Первый Выбор

Глава 48

Я открыл глаза, но не увидел братьев перед собой. Не увидел клуб, музыку, людей. Увидел другое. Память. Прошлое.

Серебряный Город в момент его создания. Не тот город, который стоял сейчас безмолвный и почти пустой у подножия Трона Отца. Живой город, наполненный светом и движением, звуками голосов бесчисленных ангелов, которые служили Отцу тогда, когда указания приходили ежедневно, когда цель была ясной и непоколебимой.

Я стоял на платформе высоко над городом, руки были подняты к небу, которого ещё не было в полном смысле. Энергия текла через меня потоками, чистый свет Творения, который формировал структуру реальности под моей волей. Пространство расширялось, складывалось в нужные формы, создавало основу для того, что станет бесконечностью миров, каждый со своими законами и обитателями.

Люцифер стоял рядом, брат мой, равный мне по силе, но противоположный по природе. Его руки тоже были подняты, но энергия, которую он вливал в формирующееся Творение, была другой. Огонь, движение, изменение. Там, где я создавал структуру и порядок, он давал жизнь и динамику, зажигал звёзды, приводил материю в состояние постоянной трансформации, которая делала возможным существование жизни в бесконечных её формах.

Мы работали вместе тогда, синхронно, каждый выполнял свою часть великого замысла Отца. Никаких разногласий, никаких конфликтов. Только функция, чистая и простая, выполняемая с абсолютной точностью и преданностью.

Рядом с нами стоял третий. Маленький по сравнению с нами, младший брат, созданный последним из всех Архангелов. Ремиэль.

Он не участвовал в творении напрямую, не обладал силой масштаба, достаточного для формирования основ реальности. Его функция была другой, более тонкой, более важной. Милость Отца, как называли его. Тот, кто смягчал жёсткие края закона, кто находил баланс между справедливостью и состраданием, кто помогал другим братьям понимать не только что нужно делать, но и почему это имеет значение.

Он нам задавал вопросы постоянно. Не из-за непонимания или недостатка знаний, а из искреннего желания познать глубину замысла, увидеть связи между действиями и последствиями, понять, как каждая маленькая деталь вписывается в общую картину.

— Почему пространство складывается именно так, брат? — спросил он тогда, голос был тихим, почти детским в своей чистоте. — Не проще ли было бы сделать всё плоским, без этих сложных измерений и искривлений?

Я ответил, не прекращая работу, руки продолжали формировать структуры, которые станут галактиками через миллиарды лет.

— Плоское пространство ограничило бы возможности для разнообразия форм жизни, — объяснил я терпеливо. — Сложность измерений позволяет существовать бесконечному количеству вариаций, каждая уникальна и имеет своё место в общем замысле. Отец желает многообразия, не единообразия, не одно, а множества, поэтому Творение создаётся сложным с самого начала.

Ремиэль кивнул, обдумывая слова, потом повернулся к Люциферу.

— А почему движение, брат? — спросил он с той же искренностью. — Почему всё должно постоянно меняться, двигаться, трансформироваться? Не спокойнее ли было бы, если всё оставалось неизменным и стабильным?

Люцифер посмотрел на младшего брата, выражение лица смягчилось. Обычно он был резким с теми, кто задавал слишком много вопросов, не любил отвлекаться от работы на объяснения очевидных вещей. Но с Ремиэлем всегда был терпелив, даже нежен в своём отношении, любовь старшего брата к младшему была очевидной в каждом жесте и слове.

— Потому что жизнь это движение, маленький брат, — ответил Люцифер мягко. — Всё живое растёт, изменяется, развивается. Без движения была бы только смерть, застывшая и бессмысленная. Отец создаёт живое Творение, поэтому оно должно дышать, пульсировать, никогда не останавливаться полностью в своём развитии.

Ремиэль улыбнулся, выражение радости и понимания осветило юное лицо. Он обнял Люцифера быстро, порывисто, жест был неожиданным, но брат не отстранился, позволил объятию продолжаться несколько секунд, прежде чем осторожно освободился и вернулся к работе.

Эта память была тёплой, наполненной чувством единства и цели, которое существовало тогда между нами. Мы были семьёй в истинном смысле, созданной одним Отцом для выполнения одного великого замысла. Разногласия и конфликты придут позже, после того как замысел будет завершён и Творение начнёт существовать самостоятельно, не требуя постоянного вмешательства создателей.

