Глава 107: Озеро Тишины

Вода не была холодной. Она не была и теплой. У нее не было температуры. Погружение в черное озеро было похоже на погружение в ничто. Кайен не чувствовал давления на уши или сопротивления воды. Он просто опускался в абсолютную, безмолвную тьму.

Свет от его медальона здесь не работал. Он просто гас, поглощаемый этой вязкой пустотой. Кайен был слеп. Единственным его ориентиром был сам осколок, который теперь ощущался не как точка в пространстве, а как центр гравитации, тянувший его вниз.

Он опускался все глубже. Вокруг него не было ни рыб, ни водорослей. Лишь изредка он проплывал мимо идеально сохранившихся, затопленных зданий древнего города.

Наконец, его ноги коснулись дна.

Он стоял на центральной площади города, но той, что была под площадью. Это было огромное, вымощенное черным камнем пространство. А в его центре, на постаменте, парил он.

Осколок.

Он был похож на идеально отполированный шар из черного обсидиана, размером с человеческую голову. Он не светился. Он поглощал свет, которого не было. Вокруг него не было ни ауры, ни энергии. Лишь абсолютный, непоколебимый покой. Это была концепция «Стазиса» в ее чистейшей, первозданной форме.

Кайен медленно подошел к нему. Он знал, что не может просто взять его. Попытка схватить такую вещь силой была бы равносильна попытке схватить черную дыру.

Он не стал его касаться. Он просто протянул к нему свое сознание. Свою душу.

Он не пытался его поглотить. Он начал диалог.

Он показал осколку все, чем он был. Падальщика, выживающего в грязи. Ученика, танцующего с осенним листом. Воина, стоящего на вершине горы. Летописца, ищущего истину. Он показал ему другие осколки, что жили в нем — ярость Корвуса, контроль Королевы, гармонию Лиана. Он показал ему Пустоту, что стала его сутью.

Осколок Стазиса ответил.

Он показал Кайену свою историю. Он показал ему мир, который горел. Катастрофу, пришедшую извне. Он показал, как жители этого города, вместо того чтобы бежать, собрались на этой площади, готовые встретить свой конец. И он, этот осколок, в своем первом и последнем акте сознательной воли, сделал то единственное, что умел — он нажал на «паузу». Он остановил время для них, погрузив их в бесконечный сон, в надежде, что однажды катастрофа минует и их можно будет разбудить.

Но катастрофа не миновала. Она лишь утихла. А сам осколок, истратив всю свою волю на этот один-единственный акт, погрузился в сон вместе с ними, став их хранителем и тюремщиком одновременно.

Кайен понял. Он не был злым. Он не был и добрым. Он был просто… уставшим.

«Твой сон окончен», — послал Кайен безмолвную мысль. — «Ты выполнил свой долг. Теперь твое время отдыхать».

Он не пытался его забрать. Он предложил ему покой. Он предложил ему стать частью чего-то большего, частью новой гармонии, которую он строил в своей собственной душе.

Черный шар завибрировал. Он узнал в Кайене родственную душу, другой осколок Эха. Он почувствовал в нем наследие Лиана — ту самую гармонию, которой ему не хватало, чтобы завершить свой цикл.

Медленно, без сопротивления, черный шар уменьшился в размерах, превратившись в маленький, идеально гладкий, черный камень, и плавно опустился в протянутую руку Кайена.

Поглощения не произошло. Произошло принятие.

В тот миг, как Кайен взял его, он почувствовал, как наверху, на поверхности, что-то изменилось. Тысячелетний сон закончился.

Он знал, что нужно уходить.

Он начал свое всплытие.

Когда он вырвался на поверхность, его встретил изумленный взгляд Лиры.

— Что произошло? — спросила она.

Кайен посмотрел на город.

— Они проснулись.

И это была правда. По всему древнему городу Спящие, один за другим, начали выходить из стен. Они не были безумными. Они были растерянными, как дети, очнувшиеся ото сна. Они смотрели на свои руки, на свои дома, на небо. Тысячелетняя колыбельная закончилась.

А затем они увидели Кайена и Лиру, стоящих у озера. Они не выказывали враждебности. В их древних, нечеловеческих глазах было лишь тихое, бесконечное любопытство.

— Мы должны уходить, — сказала Лира. — Пока они не решили, кто мы — боги или демоны.

Кайен кивнул. Он сжал в руке гладкий черный камень. В его душе теперь царил абсолютный покой. Наследие Стазиса не дало ему новой боевой техники. Оно дало ему нечто большее. Умение останавливать. Не только врагов, но и себя. Умение находить точку абсолютного покоя в сердце любой бури.

Они покинули площадь, и древние жители города молча расступались перед ними, провожая их своими странными, нечитаемыми взглядами.

Они вышли из города и двинулись прочь из болот. За их спиной остался город, который только-только начинал свое пробуждение после тысячелетней ночи.

Кайен не знал, хорошо ли он поступил. Но он знал, что выполнил свой долг Летописца. Он не просто забрал историю. Он позволил ей продолжиться.

Загрузка...