Летописец Мертвого Бога

Глава 117: Игры Разума

Они двинулись дальше, вглубь Расколотых Равнин, и мир вокруг них становился все более сюрреалистичным. Левитирующий валун был лишь началом.

Они видели реку, которая текла вверх по склону холма, чтобы затем исчезнуть в облаках. Они прошли через рощу деревьев, чьи листья были сделаны из поющего, звенящего на ветру, стекла. Однажды они наблюдали, как тени, отбрасываемые скалами, на закате отделились от своих хозяев и устроили свой собственный, безмолвный танец, прежде чем раствориться в темноте.

— Он не просто прячется, — сказала Лира, когда они разбили лагерь у подножия скалы, похожей на застывшую волну. — Он… творит. Создает свой собственный мир.

— Он не творит, — поправил ее Кайен, глядя на звезды, которые в этом искаженном небе, казалось, меняли свое положение. — Он изучает. Разбирает реальность на части и собирает заново, чтобы понять, как она работает. Он как ребенок, который ломает игрушку, чтобы посмотреть, что у нее внутри.

И эта игра становилась все более личной. Аномалии, которые они встречали, перестали быть случайными. Они становились посланиями.

Однажды утром они проснулись и увидели, что вокруг их лагеря вырос идеальный круг из белых «лунных шипов» — тех самых редких цветов, что вели Кайена к гробнице Предка. Это был знак. «Я знаю, где ты был».

В другой раз они нашли на своем пути искусно вырезанную из камня фигурку Лиры, натягивающей лук. Это было предупреждение. «Я знаю, кто с тобой».

Лира была на взводе. Быть под постоянным, невидимым наблюдением существа, способного изменять мир по своей прихоти, было хуже любой открытой угрозы.

— Почему он просто не покажется? — спросила она. — Чего он хочет?

— Он хочет понять, — ответил Кайен. Он был спокоен. Он чувствовал не злобу, а лишь бесконечное, почти научное любопытство. — Он хочет понять, кто я. Почему я — это я. Почему я не просто сгусток одиночества, как он. Он чувствует во мне другие наследия — Райкера, Корвуса, Лиана. Он чувствует сложность. И это его завораживает.

Эта игра в кошки-мышки достигла своей кульминации на седьмой день их путешествия.

Они вошли в самый глубокий и самый странный каньон. Здесь законы реальности были нарушены окончательно. Земля под ногами плавно переходила в небо, заставляя их идти по внутренней поверхности гигантской, невидимой петли.

А в центре этой петли, в точке, где не было ни верха, ни низа, парил он.

Он не был ни человеком, ни туманной фигурой. Он был похож на статую, вырезанную из чистого, прозрачного кристалла, внутри которого медленно вращались захваченные им образы — звезда, лист, капля воды. Его форма была гуманоидной, но текучей, постоянно меняющейся. И у него было лицо. Спокойное, безмятежное, безэмоциональное. И на этом лице были глаза. Два плачущих ока, из которых вместо слез медленно сочился чистый, жидкий свет.

Он не говорил. Он просто смотрел на них.

— Это ловушка? — мысленно спросила Лира.

— Это приглашение, — ответил Кайен.

Он оставил Лиру на безопасном расстоянии и один шагнул вперед, в центр искаженного пространства. Он остановился перед кристальной фигурой.

«Ты сложный», — прозвучал в его голове голос, который был не голосом, а чистой мыслью. — «Ты состоишь из многих. А я — один. Почему?»

— Потому что я жил, — ответил Кайен. — Я страдал. Я сражался. Я учился. А ты — спал.

«Жизнь. Страдание. Учеба. Интересные концепции. Я хочу их понять».

В тот же миг мир вокруг Кайена изменился.

Он снова оказался в Каньонах Теней. Перед ним стоял не кристальный бог, а Хо Цзянь, его лицо было искажено яростью берсерка. Он занес свой зазубренный меч.

Кайен инстинктивно уклонился, используя «Танец Осеннего Листа».

«Интересно», — прозвучал голос в его голове. — «Принятие. Уклонение. Гармония. Это наследие листа».

Картина сменилась. Теперь он был в тронном зале клана Алого Кулака. Десятки воинов окружали его.

«А это — наследие кулака. Ярость. Сила. Сопротивление».

Картины менялись с калейдоскопической скоростью. Он снова и снова переживал ключевые моменты своей жизни, но не как воспоминания, а как реальность. Осколок не просто читал его память. Он заставлял его сражаться с его собственными призраками, чтобы понять природу его наследий.

Это было не нападение. Это было самое странное и самое опасное исследование, какое только можно было вообразить. И Кайен был подопытным кроликом.