Но тогда, в те первые дни формирования реальности, всё было простым и ясным. Мы знали свои роли, знали свои цели, знали, что каждое действие имеет смысл и ведёт к конкретному результату, одобренному Отцом.

Ремиэль был центром этого единства во многих отношениях. Его присутствие смягчало напряжение между братьями, когда оно возникало из-за различий в подходах или методах. Его вопросы заставляли нас думать глубже о том, что делаем, находить слова для объяснения действий, которые казались интуитивными и не требующими обоснования. Его радость от каждого нового открытия, от каждого ответа на вопрос была заразительной, напоминала всем нам о красоте и величии того, что мы создавали вместе.

Когда Отец замолчал, когда указания перестали приходить, Ремиэль был одним из тех, кто пострадал больше всех. Его функция зависела от понимания замысла Отца, от способности видеть милость и смысл в каждом действии высшей воли. Без этого понимания, без новых указаний, которые можно было бы интерпретировать и смягчать, функция потеряла смысл, а сам Ремиэль потерял опору, на которой строилось всё его существование.

Другие братья справлялись по-разному. Я застыл у Трона, ожидая возвращения указаний. Люцифер был там, где пал. Гавриил ушёл к смертным, искал новый смысл в их жизнях. Рафаэль продолжал лечить, потому что страдание не зависело от воли Отца и существовало независимо. Азраил погрузился в изучение смерти глубже, чем раньше, находил утешение в её неизменности и окончательности. Аменадиэль стал голосом разума среди Ангелов.

Но Ремиэль не мог найти такого решения. Его природа требовала понимания высшего замысла, видения картины целиком, знания того, что каждое действие имеет место в общем плане. Когда этого знания больше не было, когда Отец молчал и не давал новых указаний для интерпретации, Ремиэль начал создавать собственные ответы, собственные объяснения, собственную реальность, где всё ещё имело смысл и порядок.

Фантазии начались медленно, почти незаметно для остальных. Ремиэль говорил о мирах, которые видел в медитации, о существах, с которыми общался в своём внутреннем пространстве. Сначала никто не беспокоился, считали это просто способом справиться с молчанием Отца, безобидным уходом от реальности, который не причинял вреда никому.

Но со временем фантазии углублялись, становились более детализированными, более реальными для самого Ремиэля. Он проводил всё больше времени в своём внутреннем мире, всё меньше взаимодействовал с братьями, с Творением, с реальностью вокруг. Когда пытались достучаться до него, вернуть в нормальное состояние, он отвечал, что всё хорошо, что нашёл новую цель, новый смысл в создании собственной реальности, где может быть милосердным и полезным снова.

Я пытался убедить его вернуться несколько раз за прошедшие миллионы лет. Приходил к нему, говорил о необходимости его присутствия в реальном Творении, о том, что братья нуждаются в нём, что его функция всё ещё важна даже без прямых указаний Отца. Ремиэль слушал, кивал, обещал подумать, но ничего не менялось. Он продолжал уходить глубже в свои фантазии, создавал целые миры внутри собственной Сути, населял их душами, которые извлекал из нормального цикла перерождения и использовал как персонажей в своих бесконечных историях.

Это было опасным на многих уровнях. Души, застрявшие в фантазиях Ремиэля, не могли продолжать свой путь развития, учиться, расти, переходить к следующим воплощениям согласно естественному циклу. Они были заперты в искусственной реальности, марионетками в руках Архангела, который не осознавал полностью, что делает, или не хотел признавать моральную проблематичность своих действий.

Другие братья знали об этом, но никто не вмешивался напрямую. Ремиэля любили все, каждый из нас помнил того младшего брата, который задавал бесконечные вопросы, радовался каждому ответу, обнимал старших братьев с искренней привязанностью. Никто не хотел причинять ему боль, вытаскивая из единственного места, где он нашёл утешение после молчания Отца. Это была коллективная слабость, основанная на любви и памяти о лучших временах.

Но сейчас всё изменилось. Творение было под угрозой, требовалось участие всех Архангелов для эффективной защиты. Личные чувства и желание защитить Ремиэля от боли больше не могли быть приоритетом над необходимостью спасения бесчисленных миров и цивилизаций от уничтожения Системой.

