Первый Выбор

Глава 13

Восьмой круг Ада встретил меня пейзажем, который даже для этого проклятого места выглядел особенно ужасающе. Здесь не было огня или льда — здесь была боль в чистом виде. Земля подо мной представляла собой живую плоть, пульсирующую и дрожащую, а из неё торчали человеческие лица, застывшие в вечной агонии.

Тысячи. Десятки тысяч. Миллионы лиц, каждое со своей историей греха и падения. Они были вморожены в плоть земли по шею, и их глаза — те, что ещё оставались открытыми — следили за каждым моим шагом. Некоторые пытались что-то сказать, но из их ртов вырывались только сдавленные стоны и хрипы.

Я летел среди этого моря страданий с каменным лицом, не позволяя себе ни на мгновение остановиться. Не из жестокости — просто потому, что у меня была миссия, и я не мог позволить эмоциям замедлить мой путь. Каждое из этих лиц когда-то принадлежало живому человеку, каждое сделало свой выбор, и теперь расплачивалось за него. Это была справедливость в её самой суровой форме.

Мои крылья, полускрытые под плащом реальности, дрожали от напряжения. Даже для архангела находиться в глубинах Ада было испытанием. Меня ничто не давило. Но чувствовать всё это…Здесь само пространство было пропитано отчаянием, каждый вдох наполнял лёгкие эссенцией безнадёжности. Но я был Мечом Божьим, и моя решимость была непоколебима.

Сусанно, думал я, продолжая свой путь между стонущими лицами. Где бы он ни был, он ответит за свои действия. Никто не имеет права на крылья моего брата.

Лица под ногами менялись — старые и молодые, мужские и женские, всех рас и национальностей. Грех не знал границ. Здесь были убийцы и воры, предатели и лжецы, те, кто продал душу за власть или золото. Я старался не смотреть на них слишком пристально, не вчитываться в истории их падений. У меня не было времени на жалость.

Но внезапно, спустя несколько сотен шагов, что-то заставило меня остановиться.

Одно лицо среди тысяч других. Молодое, женское, с чертами, которые даже в агонии сохраняли следы былой красоты. Каштановые волосы спутались и потемнели от адской грязи, но глаза… эти зелёные глаза я узнал бы среди миллионов.

— О, милая Адель, — прошептал я, опускаясь с воздуха на колени рядом с её лицом. — Как же так…

Она услышала мой голос. Веки дрогнули, и на меня посмотрели те самые глаза, которые когда-то были полны надежды и благодарности. Теперь в них был только ужас и отчаяние.

— М-Михаил? — прохрипела она, и из уголков её рта потекла тёмная жидкость. — Это… это действительно ты?

Воспоминания хлынули потоком, увлекая меня назад во времени…

Это было три недели назад. В Нью-Йорке.

Ночь окутала город своими тёмными объятиями, но для такого места, как Манхэттен, это означало лишь смену декораций. Неоновые огни, фары автомобилей, освещённые окна небоскрёбов — всё это создавало свою особую атмосферу, в которой ночь становилась просто другим видом дня.

Я шёл по Пятой авеню, наблюдая за людьми вокруг. В человеческом обличье я ничем не выделялся — высокий мужчина в дорогом тёмном костюме, с аккуратно зачёсанными назад блондинистыми волосами. Никто не мог предположить, что под этой внешностью скрывается одна из самых могущественных сил в творении.

Пришёл в Нью-Йорк не просто так. Хотел понаблюдать за людьми, понять, как изменилось человечество за последние тысячелетий. Начинал с разных мест на этой Земле. После событий последних лет, после того как границы между мирами стали более проницаемыми, я стал больше интересоваться жизнью смертных.

Люди спешили мимо меня, каждый поглощённый своими заботами и проблемами. Бизнесмены с телефонами у уха, туристы с камерами, влюблённые парочки, уличные музыканты — вся эта суета человеческого существования завораживала меня. В ней была жизнь, настоящая, пульсирующая жизнь, которой никогда не было на Небесах с совершенным порядком.

Именно тогда я и увидел её.

Адель Моррисон стояла на краю смотровой площадки Эмпайр-стейт-билдинг, глядя вниз на огни города. Даже с высоты птичьего полёта её поза выдавала внутреннее напряжение — слегка наклонённая вперёд фигура, руки, крепко сжимающие перила, взгляд, устремлённый в бездну.

