтожит её.

Диди встала, подошла ко мне.

— Ты боишься за брата, — сказала она мягко. — Или за план Отца?

Вопрос ударил точно.

— Не знаю, — признал я. — Может быть, и то, и другое.

— Отец позволяет это, — напомнила Диди. — Он знал, что Люцифер встретит Хлою. Что они сблизятся. Если он не вмешивается, значит, это часть плана.

— Или тест, — сказал я. — Для Люцифера. Для меня. Для всех нас.

Диди наклонила голову.

— Ты думаешь, Отец тестирует тебя?

— Всегда тестирует, — ответил я. — С самого начала. Каждое событие, каждый выбор — часть бесконечного теста. Эволюция, о которой говорили с Матерью, требует испытаний.

Я остановился, посмотрел на сестру.

— Диди, когда ты пришла ко мне в баре, когда рассказала о Кризисе и вмешательстве Матери… это тоже было частью теста?

Она улыбнулась загадочно.

— Возможно. Или просто я беспокоилась о балансе. Кто знает?

— Ты знаешь.

— Да, — согласилась она. — Но не скажу. Некоторые вещи ты должен понять сам.

Типично для моих братьев и сестёр. Знание без раскрытия. Мудрость через загадки.

— Где они сейчас? — спросил я. — Люцифер и Хлоя.

— У него в квартире, — ответила Диди. — Над Lux. Они разговаривают. О многом. О себе, о том, что происходит между ними. Хлоя пытается понять, кто он на самом деле. А Люцифер пытается быть честным, не раскрывая слишком много, но говоря правду. Он боится, что оттолкнёт её.

— Классическая дилемма, — пробормотал я.

— Ага, — кивнула Диди. — Как быть близким с кем-то, не уничтожая их знанием о том, кто ты есть.

Урок, который я только что пережил с Матерью, возвращался снова. В другом контексте, но с той же сутью.

— Мне нужно поговорить с ним, — решил я.

— Не сегодня, — предупредила Диди. — Дай им время. Они оба пытаются разобраться в чувствах. Твоё появление только усложнит вещи.

— Но…

— Михаил, — она положила руку на моё плечо. — Доверься процессу. Ты же сам говорил Матери о важности позволения смертным идти своим путём. Тот же принцип применим к Люциферу. Он должен сделать свои выборы. Совершить свои ошибки. Без твоего вмешательства.

Она была права. Конечно, была права.

— Трудно, — признал я. — Наблюдать и не действовать.

— Добро пожаловать в мой мир, — усмехнулась Диди. — Я наблюдаю за каждой смертью. Вижу боль, страдание, несправедливость. Но не могу изменить порядок вещей. Могу только быть там, когда конец приходит. Утешать. Направлять.

Она отпустила моё плечо.

— Ты учишься балансу, брат. Между действием и бездействием. Между вмешательством и наблюдением. Это трудный путь. Но необходимый.

Я кивнул медленно.

— Значит, я жду.

— Да, — подтвердила она. — И когда придёт время, когда Люцифер будет готов, ты поговоришь с ним. Не раньше.

Диди начала растворяться, её форма становилась прозрачной.

— Куда ты? — спросил я.

— Работа, — ответила она просто. — Кто-то умирает в больнице через три секунды. Нужно быть там.

— Конечно.

Она исчезла полностью, оставив меня одного на крыше.

Я стоял там долго. Смотрел на город, на миллионы огней. Каждый представлял жизнь. Каждая жизнь — историю. Каждая история — бесчисленные выборы.

Где-то внизу женщина, которую я спас, добиралась домой. Думала о странном человеке в переулке. Может быть, молилась, благодаря бога за спасение. Не зная, что её молитвы были услышаны буквально.

Где-то мужчина, которому я показал правду, сидел в участке полиции. Сдался сам, признался во всех преступлениях. Слёзы всё ещё текли по его лицу, пока он рассказывал детективу о том, что увидел. Что почувствовал.

Детектив не верил в детали. Списывал на наркотики или психическое расстройство. Но преступления были раскрыты. Справедливость, какой бы несовершенной она ни была, восторжествовала.

Маленькие изменения. Минимальное вмешательство. Баланс сохранён.

Но достаточно ли этого?

Вопрос висел в разуме без ответа.