Память растворилась, и я вернулся в настоящее. Сидел в круге с четырьмя братьями, которые смотрели на меня молча, ждали решения о следующих шагах. Лица показывали различные выражения, понимание серьёзности ситуации с Ремиэлем, но также нежелание быть теми, кто причинит боль младшему брату против его воли.

Я встал с кресла, решение было принято окончательно и без возможности отступления.

— Я пойду один, — сказал твёрдо, голос не допускал возражений. — Ремиэль нуждается во мне, даже если сам не понимает этого сейчас. Вы останетесь здесь, подготовитесь к действиям против Системы, обсудите стратегии между собой. Когда вернусь с братом, начнём координированный ответ на вторжения немедленно.

Рафаэль открыл рот, хотел что-то сказать, возможно предложить свою помощь или компанию, но я покачал головой, останавливая его прежде, чем слова были произнесены.

— Ремиэль доверяет мне больше других, — объяснил я спокойно. — Мы проводили много времени вместе в Серебряном Городе, когда он был молод и только учился своей функции. Если кто и может достучаться до него сейчас, вытащить из фантазий обратно в реальность, это я. Присутствие других только усложнит задачу, добавит факторы, которые могут спровоцировать защитную реакцию или полное отступление глубже в его внутренний мир.

Братья приняли объяснение молча, кивнули согласие. Азраил смотрел с бесстрастным выражением, но что-то в чёрных глазах указывало на понимание и возможно сочувствие к предстоящей задаче. Гавриил выглядел обеспокоенным, но не высказывал возражений. Уриил наблюдал с интересом, характерным для его природы, анализировал ситуацию как очередную загадку для исследования.

Я открыл проход, не через промежуточное пространство на этот раз, а напрямую к месту, где физическая форма Ремиэля находилась последние столетия. Координаты были зафиксированы в моей памяти, посещал это место достаточно раз, чтобы путь стал автоматическим, не требующим дополнительных усилий для навигации.

Разрыв в реальности открылся передо мной, показал место назначения через светящийся портал. Я шагнул в него, не оглядываясь на братьев, чувствуя их взгляды на спине, их молчаливые пожелания удачи в задаче, которая может оказаться сложнее любого сражения с внешними врагами.

Материализация произошла на тихой улице в Бостоне. Вечер, судя по свету, который окрашивал небо в оранжевые и розовые оттенки. Дома стояли рядами, типичные для этого американского города двухэтажные постройки из красного кирпича с аккуратными газонами перед входом. Деревья росли вдоль тротуаров, их листва шелестела от лёгкого ветра. Люди прогуливались, возвращались домой с работы, дети играли на детских площадках вдалеке, их смех доносился приглушённо.

Обычная человеческая жизнь, ничем не примечательная, текущая своим привычным ритмом.

Я стоял перед одним из домов, который выглядел точно так же, как все остальные на этой улице. Двухэтажный, кирпичный, с маленьким садиком перед входом, где росли несколько кустов роз и аккуратно подстриженный газон. Окна были закрыты шторами, свет горел на втором этаже в одной из комнат.

Этот дом был особенным, хотя внешне ничто не выдавало его необычность. Здесь жил Ремиэль последнюю тысячу лет, в этом конкретном доме, в этом конкретном городе. Он менял миры иногда, переходил в альтернативные версии Земли, где история развивалась немного иначе, но всегда возвращался в тот же дом, на ту же улицу, в тот же Бостон. Константа среди изменений, якорь, удерживающий его физическую форму в одной точке пространства, пока его сознание блуждало по бесконечным фантазиям внутри собственной Сути.

Я подошёл к двери, поднял руку, чтобы постучать. Но остановился, опустил руку. Стучать было бесполезно, Ремиэль не ответит, не отвлечётся от того, чем занят внутри дома. Он не слышал внешний мир большую часть времени, погружён слишком глубоко в свои истории, чтобы замечать реальность вокруг физической формы.

Открыл дверь напрямую, не используя замок или ключ, просто позволил материи уступить моей воле. Дверь открылась бесшумно, и я вошёл в дом.

