Наглый. (не)верный. Истинный

Пролог

Мадлен

— Мадлен, прекрати хрустеть пальцами! — Лизель недовольно цокает. — Мне и без того тревожно, а тут ещё и эти звуки.

Легко сказать: «Прекрати хрустеть пальцами». Я всегда так делаю, когда переживаю, а сегодня такой день! В Академии вывесили списки поступивших. Волнение настолько велико, что впору вывихнуть суставы. Но чтобы не раздражать подругу, я послушно опускаю руки и тихо бормочу:

— Прости.

Лизель уже не слушает. Она отбрасывает на спину свои светлые косы и вытягивает шею, будто это поможет ей увидеть начало бесконечной очереди.

— М-да. — Она морщится. — Если так пойдёт и дальше, мы тут простоим до Хон Галана. Ты как хочешь, а я пойду и проверю списки.

— А если тебя выгонят в конец?

Она усмехается.

— Пусть попробуют!

И правда, чего это я? Это же Лизель, для неё не существует преград. Моя лучшая подруга, с которой мы выросли в соседних поместьях, всегда была бойкой и смелой, не то что я. Если Лизель чего-то хочет — она это получит. Мне остаётся лишь довериться ей. В конце концов, мы тут стоим уже без малого час, а то и больше, и мне это тоже порядком надоело.

— Никуда не уходи, — велит мне Лизель. — Присматривай за нашим местом. Просто на всякий случай.

Прежде чем я успеваю ответить, она несётся вперёд, расталкивая локтями всех, кто оказался на пути. Очередь шипит, как клубок змей, но Лизель это не трогает.

Когда она скрывается из виду, я остаюсь одна посреди разношёрстной толпы. Друг за другом стоят драконы, грифоны, орки и обычные люди — вроде нас с Лизель. Ведь это С оюзная, у нитарная, м еж р асовая Ак адемия. СУМРАК. Двери открыты для всех.

«Только бы поступить, пожалуйста, только бы поступить…», — вертится в голове.

Если меня не примут на факультет искусств — всё пропало. Ну, не совсем всё, а только мои мечты. У отца нет денег, чтобы оплатить обучение. Так что если мои этюды недостаточно хороши, придётся вернуться домой и ждать, пока какой-нибудь толстосум не позарится на мою руку. Я дочь барона как-никак.

Конечно, отец не выдаст меня за первого встречного. Но чтобы поправить наши финансовые дела, жених должен быть богатым. Это главное, а уже потом идут молодость, красота и прочие «неважные» вещи.

Я понимаю папу, не могу на него злиться. Его род древний и знатный, но уже полвека как обнищавший, и это плохо сказывается на его гордости. Отец и так пошёл на уступки. Мы договорились, что если меня примут в Академию бесплатно, то вопрос с моим замужеством отложим на неопределённый срок. Конечно, я думаю, срок будет вполне определённым — четыре года, пока не кончится обучение. А потом…

О, потом я буду продавать свои картины и обеспечу отца всем-всем, чего бы он ни пожелал! А себе обеспечу право выбирать мужа. Или вообще не выйду замуж, если подходящего случая не представится.

В своих самых смелых мечтах я добиваюсь успеха, становлюсь придворной художницей, моё имя гремит в веках…

Так, надо собраться. Я ещё никуда не поступила.

Чтобы справиться с волнением, я осматриваю холл. Интерьер здесь прекрасен: не знай я, что это Академия, могла бы подумать, что оказалась во дворце нашего славного дракона-императора.

В центре холла стоит фонтан с фигурой в виде феникса — из его клюва струится радужная вода. Потолки украшены мозаичным витражом, постоянно меняющим узоры и отражающим небо и звёзды в любое время суток. Дух захватывает от такой красоты.

— Вот бы нарисовать всё это…

— Ты хочешь нарисовать потолок?

Я вздрагиваю от неожиданности.

Рядом со мной стоит какой-то парень.

— П-простите, — бормочу я. — Не думала, что здесь кто-то есть.

Боги, что я несу? Вокруг прорва народа! А я разговариваю сама с собой, неудивительно, что кто-то откликнулся.

Незнакомец посмеивается.

— Чтобы нарисовать движущийся узор, нужна специальная кисть, — замечает он.