Мне не нужно было читать её мысли, чтобы понять, о чём она думает. Аура отчаяния окружала её как туман, а в её душе я различал ту особую пустоту, которая предшествует самым тёмным решениям.

Я оказался за несколько шагов возле смотровой площадки и подошёл к ней, стараясь двигаться медленно и не угрожающе. Она не заметила меня до тех пор, пока я не встал рядом и не положил руки на перила.

— Красивый вид, — сказал я спокойно, глядя на огни Манхэттена.

Она резко повернулась ко мне, и я увидел лицо, которое когда-то украшало обложки модных журналов. Даже сейчас, несмотря на следы слёз и усталости, Адель оставалась поразительно красивой. Но в её зелёных глазах не было жизни — только выжженная пустота.

— Извините, я не хотел вас пугать, — добавил я, заметив, как она вздрогнула.

— Всё… всё в порядке, — ответила она дрожащим голосом. — Я просто… наслаждаюсь видом.

Ложь. Но ложь, рождённая из желания скрыть боль, а не обмануть. Такая ложь не была грехом — это была защитная реакция раненой души.

— Адель Моррисон, — сказал я, и она снова вздрогнула. — Да, я знаю, кто вы. Наследница империи Морриссонов, модель, филантроп. Ваши благотворительные вечера собирали миллионы долларов для детских больниц.

— Собирали, — горько усмехнулась она. — В прошедшем времени. Теперь у меня нет ни денег, ни репутации, ни… ни причин для существования. Простите если вы мой фанат, но времени для…

Я повернулся к ней, и наши взгляды встретились. В этот момент она увидела что-то в моих глазах — не знаю, что именно, но её поза изменилась. Плечи расправились, дыхание стало глубже.

— Расскажите мне, — сказал я просто.

И она рассказала.

История Адель была одновременно банальной и трагичной, как это часто бывает с человеческими судьбами. Родилась в богатой семье, выросла в роскоши, не зная ни в чём отказа. Красота открыла ей двери в мир моды, деньги семьи — в высшее общество. На первый взгляд у неё было всё, о чём можно мечтать.

Но материальные блага не могли заполнить духовную пустоту. Отец, поглощённый бизнесом, мать, живущая в мире светских приёмов и сплетен — никто из них не дал ей того, в чём она нуждалась больше всего: настоящей любви и понимания.

— Я пыталась найти смысл в благотворительности, — говорила она, глядя на огни внизу. — Думала, что если буду помогать другим, то найду цель для собственной жизни. Но это была просто попытка купить себе душевный покой.

Первым ударом стало банкротство семейной компании. Оказалось, что отец уже много лет скрывал финансовые проблемы, занимая деньги под залог всего имущества семьи. Когда правда вышла наружу, Морриссоны потеряли всё за считанные месяцы.

Вторым — смерть родителей в автокатастрофе. Они ехали на встречу с кредиторами, пытаясь найти способ спасти хотя бы дом. Грузовик, водитель которого заснул за рулём, раздавил их лимузин как консервную банку.

— Но самое страшное было даже не это, — прошептала Адель. — Самое страшное — это понять, что тебя никто не любил по-настоящему. Все мои друзья исчезли, как только закончились деньги. Все мужчины, которые ухаживали за мной, оказались просто охотниками за приданым. Даже благотворительные организации, с которыми я работала, больше не отвечают на мои звонки.

Она замолчала, сжимая перила так крепко, что костяшки пальцев побелели.

— Знаете, что я поняла? — сказала она, не глядя на меня. — Что всю жизнь я была просто красивой куклой в дорогом платье. Никому не был интересен мой внутренний мир, мои мысли, мои чувства. Я была всего лишь аксессуаром к деньгам моей семьи.

— И теперь вы думаете, что жизнь не стоит того, чтобы её продолжать? — спросил я мягко.

Она повернула ко мне лицо, и я увидел в её глазах удивление.

— Откуда вы знаете?

— А зачем ещё красивая женщина стоит на краю смотровой площадки в два часа ночи, глядя вниз? — ответил я. — Вы хотите покончить с болью, и думаете, что смерть — единственный способ это сделать.

