Небо падает мне на голову.
Мадлен целовалась с другим.
Она бредит? Или настолько меня ненавидит, что хочет сделать как можно больнее?
А может, мстит за шутку про Козетту?
— Вот это точно не смешно, Мадлен.
— Но это правда.
— Нет. Невозможно. Истинность бы не позволила.
— Поцелуй был странным, сначала меня пробрал озноб, потом начало тошнить…
— Замолчи! Избавь меня от подробностей! — Я срываюсь на крик, и Мадлен вздрагивает, роняя бокал с вином. Красные капли летят на воздушные юбки.
А мой бокал трещит в руке, готовый разбиться и распороть ладонь. Мне всё равно.
Я отхожу и провожу свободной рукой по лицу, снова и снова…
— Когда?
— Пару недель назад, на кафедре монстроведения, там клуб для любителей мифических существ, — тараторит Мадлен. — Я пришла к Леону, и так получилось, что мы остались одни в кабинете…
— Я убью его.
Это не просто слова. Я прикончу ублюдка, превращу его лицо в кровавую кашу, потом сяду за убийство, отсижу или пойду на виселицу, но этому поганцу не жить.
— Брам, не надо! — Мадлен подбегает ко мне, осколки бокала хрустят под её ногами. — Леон не виноват, это всё я… Я сама его поцеловала.
Я смотрю ей в глаза, и силы резко кончаются. Остаётся только тупая боль в груди.
— Зачем?
Мадлен мнёт пальцы. Нервно озирается по сторонам, словно ища поддержки среди цветов. Её подбородок дрожит, а голос тихий и ломкий.
— Я пыталась разобраться с истинностью, но тебя не было рядом, а потом вас с Лайон заметили в саду… И в столовой… Мне показалось, что это конец, что ты переключился на другую и…
— Решила отомстить?
— Нет! Это была не месть! В тот момент мне правда этого хотелось.
Ах, ей хотелось. Хотелось целовать его, а не меня. Кажется, Мадлен не до конца понимает, что со мной делает. Каждое её слово ощущается как удар под дых.
— А дальше? Чего ещё тебе хотелось?
— Ничего! Как только мы поцеловались, мне стало плохо, и Леон проводил меня до комнаты. Всё. Это было один раз, Брам, и… возможно, озноб и тошнота при поцелуе с другим указывают на истинность? Нашу с тобой.
— Возможно. Или придурок так паршиво целуется, что блевать тянет. Откуда мне знать, на что указывают озноб и тошнота? С тех пор, как мы встретились, я не целовал никого, кроме тебя.
Мадлен опускает глаза и переходит на шёпот.
— Но Лизель говорила, что ты её целовал…
— А, ну конечно. Куда же мы без Лизель.
Это невозможно, и я сдаюсь. Весь последний месяц и безумная беготня за Гранями вдруг кажутся нелепыми, а я сам себе — несчастным дураком. Как заслужить доверие, если Мадлен не хочет мне доверять? Когда артефакт заработает, она наверняка заявит, что это всего лишь уловки демона или Лайон. Ведь ей «Лизель говорила». И это достойное оправдание, чтобы поцеловаться с грифоном.
Какой изощрённый способ «разобраться с истинностью» она выбрала.
Я поднимаю лицо к небу, точно такому, какое всегда приводило Мадлен в восторг. Я хотел, чтобы сегодня мы наслаждались звёздами вместе… Теперь не хочу ничего. Разбить бы бокал, но какой смысл? Я молча ставлю его на пол и направляюсь к выходу со смотровой площадки.
— Брам, ты куда? — Мадлен подбегает и обнимает меня сзади, прижимаясь щекой к спине.
Я молчу, потому что не знаю, куда иду. Точно не к себе. И не обратно в зал.
— Прости меня, — всхлипывает Мадлен.
Сердце болезненно сжимается. «Прости»?
— Это так не работает.
— А как? Что мне сделать?
— Делай что хочешь, Мадлен. Если честно, мне плевать.