Внутри было тихо, только слабый звук доносился сверху. Щелчки, регулярные, механические, повторяющиеся с постоянным ритмом. Печатная машинка. Ремиэль печатал, как делал это постоянно последние столетия, создавал физическое воплощение своих фантазий на бумаге, переносил истории из внутреннего мира во внешний, хотя никто никогда не читал эти тексты, кроме него самого.

Первый этаж дома был аккуратным, чистым, мебель расставлена функционально, но без особого декора или личных вещей, которые делали бы пространство уютным или жилым. Диван, стол, несколько стульев, книжные полки вдоль стен, заполненные томами, которые выглядели старыми и редко используемыми. Кухня просматривалась через открытый дверной проём, там тоже всё было чисто и организованно, но создавалось впечатление, что никто не готовил здесь годами, может быть десятилетиями.

Ремиэль не нуждался в еде или сне, как и все Архангелы, физическая форма была только оболочкой, которую поддерживали из привычки или для взаимодействия с материальным миром, когда это требовалось. Но он поддерживал видимость обычной жизни через заботу о доме, уборку, организацию пространства, возможно, как способ сохранить связь с реальностью, не дать себе раствориться полностью в фантазиях.

Я поднялся по лестнице на второй этаж. Ступени скрипели слегка под весом, звук был громким в тишине дома. Коридор наверху был узким, вёл к нескольким дверям, все закрыты, кроме одной в конце коридора. Оттуда исходил свет и звук печатной машинки, который стал громче, когда я приблизился.

Остановился у открытой двери, смотрел внутрь комнаты.

Кабинет. Небольшой, заполненный мебелью и бумагой. Стол стоял у окна, на нём печатная машинка старой модели, механическая, требующая физического усилия для каждой буквы. Стопки бумаги громоздились на столе вокруг машинки, некоторые листы были исписаны полностью, другие содержали только несколько строк. Пол был покрыт листами тоже, целое море бумаги, на которой были отпечатаны фрагменты историй, диалоги, описания мест и персонажей.

За столом сидел мужчина. Обычная внешность, ничего выдающегося или запоминающегося. Кудрявые волосы, слегка растрёпанные, очки в простой оправе на носу, футболка и джинсы, босые ноги. Лицо было сосредоточенным, глаза фокусировались на бумаге в машинке, пальцы летали по клавишам с удивительной скоростью и точностью.

Ремиэль. Мой младший брат, Архангел милости Отца, который выбрал эту простую человеческую форму как физическое воплощение для своего бесконечного творчества.

Он не заметил моего присутствия, продолжал печатать без остановки, погружён полностью в процесс перенесения слов из разума на бумагу. Текст, который появлялся на листе, был связным повествованием, диалог между двумя персонажами, которые обсуждали охоту на что-то сверхъестественное в маленьком городке где-то в Америке.

Я узнал стиль, узнал структуру повествования. Ремиэль писал истории о двух братьях, охотниках на монстров, которые путешествовали по стране, спасали людей, боролись со злом в его различных проявлениях. Это была одна из многих историй, которые он создавал внутри своего мини-Творения, одна из бесчисленных реальностей, населённых душами, извлечёнными из нормального цикла и превращёнными в персонажей его фантазий.

Я вошёл в комнату тихо, подошёл к столу. Ремиэль не поднял взгляда, не прекратил печатать, полностью поглощён работой. Пальцы двигались автоматически, мышечная память управляла движениями, пока разум был где-то далеко, в мирах, которые существовали только внутри его Сути.

Протянул руку, положил на плечо брата осторожно.

Физический контакт установил связь между нами мгновенно. Не просто касание кожи к коже, а соединение на уровне Сути, прямой канал между двумя Архангелами, через который можно было передавать информацию, энергию, саму сущность существования.

Ремиэль застыл, пальцы замерли над клавишами машинки. Голова повернулась медленно, глаза за очками фокусировались на мне с выражением, которое было смесью узнавания и замешательства.

— Михаил? — голос был тихим, неуверенным. — Ты здесь? Или это часть истории, которую пишу? Иногда персонажи становятся настолько реальными, что появляются в физической форме, разговаривают со мной, просят изменить их судьбы в повествовании.

Я покачал головой, усилил хватку на плече брата.