Слёзы потекли по её щекам.

— Да, — прошептала она. — Да, именно так. Я не могу больше… Я устала просыпаться каждое утро и понимать, что мой день будет таким же пустым и бессмысленным, как предыдущий. Устала от того, что во всём мире нет ни одного человека, которому я была бы по-настоящему нужна.

Я медленно протянул руку и аккуратно коснулся её плеча.

— Но вы ошибаетесь, — сказал я. — Есть такой.

— Кто? — спросила она с горькой усмешкой. — Вы?

— Бог, — ответил я просто.

Она отшатнулась, словно я ударил её.

— Бог? — засмеялась она истерично. — Если Бог любит меня, то почему отнял всё, что у меня было? Почему позволил моим родителям умереть? Почему…

— Потому что материальные блага и человеческая любовь — не то, ради чего вы были созданы, — перебил я её. — Вы были созданы для чего-то большего. Для служения, для того чтобы нести в мир доброту и сострадание. Ваши богатства и красота были просто инструментами, но не целью.

— Инструментами для чего? — спросила она, перестав плакать.

— Для того, чтобы помогать тем, кто в этом нуждается. Не из чувства вины или желания купить себе индульгенцию, а из искренней любви к людям. — Я повернулся к ней всем телом. — Скажите мне честно: когда вы в последний раз чувствовали себя по-настоящему живой?

Адель замолчала и задумалась, глядя мне в глаза.

— Год назад, — сказала она наконец спустя минуты раздумий. — В детской больнице. Была одна девочка… Лейкемия. Ей было всего семь лет. Когда я пришла её навестить, она подарила мне рисунок — человечка с крыльями. Сказала, что это её ангел-хранитель, и теперь он будет защищать меня тоже.

— И что вы почувствовали в тот момент?

— Словно… словно во мне загорелся свет, — прошептала она улыбаясь. — Как будто я впервые за всю жизнь делала что-то правильное. Что-то важное.

— А где эта девочка сейчас?

Лицо Адель изменилось.

— Умерла три месяца назад. Я даже не смогла пойти на похороны — к тому времени у меня уже не было денег на новое платье, а в старых я не хотела показываться.

— Значит, вы позволили гордости помешать вам попрощаться с ребёнком, который считал вас своим ангелом? — В моём голосе не было осуждения, только констатация факта.

Адель согнулась, словно от боли.

— Боже, да… Да, я именно это и сделала. Я была так сосредоточена на собственной жалости к себе, что забыла о тех, кому действительно нужна была моя помощь.

— Но не поздно это исправить, — сказал я. — В той же больнице есть другие дети. Им не нужны ваши деньги или дорогие подарки. Им нужно ваше время, ваше внимание, ваша забота. Им нужен тот свет, который вы почувствовали год назад.

— Но у меня нет ничего, что я могла бы им дать, — возразила она.

— У вас есть самое ценное, что может дать один человек другому, — ответил я. — У вас есть сердце, способное любить. У вас есть руки, которые могут обнять. У вас есть голос, который может рассказать сказку или спеть колыбельную. Разве этого недостаточно?

Она отвернулась от меня. Долго молчала, глядя на огни города. Я видел, как в её душе происходит борьба — между отчаянием, которое тянуло её к краю, и надеждой, которую зажгли мои слова.

— А что, если я не справлюсь? — спросила она наконец. — Что, если у меня не хватит сил?

— Тогда попросите помощи, — ответил я. — У Бога, у других людей, у тех детей, которым вы хотите помочь. Сила не в том, чтобы нести всё в одиночку. Сила в том, чтобы признать свою слабость и принять поддержку.

Адель медленно отошла от перил и повернулась ко мне лицом.

— Кто вы? — спросила она. — Откуда знаете, что именно мне нужно услышать?

Я улыбнулся — первый раз за много веков искренне.

— Просто тот, кто видит в людях больше, чем они сами в себе видят, — ответил я. — Идите домой, Адель. Завтра утром позвоните в больницу и предложите свои услуги волонтёра. Не ради искупления, не ради того, чтобы заглушить боль. А потому что мир нуждается в таких людях, как вы.

— Таких, как я? — недоверчиво переспросила она. — Сломленных? Потерявших всё?