Спустился с крыши и начал ходить по улицам. Мне нужно было подумать. Поразмышлять. Город ночью был другим. Тише в некоторых районах, громче в других. Бары и клубы гудели жизнью. Бездомные спали в дверных проёмах. Полицейские патрулировали. Обычная ночь в большом городе.

Я шёл, наблюдая. Не вмешиваясь. Просто наблюдая.

Пара поссорилась на углу улицы. Громко, публично. Он кричал, она плакала. Люди проходили мимо, отводя взгляды. Не моё дело. Типичная реакция.

Я остановился на мгновение. Мог вмешаться. Успокоить их. Помочь им увидеть суть конфликта.

Но не стал. Это была их борьба. Их выбор. Как её разрешить или не разрешить.

Прошёл мимо.

Дальше по улице старик копался в мусорном баке. Искал еду. Худой, измождённый. Сколько дней он не ел нормально? Неделю? Две?

Мог бы дать ему деньги. Или еду. Или направить в приют.

Но в городе тысячи таких. Если я помогу одному, почему не всем? Он не особенный. Где граница?

Прошёл мимо. И чувствовал тяжесть решения.

Может быть, Мать была права. Может быть, сострадание требовало действия, даже если действие было несовершенным. Даже если не мог помочь всем, помощь некоторым была лучше, чем ничего.

Но тогда где был конец? Когда вмешательство становилось контролем? Когда помощь становилась удушением?

Я мог помочь всему Творение, но не мог помочь себе убрать сомнение.

Дошёл до парка. Небольшого, городского, с деревьями и скамейками. Сел на одну из них.

Тишина. Относительная. Город всё ещё гудел вокруг, но здесь было тише.

Закрыл глаза. Расширил восприятие. Почувствовал пульс города. Миллионы сердцебиений. Миллионы мыслей. Радости и страдания, переплетённые в бесконечный танец.

Кто-то влюблялся прямо сейчас. Кто-то терял любимого человека. Кто-то рожал. Кто-то умирал. Жизнь во всей её сложности и противоречивости.

И я, существо вне времени, сидел на скамейке и пытался понять, какова моя роль в этом всём.

Открыл глаза.

Передо мной стоял мальчик. Черноволосый. Может быть, восемь лет. Худой, в поношенной одежде. Смотрел на меня большими глазами.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — ответил я.

— Ты ангел? — спросил мальчик прямо.

Вопрос застал врасплох.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ты светишься, — он указал на меня. — Немного. Когда я смотрю боковым зрением. Ты светишься.

Дети. Они иногда видели то, что взрослые не могли. Их восприятие ещё не было ограничено рациональностью и скептицизмом.

— Может быть, — ответил я спокойно. — А ты кто?

— Томми, — он сел рядом со мной на скамейку. — Я гуляю. Не могу спать.

— Твои родители знают, что ты здесь?

— Родитель, — поправил он. — Мама. Она спит. Работает много, всегда устаёт. Я не хочу её будить.

— Понятно.

Мы сидели молча. Томми качал ногами, не доставая до земли.

— Можешь исполнить желание? — спросил он вдруг.

— Какое?

— Хочу, чтобы мама не болела, — сказал он тихо смотря на землю. — Она болеет. Кашляет. Говорит, что всё нормально, но я вижу. Ей плохо. Можешь вылечить её?

Сердце сжалось. Если у меня было сердце в обычном понимании.

Мог бы. Технически. Вылечить его мать было бы тривиально для меня. Коснуться, направить немного энергии, исправить болезнь на клеточном уровне.

Но должен ли был?

Посмотрел на мальчика. В его глазах была надежда. Простая, детская надежда на чудо.

— Томми, — сказал я медленно, — иногда ангелы не могут вмешиваться напрямую. Но они могут… направлять.

— Что это значит?

— Это значит, что я не могу вылечить твою маму сам. Но могу помочь тебе помочь ей. Она ходит к врачу?

Томми покачал головой.

— Говорит, что дорого. Что мы не можем позволить.

— Есть бесплатные клиники, — сказал я. — В городе. Для людей, у которых нет денег. Твоя мама знает о них?

— Не знаю.

Я протянул руку. Материализовал небольшой листок бумаги. Написал адрес и название клиники. Протянул Томми.