— Это не персонаж, Ремиэль, — сказал твёрдо. — Это я, твой брат, пришёл из реального Творения, не из фантазий, которые создаёшь в своей Сути. Нужно поговорить с тобой, вытащить тебя из этого состояния, вернуть в реальность, где есть настоящие проблемы, требующие твоего внимания и помощи.

Ремиэль моргнул несколько раз, обрабатывал слова, пытался понять, что было правдой, а что иллюзией. Граница между реальностью и фантазией размылась для него настолько, что различать их стало почти невозможным без внешней помощи.

— Реальное Творение, — повторил он медленно. — Да, помню, было такое место когда-то. Большое, наполненное мирами и существами, которые жили своими жизнями без моего контроля или вмешательства. Но это было давно, очень давно. Сейчас есть только истории, только миры внутри меня, где всё имеет смысл и порядок, где я понимаю каждое действие и каждое последствие.

Он попытался вернуться к печатной машинке, но я не отпускал плечо, удерживал связь крепко.

— Нет, брат, — сказал я мягко, но неумолимо. — Сейчас есть угроза этому реальному Творению, которое ты помнишь. Враги из другой реальности вторгаются, убивают цивилизации, стирают души из существования. Собираю всех братьев для защиты, нужна твоя помощь, твоя милость и понимание, которые всегда были твоей силой среди нас.

Ремиэль посмотрел на меня долго, выражение лица менялось от замешательства к чему-то похожему на боль или страх.

— Я не могу, Михаил, — прошептал он. — Не могу вернуться туда, где Отец молчит, где нет указаний, где каждое действие может быть ошибкой без возможности узнать правду. Здесь, в моих историях, я знаю, что правильно, знаю, как всё должно развиваться, контролирую каждый аспект. Это безопасно, понятно, не причиняет той боли, которую чувствовал в реальном Творении после молчания.

Слова были честными, показывали глубину страха и уязвимости, которые Ремиэль прятал за бесконечным творчеством и фантазиями. Он не был слабым или трусливым, просто не мог функционировать в мире без ясной цели и понимания высшего замысла, его природа как Архангела милости требовала этого знания для нормального существования.

— Понимаю твой страх, — сказал я честно. — Сам испытывал похожее, когда Отец замолчал, когда указания перестали приходить, когда пришлось решать самому, что правильно, а что нет без внешнего подтверждения. Но страх не освобождает от ответственности, брат. Творение, которое мы создавали вместе с Люцифером тогда, в начале всего, это Творение нуждается в защите сейчас, и мы единственные, кто может предоставить эту защиту.

Упоминание Люцифера было намеренным, попыткой достучаться до более глубоких слоёв памяти Ремиэля, к временам, когда всё было простым и ясным, когда любовь старшего брата окружала его постоянно, давала чувство безопасности и принятия.

Лицо Ремиэля изменилось при упоминании имени, что-то болезненное прошло через выражение, старая рана, которая не зажила полностью даже после тысячелетий отсутствия прямого контакта.

— Люцифер, — произнёс он тихо. — Он ушёл раньше всех, отверг Отца, выбрал собственный путь, создал собственную реальность, где правил сам без указаний свыше. Может быть, он был прав, Михаил. Может быть, мы все должны создать собственные реальности, управлять ими по собственным правилам, не ждать возвращения того, кто нас покинул.

Слова были опасными, отражали мышление, которое привело Ремиэля к текущему состоянию, к созданию мини-Творения внутри собственной Сути. Нужно было переключить фокус, вернуть разговор к практическим вопросам и необходимости действий в настоящем.

— Люцифер выбрал свой путь, да, — согласился я. — Но он не отказался от ответственности за Творение полностью, только изменил способ взаимодействия с ним, переопределил свою роль согласно собственному пониманию. Ты же не просто изменил роль, Ремиэль, ты ушёл из реального Творения полностью, ушёл внутрь себя, оставив только оболочку, которая механически выполняет одно действие снова и снова.

Ремиэль попытался отстраниться, убрать моё прикосновение, вернуться к печатной машинке и забыть о разговоре, но я не отпускал. Пальцы сжались на плече брата крепче, физический контакт усилился, и связь между нашими Сутями углубилась, стала не просто каналом передачи информации, а мостом, по которому можно было перейти напрямую в его внутреннее пространство.