— Таких, которые прошли через тьму и нашли в себе силы вернуться к свету, — поправил я. — Добрых. Кто лучше поймёт боль умирающего ребёнка, чем тот, кто сам стоял на краю пропасти? Кто лучше сможет дать надежду, чем тот, кто сам её обрёл?

Она кивнула, и в её глазах впервые за этот вечер появился проблеск того самого света, о котором она говорила.

— Спасибо, — прошептала она. — Как бы вас ни звали, спасибо.

— Зовите меня Михаил, — сказал я, протягивая ей руку. — И помните: вы никогда не бываете одни. Даже в самые тёмные моменты кто-то наблюдает за вами и готов помочь.

Мы спустились с смотровой площадки вместе. В лифте она рассказала мне о своих планах — небольшая квартира в не самом престижном районе, поиск работы, волонтёрство в больнице. Простая жизнь, но наполненная смыслом.

У входа в метро мы попрощались. Я смотрел, как она исчезает в толпе, и чувствовал удовлетворение. Ещё одна душа спасена, ещё одна жизнь обретёт смысл.

На следующий день я покинул Нью-Йорк, направляясь в Лондон. В душе была уверенность, что Адель найдёт свой путь, что свет, который загорелся в её сердце, будет гореть долго и ярко.

Я ошибался…

— Михаил, — прохрипела Адель, и в её голосе слышались века мучений, хотя прошло всего три недели. Время здесь, как и всегда текло иначе. — Я… я пыталась. Честное слово, пыталась…

— Что случилось? — спросил я, чувствуя, как гнев закипает в моей груди. Не на неё — на того, кто довёл её до такого состояния.

— Я пошла в больницу, как ты сказал, — с трудом выговаривала она слова. — Стала волонтёром. Работала с детьми, рассказывала им сказки, играла с ними. И впервые за многие годы чувствовала себя нужной.

— Тогда что же пошло не так?

Слёзы — настоящие слёзы, не адская жидкость — потекли из её глаз.

— Была одна девочка… Эмма. Восемь лет, рак мозга. Она так напоминала мне ту малышку, которая подарила мне рисунок ангела. Такая же храбрая, такая же светлая. — Голос Адель задрожал. — Врачи сказали, что у неё осталось несколько недель. Но я верила… я так верила, что если буду молиться достаточно усердно, если буду делать достаточно добрых дел, то ты… то Бог спасёт её.

Я начинал понимать, куда ведёт эта история, и естество моё сжалось от предчувствия.

— Я проводила с ней каждый день, — продолжала Адель. — Читала ей, пела колыбельные, держала за руку, когда ей было больно. А по ночам молилась как никогда раньше. Умоляла Бога забрать мою жизнь вместо её. Обещала служить Ему всю оставшуюся жизнь, если только Эмма выживет.

— И что произошло?

— Она умерла, — просто сказала Адель. — Умерла у меня на руках, в три утра, когда в палате никого не было. Последними словами были: "Адель, а почему ангелы не приходят за мной?" И я… я не знала, что ответить.

Боль в её голосе была физически ощутимой. Даже здесь, в сердце Ада, она сохраняла способность страдать не за себя, а за других.

— После её смерти что-то во мне сломалось, — призналась она. — Я начала сомневаться во всём. Если Бог любит нас, почему позволяет невинным детям умирать в муках? Если добрые дела имеют смысл, почему самые лучшие люди страдают больше всех?

— И ты потеряла веру, — сказал я тихо.

— Хуже. Я возненавидела Бога. — В её глазах появился дикий блеск. — Я встала посреди больничной часовни и прокляла Его. Кричала, что Он жестокий тиран, который играет человеческими жизнями ради собственного развлечения. Говорила, что лучше быть в Аду с честными грешниками, чем в Раю с лицемерным божеством.

Адская земля вокруг её лица задрожала, откликаясь на интенсивность её эмоций.

— И тогда… тогда появился он, — прошептала она.

— Кто?

— Человек в красном костюме. Очень красивый, очень обаятельный. Сказал, что его зовут Луис, и что он понимает мою боль. Что он тоже когда-то служил несправедливому господину и знает, каково это — разочароваться в том, во что верил всю жизнь.

