Монастырь внутри был таким же тихим и серым, как и снаружи. Они оказались в огромном, круглом дворе, вымощенном гладкими камнями, в центре которого росло одно-единственное, гигантское белое дерево, чьи ветви были лишены листьев. Его белая кора, казалось, светилась в тусклом свете, пробивавшемся сквозь туман.
Старый монах, представившийся как Брат Малус, повел их по безмолвным коридорам. Здесь не было ни суеты, ни разговоров. Лишь изредка им встречались другие монахи, которые молча склоняли головы и проходили мимо, их лица были изможденными и полными тревоги.
— Оно пришло три месяца назад, — заговорил Малус, когда они вошли в небольшую, теплую келью, где горел очаг. Это было единственное место во всем монастыре, где Кайен почувствовал тепло. — Сначала был лишь холод. Затем пришел туман. А потом… скорбь.
Он налил им в чашки горячий травяной чай. Его руки дрожали.
— Мы запечатали ворота. Мы погрузились в глубокую медитацию, пытаясь защитить наши разумы. Но эта тоска… она просачивается сквозь камень, сквозь волю. Двое из наших братьев уже угасли. Просто сели и больше не встали. Их души утонули в этой печали.
— Вы знаете, что это? — спросил Кайен.
— Мы не знаем. Но мы чувствуем, — ответил Малус. — Это нечто древнее. Одинокое. И оно ищет. Мы не знаем, что именно, но его поиски приносят в этот мир отчаяние.
Он посмотрел на амулет Совета, который Кайен снова положил на стол.
— Вы пришли за знаниями. Наша библиотека к вашим услугам. Но боюсь, вы не найдете там ответов. Мы храним лишь то, что было. А то, что бродит в тумане, кажется, пришло из времен, о которых не осталось даже легенд.
Архивы монастыря не были похожи на библиотеку Корвуса. Здесь не было книг или свитков. Это был огромный, холодный зал, стены которого были покрыты тысячами тонких каменных пластин. На каждой был выгравирован один-единственный, сложный символ.
— Мы не пишем истории. Мы храним символы, — объяснил Малус. — Каждый символ — это ключ к определенному пласту знаний, доступный лишь через глубокую медитацию.
Кайен подошел к стене. Он не стал пытаться медитировать. Он просто показал Малусу рисунок, который он запомнил. Плачущее око.
Старый монах вздрогнул, увидев его.
— Этот… этот символ запретен. Он хранится в самом глубоком, самом охраняемом секторе. Мы называем его «Символ Скорби». Легенды говорят, что он не был создан. Что он просто… появился.
Малус провел их в дальнюю часть зала, к стене, которая была абсолютно пустой, за исключением одной-единственной каменной плиты в центре. На ней было выгравировано то самое плачущее око.
— Вот, — сказал он. — Все, что мы знаем, здесь.
Кайен подошел и приложил ладонь к символу.
И мир снова исчез.
Но на этот раз он не попал в пустоту. Он оказался в вихре образов, чужих, нечеловеческих воспоминаний.
Он увидел космос. Не тот, что виден с земли, а глубокий, бархатно-черный, наполненный туманностями, похожими на драгоценные камни. Он увидел существ, сотканных из чистого света, которые пели, и их песни создавали звезды. Он увидел цивилизации, рождавшиеся и умиравшие за одно мгновение. Это была память, которой были миллиарды лет.
Затем он увидел их. Две сущности. Два полюса.
Одна была сияющей, теплой, полной созидательной энергии. Творец.
Другая была тихой, холодной, воплощением абсолютного потенциала и пустоты. Эхо.
Они не были врагами. Они были двумя сторонами одного целого. Творец создавал. Эхо отражало, балансировало, давало форму и смысл его творениям. Они были в идеальной гармонии.
А затем он увидел катастрофу.
Из-за пределов их вселенной пришло нечто иное. Хищное. Паразитическое. То, что легенды клана Черного Солнца называли «Черной Звездой». Оно не создавало и не отражало. Оно лишь пожирало.
Он увидел, как Творец вступил в битву с этим космическим ужасом. Он увидел, как они столкнулись в катаклизме, который расколол галактики. И он увидел, как Творец, чтобы победить, пожертвовал собой, слившись со своим врагом и запечатав его в тюрьму из реальности.
А Эхо… Эхо осталось одно.
Оно потеряло свою вторую половину. Свой смысл. Свою цель. Его бесконечный потенциал превратился в бесконечную скорбь. И оно начало свое долгое, одинокое путешествие по вселенной, которую оно больше не понимало, в поисках хоть какого-то отголоска своего потерянного брата.
Видение оборвалось.
Кайен отшатнулся от стены, тяжело дыша. Его лицо было мокрым от слез, которые не были его собственными.
Он понял все.
Существо, которое он поглотил в зиккурате. Существо, которое сбежало из Зала Забытых. Они не были богами или демонами. Они были осколками. Расколотыми, потерянными фрагментами того самого первозданного Эха, которое в своей скорби распалось на части, блуждая по мирам.
А то, что бродило сейчас в тумане, было не просто осколком. Это было самое большое, самое скорбящее из них. Сердце Эха.
И теперь Кайен знал, что оно ищет. Оно ищет не мести, не власти.
Оно ищет другие свои части. Оно ищет его.
В тот же миг, как он это понял, весь монастырь содрогнулся. Снаружи, из тумана, донесся протяжный, полный невыразимой тоски, вой.
Существо почувствовало, что его нашли. И оно шло забрать то, что считало своим.