— Д-да… Да, я знаю. У меня дома есть такая, мама подарила.

— От мамы? Как интересно. Мне тоже первую зачарованную кисть подарила матушка.

Он говорит так непринуждённо, словно мы знакомы много лет. Но кто он такой?

Я решаюсь поднять глаза и рассмотреть его получше. Высокий, крепкий, с узким лицом и густыми рыжими локонами. Его изумрудного цвета глаза смотрят пристально, изучая меня.

Он такой красивый.

Достаточно, чтобы смутиться.

Незнакомец улыбается, и я готова улыбнуться в ответ, но мешает… Вспышка! Облако сверкающей красно-зелёной пыли появляется из ниоткуда и окутывает с головой — меня, рыжеволосого парня и всех, кто оказался рядом с нами.

— Что происходит?

Я шагаю назад, но спотыкаюсь о собственную ногу. Теряю равновесие и начинаю падать. Не сомневаюсь, что мой затылок врежется в мраморный пол.

Незнакомец быстро ловит меня за руку и дёргает на себя. Я снова встаю вертикально и упираюсь носом в его ключицы, сгорая от стыда и неловкости.

Блестящее облако продолжает кружить, оседая на плечи, волосы, лица. Хм… Почему это никого не беспокоит? Кажется, что только я это вижу. Никто не пытается стряхнуть красно-зелёную пыль со своей одежды.

Ну вот. Похоже, от волнения я помешалась. Как не вовремя. Красивый незнакомец вряд ли захочет общаться с сумасшедшей.

О Боги, а я ведь всё ещё прижимаюсь к нему! Для полного счастья не хватало только повиснуть у него на шее и прослыть распутной девицей.

— Кхм-кхм… — Я пытаюсь собраться с мыслями. — Прости… те. Простите, мне кое-что померещилось. Иногда я бываю ужасно неуклюжей.

Всегда бываю, если честно. Но ему об этом знать необязательно.

Я пытаюсь отойти, но он не отпускает. Его пальцы сжимают моё запястье — не сильно, но уверенно. А вторая его рука каким-то образом успела оказаться на моей талии.

— Что тебе померещилось? — спрашивает он, и это звучит так нежно, что по коже бегут мурашки.

— О, да так… ерунда.

— Ты тоже это видишь, да? Красно-зелёный туман?

Я вздрагиваю и смотрю ему в глаза.

— То есть… ох…

Если облако видела не только я, то это не галлюцинация.

Ну, или помешались мы оба.

— А знаешь, что это значит? — продолжает расспрашивать незнакомец.

— Нет, а ты в курсе?

Он медлит, затем улыбается, и мне хочется растечься по полу лужицей. Или попросить его улыбаться почаще. Ему очень идёт.

Он наклоняется к моему уху, от лёгкого шёпота опять бегут мурашки.

— Этот туман означает, что ты — моя истинная.

— Истинная? — Я высвобождаюсь из объятий незнакомца, понимая, что он пытается меня обдурить. А ведь успел произвести такое приятное впечатление. — Я всего лишь человек, у нас не бывает истинных.

Облако пыли бледнеет и рассеивается в воздухе. Это, наверное, какой-то трюк, а сам этот парень — всего лишь маг-недоучка, решивший, что на мне можно оттачивать свои фокусы.

— Зато у драконов бывают, — не сдаётся он. — И это может быть кто угодно, даже обычная девушка.

Я смотрю на него, прищурившись.

— Ты дракон?

Он усмехается.

— А ты догадливая.

Ещё и подшучивает! Обиделся что ли? Но как, скажите на милость, я должна была догадаться, что он дракон? У меня недостаточно магии, чтобы считывать ауры. На глаз могу определить только грифонов, и то не всегда, да ещё орков, потому что они большие и зелёные. А драконы… раньше они хотя бы летали. Но после того, как в Камберской империи отгремела гражданская война и ящеры чуть не поубивали друг друга, они ужаснулись сами себе и запретили полёты.

А жаль. Хотелось бы увидеть, как они рассекают небо. Уверена, это очень красивое зрелище. И я бы не отказалась прокатиться на каком-нибудь любезном драконе, который согласился бы меня покатать. Но запрет ввели ещё когда я была ребёнком, поэтому летающих драконов я ни разу не видела.