Я сосредоточился, позволяя сознанию войти в состояние Всезнание. События, прошлое, действия. Вот девочка умирает. Вот Адель кричит. И вот он. Азазель. Конечно же, это был он. Мой падший брат всегда появлялся именно в такие моменты — когда души балансировали на краю между верой и отчаянием.

— Он предложил тебе сделку, — сказал я, и это не был вопрос.

— Не сразу. Сначала просто разговаривал со мной. Был таким понимающим, таким сочувствующим. Говорил правильные слова в правильные моменты. И постепенно убедил меня, что я имею право на месть.

— Месть? За что?

— За Эмму. За всех тех детей, которые умирают, не получив помощи от равнодушного Бога. Луис сказал, что есть способ наказать Творца за Его безразличие — нужно просто показать Ему, что люди способны быть лучше своего создателя.

Я закрыл глаза, представляя, как искусно мой брат плёл свои сети. Обращение к благородным побуждениям, превращение любви к людям в ненависть к Богу, использование горя как топлива для гнева.

— И какую цену он назвал за эту возможность?

— Мою душу, — ответила Адель без колебаний. — Но это показалось мне справедливой платой. Если моя погибель поможет хотя бы одному ребёнку избежать мучений, которые выпали на долю Эммы, то я была готова заплатить её.

— О, Адель… — вздохнул я, понимая всю трагичность ситуации. — Ты понимаешь теперь, что он тебя обманул? Что твоя смерть не спасла ни одного ребёнка? Что ты просто стала ещё одной жертвой его манипуляций?

Новые слёзы потекли по её щекам.

— Да, — прошептала она. — Да, я поняла это слишком поздно. Когда оказалась здесь и увидела, что представляет собой его "справедливость". Здесь нет благородной мести, нет справедливого наказания. Здесь только боль ради боли.

— Но почему ты согласилась на сделку? — настаивал я. — После нашего разговора, после того как ты почувствовала свет… Неужели ты не помнила о нём?

— Помнила, — ответила она. — Но Луис сказал, что тот свет был иллюзией. Что ты был послан, чтобы успокоить меня, дать мне ложную надежду, а потом наблюдать, как я снова сломаюсь. Он сказал, что это типично для Бога — дразнить людей призраком счастья, а потом отнимать его.

Мастерский ход. Азазель использовал мою помощь против меня самого, превратив акт милосердия в доказательство жестокости. И Адель, в состоянии горя и отчаяния, поверила ему.

— Он солгал тебе, — сказал я твёрдо. — Тот свет был настоящим. Твоё желание помочь детям было искренним. А то, что случилось с Эммой… — я помедлил, подбирая слова. — Смерть — это часть жизни, Адель. Даже самая искренняя молитва не может отменить естественный порядок вещей. Но это не означает, что Бог не слышит нас или не любит нас.

— Тогда где же Он был, когда Эмма умирала? — спросила она с горечью. — Где был, когда я молила Его о помощи?

— Он был там же, где и ты, — ответил я мягко. — В её последние минуты Эмма не была одна. Она была в объятиях человека, который любил её всем сердцем. Разве это не ответ на молитву? Не твою молитву о её спасении, а её молитву о том, чтобы не умереть в одиночестве?

Адель смотрела на меня широко открытыми глазами, и я видел, как в её сознании борются понимание и отчаяние.

— Бог не всегда даёт нам то, о чём мы просим, — продолжал я. — Но Он всегда даёт нам то, что нам нужно. Иногда это исцеление, иногда — сила вынести боль. А иногда — просто любящие руки в последние мгновения жизни.

— Но тогда получается, что я предала её память, — прошептала Адель. — Вместо того чтобы продолжить помогать другим детям в её честь, я выбрала месть и самоуничтожение.

— Да, — сказал я честно. — Но это не конец твоей истории, Адель. Даже здесь, даже в Аду, у тебя есть выбор. Ты можешь продолжать винить себя и страдать, или… — я наклонился ближе к её лицу, — ты можешь раскаяться. По-настоящему раскаяться, не из страха наказания, а из понимания того, что выбрала неправильный путь.

— Но разве это что-то изменит? — спросила она слабым голосом. — Разве сделка с… с дьяволом может быть отменена?