— Отдай это маме, — сказал я. — Скажи, что добрый человек в парке дал тебе. Клиника откроется завтра утром. Они помогут ей.

Томми взял листок, посмотрел на него.

— Это правда поможет?

— Да, — пообещал я. — Но ты должен убедить маму пойти. Иногда взрослые упрямые. Не хотят принимать помощь. Но ты должен настаивать. Скажи, что любишь её и хочешь, чтобы она была здорова.

Томми кивнул серьёзно.

— Хорошо. Я скажу.

Он спрыгнул со скамейки, сжимая листок в руке.

— Спасибо, мистер ангел.

— Просто Михаил.

— Спасибо, Михаил.

Мальчик побежал прочь, через парк, обратно к дому. Я наблюдал, пока он не исчез за углом.

Минимальное вмешательство. Не вылечил напрямую. Просто дал информацию. Направил. Остальное зависело от них. От мальчика и его матери.

Это было правильно. Балансом между действием и бездействием.

Встал со скамейки и продолжил идти.

Рассвет застал меня у берега океана. Добрался до пляжа где-то на окраине города. Песок был холодным под ногами, волны мягко накатывали на берег омывая мои ноги.

Солнце начало подниматься над горизонтом. Золотые и оранжевые полосы окрасили небо. Красота, которую я видел миллиарды раз, но каждый раз она была другой. Уникальной.

Сел на песок. Смотрел, как день рождается.

Думал о Добре и Зле. О предназначении. О смысле существования.

Отец создал Творение с определённым замыслом. Но каким? Была ли цель? Или это был эксперимент без заранее определённого результата?

Люцифер всегда утверждал, что План Отца был жестоким. Что заставлять существ выбирать между добром и злом, а потом наказывать их за неправильный выбор — садизм.

Но был ли это действительно выбор между добром и злом? Или что-то более тонкое?

Вспомнил мужчину в переулке. Преступника, которому показал правду. Он не был абсолютным злом. Был человеком, сделавшим плохие выборы. Возможно, из-за обстоятельств. Возможно, из-за незнания. Возможно, из-за боли, которую сам перенёс.

Показав ему последствия его действий, я не осудил его. Просто дал понимание. А что он делал с этим пониманием — его выбор.

Он выбрал покаяние. Сдался. Это делало его хорошим человеком? Нет. Но делало его лучше, чем был.

Эволюция. Рост. Не от зла к добру. От незнания к пониманию.

Может быть, в этом и была суть. Не в абсолютах. Не в чёрном и белом. В оттенках серого. В постепенном движении к свету, даже если путь был тёмным и извилистым.

Мать говорила о балансе Света и Тьмы. Не как противоположностей, но как дополнений. Янь и Инь. Порядок и Хаос, работающие вместе, создающие что-то новое.

Я всегда видел порядок как абсолютное благо. А хаос как угрозу. Но после событий в секторе героев, после разговора с Матерью, после этой ночи размышлений в городе… начал понимать иначе.

Порядок без хаоса — стагнация. Жёсткая структура, которая не позволяет роста. Хаос без порядка — разрушение. Бесформенная энергия, которая не может создать ничего устойчивого.

Но вместе? Вместе они были творением. Процессом. Жизнью.

Солнце поднялось выше. Первые лучи коснулись воды, заставив её сиять.

Услышал шаги позади. Повернул голову.

Люцифер.

Мой брат шёл по песку, руки в карманах дорогого костюма. Выглядел усталым, но… довольным? Это было новое выражение для него.

Он сел рядом со мной, не говоря ни слова. Мы наблюдали за восходом вместе.

— Диди дала понять, что ты вернулся, — произнёс он наконец.

— Вчера.

— Как прошло путешествие?

— Поучительно, — ответил я просто.

Люцифер усмехнулся.

— Поучительно. Классический Михаил. Никогда не скажет прямо.

— А ты бы предпочёл длинный отчёт?

— Нет, — признал он. — Хотя любопытен. Что за срочное дело отвлекло тебя от нашего наблюдение?

Посмотрел на брата. Он не знал о Кризисе. О вмешательстве Матери. О том, что я провёл относительно годы, наблюдая за циклом героев. Он просто знал что я ушёл, что я следил за ними.