Незнакомец молчит, и я решаю, что разговор окончен. Пытаюсь отвернуться и сделать шаг вперёд, потому что очередь медленно, но всё-таки движется. Попутно задеваю плечом не то вампира, не то просто слишком бледного человека, и тот недовольно фыркает. Я бормочу:

— Извините.

Но если я думала, что дракон оставит меня в покое, то ошибалась. Он снова хватает меня за запястье, разворачивает к себе, заставляя ещё раз взглянуть на него.

— Ты не веришь? Что мы истинные? Но это правда, ты же видела.

Я закатываю глаза.

— Слушай, облако было чудесным, правда. Если поступаешь на факультет иллюзий, то определённо добьёшься успеха. Но даже я знаю, что у драконов не было истинных… Сколько? Двести лет?

Точно не помню, но это и не важно. Уверена, что все истории об истинных парах — всего лишь сказки. А даже если нет, то вряд ли я настолько особенная, чтобы стать драконьей истинной спустя века.

Однако мой новый знакомый не думает униматься. В его глазах горит энтузиазм.

— Вот именно, двести лет! Это значит, что мы особенные…

Пылкая речь «особенного» дракона прерывается радостным визгом моей подруги. Лизель бежит, сметая всё на своём пути.

— Мадлен, мы поступили! Лизель Деверо и Мадлен Шантиль зачислены на факультет искусств!

Я резко выдыхаю.

— О Боги…

Лизель бросается на меня и обнимает, сжимая до хруста в костях. Вместе со мной она подпрыгивает и продолжает верещать:

— Поступили, поступили, поступили!

Красивый и настойчивый дракон откашливается, прерывая радость Лизель и привлекая моё внимание. Я смотрю на него вопросительно. Рассердиться бы, что он так бесцеремонно вмешивается в самый счастливый момент моей жизни, но почему-то я не могу. Возможно, дело в его улыбке…

— Думаю, мне пора, — говорит он, бросая на Лизель косой и не самый дружелюбный взгляд. — Но тебе от меня не скрыться, красавица. Буду ждать тебя вечером, скажем… м-м, в чайной «Амарантус». Знаешь, где это?

Всё, что я могу — это удивлённо моргнуть. Как он меня назвал? Красавица? Да нет же!

Красавица тут одна, и это не я, а Лизель. Не то чтобы я совсем дурнушка, но куда уж мне до светловолосой и голубоглазой подруги и её изысканных форм. На её фоне я всегда казалась тощей и угловатой.

Может, это её он только что пригласил в чайную? Но смотрит-то на меня… Невероятно.

Дракон шагает назад, потом ещё раз, и двигается плавно, слегка небрежно, как танцор.

— Приходи, если хочешь узнать больше о нас. — Он подмигивает. — А если не придёшь, я всё равно тебя найду. Ты моя.

Когда дракон уходит, часть меня хочет броситься вслед за ним.

— М-да… — тянет Лизель, и я вздрагиваю. — А ты не промах, Мадлен. Кто бы мог подумать.

В её голосе нет радости. Я смотрю на подругу и хмурюсь.

— Что ты имеешь в виду?

Она поднимает бровь и кивает в ту сторону, куда ушёл дракон.

— Мы в Академии и дня не провели, а ты подцепила сына герцога. Ну, и как у тебя получилось?

— Что⁈ — вскрикиваю я и тут же зажимаю рот рукой. На нас оборачивается половина очереди. — Сын герцога? — повторяю чуть тише.

— Хочешь сказать, ты не знаешь, кто он?

Я качаю головой и понимаю, что даже не узнала имя своего «истинного».

Лизель фыркает, и её взгляд выражает жалость вместе с каким-то странным видом недоумения.

— Мадлен, ты совсем не читаешь газет?

— Н-нет… Ты же знаешь.

Меня не интересуют ни новости о реформах, ни светские сплетни.

Лизель тяжело вздыхает и принимается объяснять:

— Это был Брамион Кадум, глупая. Сын герцога Мирандола. Вся империя знает о его похождениях. И ещё он, кажется, собирался поступать на наш факультет.

Брамион Кадум. Сын герцога Мирандола, одного из самых влиятельных драконов империи.