— Азазель — мой брат, — сказал я, и это признание заставило её глаза расшириться от удивления. — И он, как и все мы, подчиняется определённым правилам. Да, он может заключать сделки с людскими душами. Но только с теми, кто делает это по собственной воле, полностью понимая последствия.

— Но я же понимала…

— Нет, — перебил я. — Ты понимала только то, что он хотел тебе показать. Он использовал твоё горе, твою боль, твою любовь к Эмме против тебя. Он не дал тебе времени подумать, не объяснил истинной цены твоего выбора. А главное — он солгал о природе самой сделки.

Я поднялся на ноги, и свет начал исходить от моего тела — не тот жаркий, беспощадный огонь, которым я сражался со стражами Ада, а тёплое, мягкое сияние, подобное рассветному солнцу.

— Адель Моррисон, — произнёс я торжественно, и мой голос отозвался эхом по всему восьмому кругу. — Именем Всевышнего и Его бесконечного милосердия, я объявляю твою сделку с Азазелем недействительной. Ты была введена в заблуждение, тобой манипулировали в момент максимальной уязвимости. Твой выбор не был свободным.

Земля под её лицом начала трескаться. Адская плоть, державшая её в плену, размягчалась под воздействием божественного света.

— Но помни, — добавил я строго, — это второй шанс, не третий. То, что ты сделаешь с ним, зависит только от тебя.

Адель начала подниматься из земли, её тело восстанавливалось из духовной субстанции. Она была всё ещё бледной, всё ещё ослабленной пребыванием в Аду, но в её глазах снова горел тот самый свет, который я видел в ту ночь на Эмпайр-стейт-билдинг.

— Спасибо, — прошептала она, поднимаясь на ноги. — Спасибо, Михаил. Я… я не знаю, как отплатить тебе за это.

— Живи, — просто сказал я. — Живи так, как хотела бы Эмма. Помогай тем, кто в этом нуждается. И помни: иногда самое важное, что мы можем дать, — это просто быть рядом с теми, кто страдает.

Она кивнула, слёзы радости блестели на её щеках. Затем её фигура начала становиться прозрачной — моя сила переносила её душу обратно в мир живых, давая ей новую возможность.

— Береги себя, — сказала она на прощание. — И… передай Эмме, если встретишь её там, наверху, что я её не забыла.

— Обязательно, — пообещал я, и она исчезла в потоке золотистого света.

Я остался один среди моря страдающих лиц. Некоторые из них смотрели на меня с надеждой, другие — с завистью или ненавистью. Но я не мог спасти их всех. Каждая душа должна была пройти свой собственный путь к искуплению. Адель была исключением обманутый падшим.

Медленно опустив руки, я почувствовал, как усталость навалилась на меня. Спасение Адель потребовало значительных затрат энергии, и я понимал, что впереди меня ждёт ещё более серьёзное испытание. Но не это заставляла меня устать. Этот Ад…Сусанно был где-то здесь, в глубинах Ада, и наша встреча была неизбежна. Постоянно сдерживать всю мощь, было трудно. Трудно не сорваться и изменить всё вокруг. Было трудно видеть эти души. Их страдание. Знать…Знать, что мог всё изменить. Поменять.

Сделать выбор…

Но сначала мне нужно было разобраться с другой неожиданностью.

Я резко повернулся и мгновенно переместился на несколько тысяч километров, используя пространственный скачок. Реальность размылась вокруг меня, и когда она снова обрела чёткость, я стоял на краю огромной пропасти, уходящей в самые глубины Ада.

И здесь, сидящего на краю пропасти, будто человек, который просто наслаждается видом, я обнаружил его.

Молодой мужчина с растрёпанными зелёными волосами, одетый в чёрный костюм с зелёными вставками. Он казался совершенно расслабленным, болтая ногами в пустоту, словно сидел на берегу озера, а не у входа в самые тёмные глубины творения.

Одним движением я схватил его за шкирку и поднял в воздух. Он не сопротивлялся, только удивлённо поднял брови.

— Что ты здесь делаешь, Локи? — спросил я, глядя в его изумрудно-зелёные глаза, в которых как и всегда плескались хитрость и веселье.