Должен ли был рассказать?

— Семейные дела, — сказал я. — Мать нуждалась в… консультации.

Люцифер поднял бровь.

— Мать? Тьма сама? Что ей могло понадобиться от тебя?

— Перспективу, — ответил я. — Она пыталась помочь там, где не должна была. Почти устроила катастрофу. Пришлось вмешаться.

Люцифер засмеялся. Искренне.

— Это смешно. Мать Творения, Первобытный Хаос, делает ошибки. Кто бы мог подумать.

— Все мы делаем ошибки, — сказал я тихо. — Даже вечные.

Смех затих. Люцифер посмотрел на меня внимательнее.

— Ты изменился, брат.

— Возможно.

— Нет, определённо, — он повернулся, чтобы видеть моё лицо полностью. — Раньше ты бы никогда не признал возможность ошибки. Был абсолютно уверен в своей правоте. В порядке, который защищал.

— А сейчас не уверен?

— Сейчас ты сомневаешься, — сказал Люцифер. — Вижу это. Вижу вопросы в твоих глазах. В твоей Сути. Это так… странно. И немного обнадёживающе.

Мы снова замолчали. Волны продолжали накатывать. Чайки начали кричать где-то вдали.

— Диди рассказала мне, — сказал я наконец, — о тебе и Хлое.

Люцифер напрягся. Еле заметно, но я почувствовал.

— И?

— Ничего. Просто констатирую факт.

— Не осуждаешь? Не читаешь лекцию о том, как Архангел не должен связываться со смертной?

Покачал головой.

— Нет. Это твой выбор. Твоя жизнь.

Люцифер смотрел на меня долго. Потом рассмеялся снова, на этот раз тише.

— Ты действительно изменился. Старый Михаил кричал бы о долге. О том, что я отвлекаюсь от важных вещей. О том, что смертные — временные создания, не достойные внимания существа моего уровня.

— Старый Михаил был идиотом, — сказал я просто.

Люцифер чуть не подавился от удивления.

— Что?

— Старый Михаил следовал правилам слепо. Не видел нюансов. Не понимал, что жёсткий порядок может быть таким же разрушительным, как хаос. — Я повернулся к брату. — Ты всегда знал это. Поэтому ушёл. Поэтому создаёшь своё Творение.

Люцифер молчал. На его лице было выражение, которое я не мог распознать. Шок? Облегчение?

— Не знаю, что сказать, — пробормотал он.

— Не нужно ничего говорить, — ответил я. — Просто живи. Делай свои выборы. Любимую женщину. Строй свой мир. Я не буду мешать.

— А Отец?

Вопрос повис в воздухе.

— Отец позволяет, — сказал, посмотрев в небо. — Это всё что нужно понимать. Иначе бы уже вмешался. Он видит всё. Знает всё. И если он молчит, значит, это часть плана.

— Или теста, — добавил Люцифер горько.

— Возможно, — согласился я. — Но разве вся жизнь не тест? Серия выборов, каждый определяет, кем мы становимся?

Люцифер встал. Отряхнул песок с брюк.

— Философ Михаил. Никогда не думал, что увижу этот день.

Встал тоже.

— Люди меняются. Даже Архангелы.

Брат посмотрел на океан. На солнце, которое полностью поднялось над горизонтом.

— Она особенная, — сказал он тихо. — Хлоя. Не знаю, как объяснить. Рядом с ней я чувствую себя… другим. Лучше. Словно части меня, которые были заморожены миллиарды лет, начинают оттаивать.

— Это любовь, — сказал я просто.

— Глупое чувство.

— Самое человеческое из всех.

Люцифер усмехнулся.

— Ты начинаешь звучать как Отец. Все эти разговоры о человеческих чувствах. О ценности смертной жизни.

— Может быть, Отец был прав, — сказал я. — О некоторых вещах.

Брат повернулся ко мне резко.

— Ты действительно изменился.

— Да.

Мы стояли лицом к лицу. Два Архангела, два Брата, которые миллиарды лет были на противоположных сторонах. Один — защитник порядка. Другой — бунтарь против системы.

Но сейчас граница между нами размывалась.

— Что ты будешь делать теперь? — спросил Люцифер.