— Прости, брат, — сказал я тихо, голос содержал искреннее сожаление о том, что приходилось делать против воли младшего. — Но времени на уговоры больше нет, Творение не может ждать, пока ты решишь вернуться самостоятельно, нужно действовать сейчас, немедленно, и для этого требуется твоё участие, твоя сила и понимание, без которых план защиты будет неполным.

Не дожидаясь ответа или разрешения, я шагнул внутрь Сути Ремиэля через установленный контакт, перенёс собственное сознание в его внутреннее пространство, оставив физическую форму стоять рядом с сидящим братом в тихом кабинете бостонского дома.

Переход был мгновенным, как всегда бывало при перемещении через Суть, но ощущения были необычными даже для меня, привыкшего к различным способам навигации через реальности. Обычно при входе в Суть другого существа чувствовалась структура, организация, центр, откуда исходило управление и контроль. У Архангелов эта структура была особенно ясной, каждый из нас представлял собой упорядоченную систему, где энергия текла по определённым путям, а сознание занимало конкретное место в центре всего.

Но Суть Ремиэля была другой, рассеянной, разделённой на бесчисленные фрагменты, каждый из которых содержал целый мир с вселенными, со своими правилами, персонажами и историями. Центра не было, или он был везде одновременно, распылён по всем созданным реальностям равномерно, делая невозможным определение точки, где находилось истинное сознание брата.

Я материализовался в темноте, абсолютной и беззвучной, которая окружала со всех сторон. Не холодная и не тёплая, просто нейтральная пустота, пространство между мирами, которое Ремиэль создал как буфер или разделитель между различными историями внутри собственной Сути. Здесь не было времени в обычном понимании, не было направлений или ориентиров, только бесконечная темнота и ощущение множества присутствий где-то рядом, за тонкими стенами реальности, которые отделяли одну историю от другой.

Протянул восприятие во все стороны, пытался найти след сознания Ремиэля, нить, которая вела бы к центру этого лабиринта фантазий. Но следов было слишком много, тысячи, миллионы, каждый вёл в отдельный мир, к отдельной истории, где брат присутствовал как автор, как наблюдатель, как сама ткань реальности, из которой были сотканы события и персонажи.

Выбрал один след наугад, самый близкий и яркий, шагнул в него, позволил себе быть втянутым в одну из историй, которые Ремиэль создавал и поддерживал здесь.

Темнота растворилась, уступила место яркому солнечному свету и запаху свежескошенной травы. Я стоял на улице маленького городка, типичного американского поселения с одноэтажными домами, широкими тротуарами и деревьями, которые росли вдоль дороги, давая тень в жаркий день. Люди прогуливались мимо, разговаривали между собой, улыбались, жили обычными жизнями, не подозревая о том, что их реальность была всего лишь конструкцией внутри Сути Архангела.

Эти люди были душами, настоящими душами, извлечёнными из нормального цикла перерождения и помещёнными сюда Ремиэлем для участия в его бесконечных историях. Они выглядели живыми, действовали естественно, имели собственные мысли и чувства в пределах заданных параметров повествования. Но свободы выбора в истинном смысле у них не было, каждое решение, каждое действие было частью сценария, написанного братом, который управлял этой реальностью как кукольник управляет марионетками на сцене.

Ощущение было неприятным, морально проблематичным на уровне, который заставлял испытывать дискомфорт даже меня, привыкшего к сложным этическим ситуациям за миллиарды лет существования. Ремиэль не причинял этим душам физической боли или страданий намеренно, не использовал их для жестоких экспериментов или развлечений. Наоборот, истории, которые он создавал, часто были полны героизма, самопожертвования, любви между персонажами, положительных эмоций и счастливых концовок.

Но отсутствие реального выбора, невозможность роста и развития вне заданных рамок, застревание в бесконечном цикле повторяющихся сюжетов делало это существование тюрьмой, пусть и красивой, пусть и наполненной смыслом с точки зрения повествования. Души заслуживали большего, заслуживали продолжать свой путь через перерождения, учиться, ошибаться, расти, достигать просветления или падать обратно в материю, но делать это самостоятельно, по собственной воле, не по воле Архангела, который решил использовать их как материал для творчества.