Локи — бог обмана, трикстер, чьи проделки порой приводили к катастрофическим последствиям. Один из немногих богов, с которым даже архангелы предпочитали не связываться без крайней необходимости в разных мирах. Не потому, что он был особенно могущественным — хотя силы у него было предостаточно — а потому, что предсказать его действия было практически невозможно.

— Ой-ой-ой, Микки, — засмеялся Локи, совершенно не впечатлённый тем фактом, что висит в воздухе в хватке архангела. — Такая агрессивность! А я-то думал, что мы друзья.

— Мы никогда не были друзьями, — ответил спокойно, понимая к чему это он. — И ты не ответил на мой вопрос.

— А ты не поздоровался, — парировал он с улыбкой. — Где твои манеры, крылатый? Сначала "Привет, Локи, как дела?", а потом уже расспросы о мотивах и целях.

Я крепче сжал его воротник.

— У меня нет времени на твои игры. Отвечай: что ты делаешь в Аду?

Локи театрально вздохнул.

— Ну ладно, ладно. Видишь ли, Михаил, я здесь по той же причине, что и ты. Меня интересует определённый японский бог, который роется в здешних подвалах в поисках сувениров.

— Сусанно? — Я слегка ослабил хватку. — Что тебе от него нужно?

— О, ничего особенного, — беззаботно ответил Локи. — Просто хочу посмотреть, что произойдёт, когда он найдёт то, что ищет. Должно быть очень… познавательно.

В его тоне было что-то, что заставило меня насторожиться ещё больше. Локи никогда не делал ничего просто из любопытства. У него всегда был план, часто настолько сложный и многослойный, что понять его истинные цели было практически невозможно.

— И что ты знаешь о крыльях Люцифера? — спросил я прямо.

Глаза Локи блеснули.

— О, так ты уже в курсе? Отлично! Это упрощает разговор. — Он сделал паузу, словно обдумывая что-то. — Скажи мне, Михаил, а что ты будешь делать, когда поймаешь нашего бурного друга? Попытаешься его остановить? Убить? Или просто поговорить по душам?

— Это зависит от него, — ответил я честно. — Если он добровольно откажется от поисков и покинет Ад, я позволю ему уйти. Если нет…

— Если нет, то ты применишь силу, — закончил Локи. — И вот здесь-то всё становится интересным.

Он указал вниз, в пропасть.

— Видишь ли, дорогой архангел, наш Сусанно — не совсем тот, за кого себя выдаёт. Да, он действительно японский бог бури. Да, он действительно ищет крылья твоего брата. Но причины у него несколько… отличаются от тех, что он декларирует.

— Объясни.

Локи покачал головой.

— Нет-нет-нет, это было бы слишком просто. Где же тогда элемент неожиданности? — Он широко улыбнулся. — Но скажу тебе вот что: будь готов к сюрпризам. Этот конфликт может закончиться совсем не так, как ты ожидаешь.

Я потянул его ближе к себе, так что наши лица оказались на расстоянии нескольких сантиметров.

— Локи, если ты замешан в каком-то заговоре против…

— Против кого? — перебил он, и в его голосе впервые появилась серьёзная нота. — Против Небес? Против Ада? Против человечества? — Он покачал головой. — Михаил, ты мыслишь слишком узко. То, что происходит сейчас, выходит далеко за рамки политики между различными фракциями сверхъестественных существ.

— Тогда что именно происходит?

Локи помолчал долгое время, глядя мне в глаза. Впервые за время нашего разговора его лицо было абсолютно серьёзным.

— Кто-то играет в очень опасную игру, — сказал он наконец. — Кто-то, чья сила намного превышает возможности любого из нас. И мы все — я, Сусанно, другие Боги — просто пешки на этой доске.

— Кто?

— Если бы я знал, думаешь, я бы сидел здесь и болтал ногами? — Локи усмехнулся, но без прежнего веселья. — Нет, мой крылатый друг. Я здесь по той же причине, что и ты — пытаюсь понять, что происходит, пока не стало слишком поздно.

Я отпустил его, и он грациозно приземлился на край пропасти.

— Предположим, я тебе верю, — сказал хмурясь. — Что ты предлагаешь?

— Временный союз, — ответил Локи, отряхивая костюм. — Ты идёшь к Сусанно, я иду с тобой. Мы смотрим, что произойдёт, когда он найдёт крылья. А потом решаем, как действовать дальше.