— Не знаю, — признал я. — Впервые за эоны не знаю своего следующего шага. Раньше всё было ясно. План. Цель. Направление. Сейчас…

— Свобода пугает, — закончил Люцифер. — Поверь, знаю. Когда ушёл из Ада, первые годы были ужасными. Не знал, что делать с собой. Куда идти. Какова моя цель без вечного наказания душ.

— И как справился?

— Начал искать удовольствия, — пожал плечами Люцифер. — Вино, женщины, песни. Всё, что смертные делают, чтобы забыть о смертности. Работало какое-то время. Потом встретил Хлою, и всё изменилось снова.

Он посмотрел на меня.

— Найди что-то, брат. Что-то, что имеет значение для тебя. Не для Отца. Не для Творения. Для тебя. Что делает твою жизнь… жизнью.

Слова были простыми, но глубокими.

— Попробую, — сказал я.

Люцифер хлопнул меня по плечу. Жест, который был удивительно человеческим.

— Если нужна помощь, знаешь, где меня найти. Lux. Обычно за стойкой бара или в постели с детективом.

— Слишком много информации.

— Никогда не бывает слишком много, — усмехнулся он.

Брат начал уходить, потом остановился.

— Михаил?

— Да?

— Спасибо. За понимание. За то, что не осуждаешь.

— Не за что.

Люцифер кивнул и ушёл, оставив следы на песке, которые волны скоро смоют.

Я остался один с восходящим солнцем и мыслями, которые не давали покоя.

Провёл остаток дня, бродя по городу. Без цели. Просто наблюдая. Видел жизнь во всей её хаотичной красоте.

Мать кормила ребёнка в парке. Старики играли в шахматы под деревом. Подростки катались на скейтбордах, смеялись, падали, вставали снова.

Офисный работник покупал кофе, опаздывая на встречу. Художник рисовал портреты туристов за двадцать долларов. Священник входил в церковь, готовясь к вечерней службе.

Каждая жизнь — история. Каждая история — уникальна.

Вспомнил слова Матери в секторе героев. О том, что каждая душа имеет значение. Даже если я не видел этого с моей перспективы вечности.

Она была права.

С точки зрения Архангела, прожившего триллионы лет, человеческая жизнь была мимолётной. Вспышка света в бесконечной тьме. Но для этого человека? Это была вселенная. Всё, что у них было. Всё, чем они были.

Кто я такой, чтобы судить ценность этого?

Зашёл в маленькую церковь. Не ту, где был священник. Другую, тише, старше. Деревянные скамьи, запах ладана, витражи, окрашивающие солнечный свет в радугу цветов.

Церковь была пуста. Сел на заднюю скамью.

Посмотрел на распятие впереди. Символ жертвы. Бог, ставший человеком, чтобы понять человеческое страдание.

Отец никогда не объяснял полностью, зачем послал часть себя в мир смертных. Сказал только, что это необходимо. Что люди нуждались в примере. В надежде.

Но было ли это действительно причиной? Или Отец сам хотел понять? Почувствовать боль. Радость. Любовь. Всё, что делало смертных… смертными.

Может быть, вся эволюция, о которой говорили с Матерью, была об этом. О высших существах, учащихся у низших. О вечных, понимающих ценность мимолётного.

— Простите, — голос прервал размышления.

Повернул голову. Пожилая женщина стояла в проходе. Морщинистое лицо, добрые глаза.

— Да?

— Церковь закрывается на реставрацию через полчаса, — сказала она мягко. — Но можете остаться до тех пор, если хотите.

— Спасибо.

Она кивнула и ушла через боковую дверь.

Я снова посмотрел на распятие. Потом на витражи. Истории из Писания, изображённые в стекле и свете.

Творение. Изгнание из Рая. Всемирный потоп. Башня Вавилона. Моисей с заповедями. Рождество. Распятие. Воскресение.

Каждая история — урок. О выборе. О последствиях. О искуплении.

Но также о любви. Даже когда наказание было жестоким, даже когда Отец насылал бедствия, в основе лежала любовь. Желание, чтобы смертные выросли. Стали лучше.

Жёсткая любовь? Возможно. Но любовь тем не менее.

Встал со скамьи. Подошёл к распятию. Коснулся деревянного основания.