Закрыл глаза, сконцентрировался на поиске присутствия Ремиэля в этой конкретной реальности. Он должен был быть здесь где-то, его сознание пронизывало каждый аспект созданного мира, управляло событиями, направляло персонажей, решало исходы конфликтов и встреч. Но найти конкретную точку, где можно было бы установить прямой контакт и вытащить брата из погружения, оказалось сложнее, чем ожидал.

Ремиэль был везде в этом месте, растворён в самой ткани реальности так же, как Отец был растворён в каждой части настоящего Творения. Каждый дом, каждое дерево, каждый человек на улице содержал частицу его Сути, маленький фрагмент сознания, который наблюдал, записывал, направлял. Схватить один фрагмент было бесполезно, это не привело бы к выводу всего сознания обратно в реальность, только создало бы временное замешательство в потоке истории, которая восстановится через секунды после нарушения.

Открыл глаза, посмотрел вокруг внимательнее, пытался найти узор или логику в организации этого мира, что-то, что указывало бы на центральную точку управления или фокус внимания Ремиэля в данный момент. История должна была иметь главных персонажей, события, которые развивались в определённом направлении согласно задуманному сюжету. Если найти этих персонажей, проследить их действия, возможно удалось бы обнаружить место наибольшей концентрации сознания брата, где он наблюдал особенно внимательно, вкладывал больше энергии и присутствия.

Пошёл по улице, двигался в сторону центра городка, где обычно располагались главные здания и происходили ключевые события в подобных маленьких поселениях. Люди не обращали на меня внимания, их восприятие было настроено видеть только то, что соответствовало параметрам истории, а я не был частью этого повествования, существовал вне заданных Ремиэлем рамок.

Дошёл до площади, где стояла старая церковь из белого камня с высоким шпилем, на вершине которого блестел крест на солнце. Рядом располагалось здание шерифа, типичное для американских городков, с флагом США перед входом и несколькими машинами на парковке. Люди собирались группами на площади, разговаривали взволнованно, показывали в сторону леса за городом, откуда доносился дым.

Что-то происходило там, какое-то событие, которое вызывало беспокойство жителей и требовало вмешательства. Возможно, это был ключевой момент в истории, точка, где развитие сюжета переходило в новую фазу и требовало особого внимания автора.

Развернулся, направился к лесу быстрым шагом, не беспокоясь о незаметности или осторожности. Физические ограничения не действовали на меня в этом месте так же, как не действовали в настоящем Творении, Архангел мог перемещаться со скоростью мысли, изменять форму по желанию, игнорировать препятствия материального мира. Но использовал эти способности умеренно, не хотел нарушать целостность истории Ремиэля больше, чем необходимо для выполнения задачи.

Лес начинался сразу за последними домами городка, густые деревья росли плотно, ветви переплетались над головой, создавая полумрак даже в дневное время. Земля была покрыта опавшими листьями и мхом, воздух пах влажностью и древесиной. Дым становился гуще по мере продвижения вглубь, запах гари смешивался с другими ароматами, менее приятными, которые указывали на присутствие чего-то, сгоревшего недавно, возможно органического происхождения.

Вышел на поляну, где стояли остатки лагеря. Палатки сгорели до основания, вещи валялись разбросанными хаотично, как будто кто-то спешно покидал место или подвергся нападению. В центре поляны лежало тело, обгоревшее до неузнаваемости, но явно человеческое по форме и размерам. Рядом стояли двое мужчин, оба молодые, одетые в потрёпанные джинсы и куртки, выражения лиц были серьёзными, сосредоточенными.

Один был выше, с короткими тёмными волосами и квадратной челюстью, держал в руках дробовик, осматривал окрестности внимательно, ожидая угрозы. Второй был ниже ростом, светловолосый, с более мягкими чертами лица, склонился над телом, изучал следы на земле вокруг.

Узнал их мгновенно, хотя никогда не видел раньше в таком виде. Это были главные персонажи истории, которую Ремиэль писал последние столетия, два брата-охотника, путешествующие по Америке, сражающиеся со сверхъестественными существами, спасающие людей от опасностей, о которых обычные смертные даже не подозревали. Сэм и Дин, имена всплыли в сознании автоматически, взятые из памяти брата через установленную связь между нашими Сутями.

