Летописец Мертвого Бога

Глава 8: Пыль и Кости

Кайен бежал.

Он бежал, пока Отстойник не превратился в серую кляксу на горизонте, а затем и вовсе не исчез. Он бежал, пока его легкие не начали гореть огнем, а ноги не превратились в налитые свинцом колоды. Адреналин, питавший его во время схватки, иссяк, оставив после себя лишь глубокую, всепроникающую усталость и боль в каждой мышце.

Он не был воином, привыкшим к долгим переходам. Он был падальщиком, чья выносливость была рассчитана на то, чтобы перетаскивать трупы, а не убегать от элитных убийц.

Наконец, когда он понял, что погони за спиной нет, он нашел убежище — неглубокую пещеру, вымытую ветрами в склоне одного из безжизненных холмов, что служили границей цивилизованного мира. Упав на каменистый пол, он позволил себе роскошь — закрыть глаза.

Картины прошедшего часа вспыхивали под веками. Расколотый шлем. Удивление в глазах умирающего Корвуса. Ощущение, как чужая, грубая воля наполнила его тело. Он выжил. Он убил двоих и ранил третьего. Часть его души, та, что привыкла быть жертвой, содрогалась от содеянного. Но другая, более древняя и прагматичная часть, испытывала мрачное удовлетворение. Он показал зубы. И мир отступил.

Самой большой проблемой была его голова. Она не болела, но ощущалась... переполненной. Словно в маленькую комнату попытались втиснуть двух незваных, враждебных гостей. Наследие Райкера было холодным, острым и аналитическим. Наследие Корвуса — тупым, яростным и прямолинейным. Они конфликтовали, создавая внутри него постоянный ментальный шум.

Он понял, что не сможет так существовать долго. Ему нужно было разобраться с этим.

Сев в подобие позы для медитации, которую он когда-то видел у мертвых культиваторов, Кайен сосредоточился и намеренно провалился в серое пространство своей души.

Картина была такой, как он и ожидал. Рядом с величественным, рубиновым монументом Эпитафии капитана Райкера теперь парил уродливый, комковатый кусок железа — Эпитафия Корвуса. Они были несоизмеримы. Один — произведение искусства, созданное десятилетиями дисциплины. Другой — грубый обломок, выкованный лишь силой и яростью.

Он понял свою ошибку. Поглощение второй Эпитафии, когда первая еще не была усвоена, было актом отчаяния, сродни тому, чтобы залить в двигатель гоночного болида неочищенную нефть. Это сработало, но чуть не уничтожило механизм.

Он осторожно сфокусировал свое сознание на железной Эпитафии. Он не пытался впитать ее полностью. Он просто... наблюдал. И открыл для себя нечто новое. Он мог получить доступ не только к боевым навыкам. В кристалле памяти мерцали образы. Он увидел лицо Корвуса, смеющегося над шуткой товарища в казарме. Услышал его голос, жалующийся на командира. Это были обрывки, фрагменты, но они были там. Это была не просто техника. Это была жизнь.

Это открытие дало ему и ключ к решению. Если он мог видеть эти фрагменты, возможно, он мог их контролировать.

Он сконцентрировался, направляя свою волю не на поглощение, а на подавление. Он представил, как накрывает железную Эпитафию серым саваном своей собственной пустоты. Шум в голове начал стихать. Грубая, бычья ярость Корвуса отступила на задний план, превратившись из ревущего голоса в далекий шепот. Боевые навыки остались доступны, но личность мертвеца была заперта.

Это была его первая настоящая победа. Первая демонстрация контроля. Он не просто был сосудом. Он становился Хранителем.

Отдохнув еще немного и съев последний кусок своей добычи — вяленое мясо, которое он выменял у Грея вечность назад, — Кайен встал. Пора было идти.

Он вышел из пещеры и шагнул в Дикие Земли.

Перемена была мгновенной и разительной. Воздух стал суше и пах пылью и чем-то еще... древними костями. Пейзаж превратился в фантасмагорическое кладбище. Из растрескавшейся земли торчали гигантские, побелевшие от времени ребра, размером с осадные башни. Они изгибались, образуя арки над пустошью. Далеко на горизонте виднелся колоссальный, истлевший череп, чьи пустые глазницы смотрели в вечно серое небо. Это были останки существ, живших в эпоху, когда Мертвый Бог был еще жив.

Здесь не было законов кланов. Здесь был лишь один закон: ешь или будь съеденным. Опасность была не сфокусированной, как меч гвардейца, а разлитой в самом воздухе.

Кайен шел, держась в тени гигантских костей, его новые, обостренные чувства работали на пределе. Черный меч капитана Райкера был за спиной, завернутый в тряпку. Он был его единственным козырем, и он не хотел показывать его раньше времени.

Он шел несколько часов, и единственными звуками были свист ветра в костяных арках и хруст мелких костей под его сапогами.

А потом он услышал другой звук. Царапающий, скрежещущий.

Он тут же пригнулся за массивным позвонком, размером с валун, и осторожно выглянул.

То, что он увидел, заставило его затаить дыхание. По пустоши двигалось существо, словно собранное из кошмаров падальщика. Его тело было асимметричным каркасом из различных костей, скрепленных почерневшими сухожилиями и темной энергией. Вместо рук у него были два длинных, изогнутых лезвия, очевидно, сделанных из заточенных ребер. У него не было глаз, лишь пустой череп, который подергивался из стороны в сторону.

Костяной Жнец. Падальщик Диких Земель.

Тварь не просто бродила. Она остановилась, и ее череп повернулся в сторону Кайена. Она принюхивалась. Или, вернее, прислушивалась к эху смерти. Аура двух свежих убийств, все еще цеплявшаяся за Кайена, была для Жнеца все равно что запах крови для акулы.

Тварь издала высокий, щелкающий звук. Ее пустой череп повернулся и уставился прямо в то место, где прятался Кайен.

Он был замечен.

Бегство от цивилизации привело его прямо в пасть дикой природы. Он сменил одного охотника на другого. И этот был голоднее.