— Прости, — прошептал я. — За то, что не понимал. За то, что был слишком жёстким. За то, что видел только порядок, а не причину порядка.

Не ожидал ответа. Отец не говорил напрямую, не так часто. Но почувствовал что-то. Тепло. Лёгкое, почти неощутимое. Одобрение? Утешение?

Неважно. Просто знал, что был услышан.

Вышел из церкви в сумерки. Город начал зажигать огни. Ночь наступала снова.

Цикл. Всё было циклом. День и ночь. Жизнь и смерть. Рождение и конец.

Но внутри цикла? Бесконечные возможности. Бесконечные выборы.

Может быть, в этом и был смысл. Не в конечной цели. Не в каком-то грандиозном завершении. В процессе. В путешествии.

Шёл по улицам, позволяя ногам нести меня куда угодно. Оказался снова у Lux. Клуб Люцифера. Музыка гремела внутри, люди смеялись, танцевали, забывали о своих проблемах на несколько часов.

Не вошёл. Просто стоял снаружи, наблюдая через большие окна.

Увидел Люцифера внутри. За барной стойкой, разливающего напитки. Улыбающегося клиентам. Рядом стояла Хлоя. Не на работе, просто там. Смотрела на него с выражением, которое было нежным и немного удивлённым.

Мой брат. Утренняя Звезда. Любимый сын, ставший падшим. Теперь нашедший что-то, что делало его… счастливым? Возможно.

Эволюция. Он тоже менялся. Как и все вокруг. Как Мать.

Все мы двигались к чему-то. Не знал к чему. Но движение было реальным.

Но куда движусь я? Не знаю. Где искать ответы? В смертных? В бессмертных? В себе?

Отошёл от клуба. Направился к океану снова. Пляж в ночи был пустым. Только волны и звёзды.

Сел на песок. Посмотрел вверх.

Бесконечность. Триллионы звёзд. Каждая — солнце. Вокруг многих — планеты. На некоторых — жизнь.

Творение было огромным. Необъятным. И я был его защитником. Воином Света.

Но что значило защищать? Держать под контролем? Или позволять расти, даже если рост был хаотичным?

Не знал ответа. Может быть, не было одного правильного ответа. Может быть, баланс менялся от момента к моменту. От ситуации к ситуации.

Гибкость. Не качество, которое у меня ассоциировалось с порядком. Но, возможно, необходимое.

Лёг на песок. Смотрел на звёзды. Чувствовал вращение планеты под собой. Чувствовал пульс Творения.

Где-то Отец наблюдал. Где-то Мать училась состраданию. Где-то Смерть вела душу к следующему этапу. Где-то Судьба писала истории, которые ещё не были рассказаны.

И где-то маленький мальчик по имени Томми убеждал свою мать пойти в клинику. Где-то преступник сидел в камере, размышляя о последствиях своих действий. Где-то женщина, спасённая в переулке, молилась в благодарности.

Маленькие изменения. Малые вмешательства. Капли в океане.

Но океан состоял из капель.

Закрыл глаза. Не спал — архангелам не нужен был сон. Просто отдыхал. Позволял мыслям успокоиться.

И в тишине, между волнами и звёздами, понял что-то простое, но глубокое.

Предназначение жизни не было в грандиозной цели. Не было в каком-то космическом плане, известном только Отцу. Было в моментах. В выборах. В связях между существами, смертными или вечными.

Добро и зло не были абсолютами. Были направлениями. Движениями к свету или от него. И каждое существо двигалось своим путём. Иногда к свету. Иногда от него. Иногда зигзагами, теряясь и находя себя снова.

Моя роль не была судить. Не была контролировать. Была… быть там. Когда нужен. Направлять, когда попросят. Вмешиваться, когда баланс нарушен критически.

Но главное — доверять. Доверять процессу. Доверять, что существа, созданные с возможностью выбора, в конечном итоге выберут рост. Даже если путь был долгим и болезненным

Открыл глаза. Звёзды всё ещё сияли. Волны всё ещё шумели. Мир продолжался, безразличный к моим откровениям.

Встал. Отряхнул песок.

Завтра продолжу наблюдать. Учиться. Меняться. Сегодня просто был здесь. В этом моменте. На этом пляже. Под этими звёздами.

И, может быть, этого было достаточно.