— А что ты получишь от этого союза?

Локи широко улыбнулся, и его прежнее веселье вернулось.

— Удовольствие от наблюдения за тем, как разворачивается одна из самых интересных интриг в истории мира, — ответил он. — Плюс возможность сказать потом: "А я вас предупреждал!"

Я долго смотрел на него, взвешивая все за и против. Локи был ненадёжным союзником — его преданность принадлежала только ему самому, и он мог предать меня в любой момент, если это соответствовало его планам. С другой стороны, он был одним из немногих существ, чей интеллект и хитрость могли соперничать с любым архангелом. А в ситуации, когда я не понимал всех обстоятельств происходящего, такой союзник мог оказаться полезным.

— Хорошо, — сказал я наконец. — Но у меня есть условия.

— Конечно есть, — кивнул Локи. — Слушаю.

— Никаких игр за моей спиной. Никаких попыток манипулировать ситуацией в своих интересах. И если я пойму, что ты пытаешься использовать этот союз против меня или во вред невинным, я убью тебя. Несмотря на то, что ты бог этого мира.

— Ого, — присвистнул Локи. — Серьёзные условия. А что я получу взамен?

— Моё обещание выслушать твои объяснения, прежде чем применить силу, — ответил я. — И защиту, если кто-то попытается убить тебя, пока мы союзники.

— Справедливо, — согласился Локи, протягивая руку. — Идёт?

Я пожал его руку, чувствуя, как между нашими ладонями проскакивает искра — магическая печать, закрепляющая соглашение. Теперь ни один из нас не мог предать другого без серьёзных последствий для себя. Конечно, как он сам думал, магия должно быть подействовать на меня. Но нет.

— Отлично! — воскликнул Локи, потирая ладони. — Теперь, когда формальности соблюдены, может, расскажешь мне, как ты планируешь найти нашего японского друга в этом лабиринте проклятий и мучений?

Я закрыл глаза и расправил чувства, позволяя своему божественному восприятию охватить окружающее пространство. Ад был огромен, его круги простирались на тысячи миров в каждом направлении, но я искал не обычное присутствие. Я искал след силы, которая не принадлежала этому месту — энергию японского синтоизма, разительно отличающуюся от ангельской и демонической ауры.

И нашёл.

— Глубже, — сказал я, открывая глаза. — Намного глубже. Он в самом сердце Ада, там, где Люцифер держал свои наиболее ценные сокровища.

— А-а, — протянул Локи. — В Пандемониуме. Интересный выбор. Думаешь, он уже нашёл то, что ищет?

— Узнаем, когда доберёмся туда, — ответил я, готовясь к пространственному скачку.

Локи схватил меня за руку.

— Подожди, — сказал он. — Давай не будем врываться туда как слоны в посудную лавку. Если там действительно происходит что-то важное, лучше понаблюдать сначала издалека.

Я хотел было возразить — прямое действие всегда было моим предпочтительным методом — но остановился. Возможно, в этом случае осторожность была более мудрым выбором.

— Хорошо, — согласился я. — Но если я увижу, что Сусанно находится в процессе получения крыльев, я вмешаюсь немедленно.

— Справедливо, — кивнул Локи. — А теперь, если ты не возражаешь, позволь мне поделиться маленьким секретом о путешествиях по Аду.

Он щёлкнул пальцами, и вокруг нас начала формироваться иллюзия. Наши фигуры стали расплывчатыми, словно мираж в пустыне.

— Вуаля, — сказал он с довольным видом. — Теперь местные демоны будут видеть нас как… ну, допустим, как пару заблудших душ, которые ищут дорогу в более комфортабельные круги. Не идеально, но должно сработать достаточно долго, чтобы мы добрались до места назначения без лишних боёв.

— Умно, — признал я. — Готов?

— Рождён готовым, — ответил Локи с улыбкой.

Я взял его за плечо и активировал пространственный скачок. Реальность вокруг нас размылась и перестроилась, унося нас вверх в глубь Ада, к центру этого проклятого царства, где нас ждали ответы на вопросы.

Но пока мы мчались сквозь слои адской реальности, я не мог отделаться от ощущения, что мы приближаемся не к концу этой истории, а лишь к её настоящему началу.