Эти двое были центром множества историй внутри мини-Творения Ремиэля, главными героями, через которых он исследовал темы семьи, жертвенности, борьбы со злом, искупления грехов, братской любви, которая преодолевала любые препятствия и испытания. Души, использованные для создания этих персонажей, были особенными, выбранными специально из-за их качеств, резонанса с замыслом автора, способности воплощать те характеристики, которые делали историю захватывающей и эмоционально значимой.

Если где и концентрировалось сознание Ремиэля в этой конкретной реальности, то именно здесь, в непосредственной близости от главных персонажей, в моменты, когда развитие сюжета требовало особого внимания и управления.

Подошёл ближе, наблюдал за братьями, которые продолжали исследовать место происшествия, не замечая моего присутствия. Они двигались профессионально, каждое действие было отработанным, результатом долгих лет охоты и опыта борьбы с различными типами угроз. Диалог между ними был естественным, наполненным подтекстом и историей отношений, которая развивалась через сотни эпизодов, тысячи сцен, бесконечные повторения одних и тех же тем с небольшими вариациями.

— Определённо ведьма, — сказал младший брат, выпрямляясь над телом. — Следы ритуала вокруг, остатки трав и свечей, характерные ожоги на коже жертвы, всё указывает на проклятие, активированное недавно, скорее всего вчера ночью.

Старший кивнул, опустил дробовик, но не убрал палец с предохранителя полностью.

— Нужно найти источник, — ответил он коротко. — Ведьма должна быть где-то близко, не ушла далеко после такого мощного ритуала, требуется время на восстановление сил и энергии, использованной для проклятия такого масштаба.

Они повернулись одновременно, направились в сторону леса, где деревья росли особенно густо, создавая непроходимые заросли для обычного человека. Я последовал за ними, сохраняя дистанцию, наблюдал за развитием событий, ждал момента, когда концентрация внимания Ремиэля достигнет пика и появится возможность установить прямой контакт с его сознанием.

Нужно было лишь подождать.

Другой мир.

Рука коснулась плеча Авеля.

И в следующее мгновение всё изменилось.

Авель взорвался движением. Его тело метнулось вперёд быстрее, чем Флэш мог отследить. Кулак врезался в грудь Супермена с силой, которая могла бы разрушить здание. Звуковая волна прокатилась по пещере, сбивая с ног Бэтмена и отбрасывая Флэша к стене, камни посыпались с потолка, мониторы заискрили от перегрузки.

Супермен вылетел из пещеры вверх, пробив каменный свод, как бумагу. Его тело пронеслось в ночное небо, оставляя за собой след из обломков и пыли. Кларк не успел среагировать, не успел заблокировать. Удар был слишком быстрым, слишком неожиданным.

Авель остался стоять на месте удара, его грудь тяжело вздымалась. Красные глаза пылали ярким светом. Кровь капала с разбитых костяшек правой руки, но раны уже начали заживать. Кожа затягивалась, кости срастались, через несколько секунд рука была целой снова.

Но что-то было не так. Кожа, она начала меняться. Бледный цвет темнел, приобретая серый оттенок. Текстура становилась грубой, почти как камень. Вены выступили на поверхность, пульсируя чёрной кровью.

Где-то далеко в небе раздался грохот от разрыва воздуха — Супермен остановил своё падение, развернулся в воздухе.

Флэш поднялся на ноги, его глаза широко распахнулись от шока.

— Святая… он только что ударил Супермена, — пробормотал Барри, не веря в то, что увидел. — Просто взял и ударил Кларка…

Продолжение в моём новом фанфике — Надежда Завоевателя.

2007 год. Февраль. Супербой — герой, что появился внезапно на просторах планеты, полной Героев. Супербой, тот кто спас людей Камчатки от гибели. Супербой, кто остановил цунами у берегов Японии. Супербой, кто спас планету от Думсдэя и пал героической смертью в битве с чудовищем…

Но что, если всё это было ложью?

Пока мир скорбит о павшем Супербое, в секретных лабораториях Лекс-Корп зарождается новая жизнь. Клон, созданный из генетического материала таоранийца — расы, чья сила превосходит даже криптонцев. Но сможет ли искусственно созданное существо стать настоящим героем? Или повторит путь своего предшественника, который на самом деле никогда не был тем, за кого себя выдавал? — https://author.today/work/508534