Летописец Мертвого Бога

Глава 94: Безмолвный Туман

Они вошли в туман, и мир исчез.

Это был не просто туман. Он был плотным, как молоко, и холодным, как дыхание мертвеца. Видимость сократилась до нескольких шагов. Звуки тонули в нем, становясь глухими и нереальными. Даже их собственные шаги по каменистой тропе казались далеким эхом.

— Держись рядом, — сказал Кайен, его голос был приглушенным. Он шел первым, держа в одной руке компас Изольды, а в другой — «Незапятнанный».

Лира шла за ним, ее лук был наготове. Ее охотничьи инстинкты здесь были почти бесполезны. Она не могла видеть, не могла слышать, не могла учуять. Она чувствовала себя слепой и глухой, и единственным ее ориентиром была фигура Кайена, маячившая впереди.

Кристальная стрелка компаса уверенно указывала вперед и вверх, ведя их по невидимой тропе. Но чем глубже они заходили в горы, тем сильнее становилось другое чувство. Давление.

Это было не физическое давление, а ментальное. Тяжелое, апатичное, высасывающее волю. Оно не было агрессивным, как в гробнице Предка. Оно было похоже на бесконечную, тихую печаль. С каждым шагом двигаться вперед становилось все труднее. Хотелось просто сесть на камень, закрыть глаза и уснуть.

— Что это? — спросила Лира, ее голос был вялым. — Я… я так устала.

— Это он, — ответил Кайен, его собственный разум боролся с этой апатией. — Или то, что он оставляет после себя. Эмоциональный след. Он не просто прошел здесь. Он… скорбел.

Теперь Кайен понимал, почему Хранители запечатали свои ворота. Они прятались не от монстра. Они прятались от этой всепроникающей, ломающей душу тоски.

Он сосредоточился. Он позволил золотому листу Лиана вращаться в своей душе, создавая островок гармонии, который защищал их от ментального яда. Идти стало легче.

Они шли несколько часов, поднимаясь все выше. Туман не редел. Единственным ориентиром была дрожащая стрелка компаса.

И вдруг Кайен остановился.

— Стой.

Лира замерла.

— Что там?

— Не знаю, — ответил Кайен. Он не видел и не слышал ничего. Но его «сеть» Королевы, его паучье чутье, уловило вибрацию. Движение. Впереди, в тумане. Быстрое, хаотичное, неестественное.

Они обнажили оружие и медленно двинулись вперед.

И вышли на небольшую поляну, где туман был чуть реже. В центре поляны стоял одинокий, почерневший от времени менгир — древний камень, установленный здесь тысячи лет назад.

А вокруг него двигались они. Тени.

Но это были не те призрачные отпечатки, что они видели в зиккурате. Эти были другими. Они были черными, рваными, словно вырезанными из самой ночи. Они двигались с невероятной скоростью, дергаясь и извиваясь, как существа в предсмертной агонии. Они не нападали. Они просто метались по поляне в своем собственном, беззвучном аду.

— Что это за твари? — прошептала Лира.

Кайен смотрел на них, и его сердце сжалось от холодного понимания.

— Это не твари, — сказал он. — Это… эмоции.

Он понял. Существо, которое они преследовали, было настолько могущественным, что его скорбь, его отчаяние, оставленное здесь, обрело собственную, квази-жизнь. Это были не призраки людей. Это были призраки чувств.

Одна из теней, в своем хаотичном движении, приблизилась к ним. Она не атаковала. Она просто прошла сквозь Лиру.

Лира вскрикнула и рухнула на колени, ее лицо исказилось от боли. Она не была ранена. Но Кайен почувствовал, как ее накрыла волна чистого, незамутненного ужаса и потери. Тень поделилась с ней своим ядом.

Кайен подскочил к ней, создавая вокруг них защитный кокон из своей воли.

— Лира! Держись!

— Я видела… — прохрипела она, приходя в себя. — Гибель моего народа… снова…

Он понял. Эти тени были опаснее любого монстра. Они не убивали тело. Они убивали душу.

Он поднял «Незапятнанный». Как сражаться с тем, что нематериально? Он не мог их «стереть» — они были не объектами, а состоянием.

Но он мог сделать нечто иное.

Он не стал атаковать. Он встал в центр поляны, среди мечущихся теней. Он опустил меч и закрыл глаза. Он перестал сопротивляться давящей на него скорби. Он принял ее.

Он позволил этой бесконечной печали войти в него. Но он не дал ей себя поглотить. Он стал проводником. Он направил всю эту боль, весь этот ужас, всю эту тоску в одну точку. В свой собственный прозрачный кристалл в душе.

А затем, используя наследие Лиана, он начал ее гармонизировать. Он не пытался ее уничтожить. Он пытался ее… успокоить. Он превращал хаотичный, болезненный крик в тихую, печальную мелодию.

Тени вокруг него начали замедляться. Их судорожные, рваные движения становились более плавными. Их угольно-черный цвет начал светлеть, превращаясь в серый дым.

Они перестали быть воплощением агонии. Они становились воплощением скорби.

Они собрались вокруг него, привлеченные его внутренним светом, как мотыльки, летящие на огонь. Они не нападали. Они, казалось, прислушивались к безмолвной колыбельной, которую пела его душа.

Лира, оправившись, с благоговейным трепетом наблюдала за этой немыслимой картиной. Кайен стоял в центре вихря из плачущих теней, и он был спокоен, как скала посреди шторма.

Когда последняя тень успокоилась, превратившись в легкую дымку и растворившись в тумане, Кайен открыл глаза. Он был бледен, как смерть, и по его щеке катилась одинокая слеза. Он не просто победил их. Он пережил их боль.

— Пошли, — тихо сказал он. — Мы почти у цели.

Они двинулись дальше, оставив позади поляну, которая теперь казалась умиротворенной.

И через несколько сотен шагов туман перед ними расступился.

Они стояли на краю обрыва. А на противоположной стороне, на неприступном утесе, соединенном с ними лишь тонким, высеченным в скале мостом, стоял он.

Монастырь Безмолвных Хранителей. Древний, высеченный из серого камня, без окон, без знамен. Его ворота были наглухо заперты. А на стенах не было ни одного стражника.

Он был похож на гробницу. Тихую, холодную и, казалось, давно покинутую.