Я должна была догадаться. Его сюртук с атласными лацканами и изящными позолоченными пуговицами на вид стоил дороже, чем всё имущество моего отца.

Но зачем ему я? Поиграться? Не могу поверить, что похожа на дурочку, которая теряет голову от пары ласковых слов.

Полдня я убеждала себя не идти ни в какой «Амарантус», но в итоге любопытство победило. Брамион обещал рассказать о нас… И хотя я ему не верю, остаётся крошечный шанс, что мы действительно истинные. А если это так, лучше попробовать всё узнать из первых уст.

Честно говоря, я мало что знаю об истинных парах. Только то, что они встречаются лишь у нескольких рас нашего мира. Люди в этот список не входят, но они могут быть парой для тёмных эльфов, вампиров и… драконов. Насколько мне известно, у грифонов и орков истинных пар не бывает, как и у фейри и демонов.

Истинность — это действительно что-то особенное, исключительное. Разве это может быть обо мне?

Чайная «Амарантус», куда пригласил меня Брамион, находится в городке Ионель неподалёку от Академии. Но «неподалёку» — громко сказано. Мне пришлось идти пешком почти две мили, потратив около часа. Денег катастрофически не хватает — я не могу позволить себе даже экипаж. Почти все кельмы, которые дал отец, ушли на оплату комнаты в постоялом дворе.

Впрочем, прогулка оказалась приятной. Виды здесь потрясающие — с одной стороны раскинулось море с живописной бухтой в форме сердца, с другой возвышается густой тёмно-зелёный сосновый лес.

Когда я наконец добираюсь до «Амарантуса» и захожу внутрь, меня окутывает смесь ароматов: шиповник, лаванда, жасмин и, конечно же, амарант. К букету примешивается соблазнительный запах свежей выпечки — сладкой, пышной, манящей.

Глаза разбегаются, когда я подхожу к витринам. Хочется попробовать всё и сразу, но особенно привлекают пирожные «Звездопад» с их мерцающей крошкой, напоминающей звёздное небо. Слюнки текут, но я вынуждена подсчитывать оставшиеся деньги. Самое бо́льшее, что могу себе позволить — это чашка апельсинового чая. Без всего.

— Лунный чай, пожалуйста, — слышу я голос рядом с собой. — И три пирожных «Звездопад». Кажется, моя красавица любит ночное небо.

Продавщица средних лет начинает выполнять заказ.

— Ты всегда так подкрадываешься, — уточняю я у Брамиона, — или только мне везёт?

Он смеётся:

— Не только тебе, мои братья тоже страдают.

Значит, Лизель не врала, когда рассказывала о трёх его старших братьях. Есть ещё сестра. Он пятый ребёнок в герцогской семье и, судя по рассказам моей осведомлённой подруги, самый… хм, известный из них? Но не в лучшем смысле. Мой отец наверняка назвал бы его повесой или каким-нибудь другим старомодным словечком.

— Ты всё-таки пришла, — улыбается Брамион. — Я рад. А то пришлось бы за тобой бегать, а это не самое приятное занятие.

Он протягивает руку, чтобы коснуться моей щеки, но я отшатываюсь, не зная, как ещё реагировать. Его улыбка тут же исчезает, сменяясь хмурым выражением.

— Что-то не так? — спрашивает он.

— Э-э… А тебе не кажется, что ты слишком торопишься? Я думала, сначала ты…

Он поднимает бровь.

— Тороплюсь?

— Ну да. Почему бы нам сначала не…

Он качает головой и делает шаг ближе, сокращая расстояние между нами:

— Нет, красавица. Если бы я торопился, то сделал бы кое-что другое.

— Другое? И что же?

— Вот это.

Прежде чем я успеваю понять, он притягивает меня к себе и целует — нежно, но решительно. Где-то вдалеке доносится возмущённый голос продавщицы:

— Молодые люди, имейте совесть! Что за бесстыдство!

Но весь мир растворяется. Остаются только его губы, вкус мяты на моём языке и гулко колотящееся сердце. Воздух становится тягучим, но я не могу оторваться даже для вдоха. Моё тело словно парит в невесомости от восторга.

Пока губы Брамиона касаются моих, я сжимаю его плечи и понимаю с кристальной ясностью — истинный он или нет, но я хочу быть с ним. Просто не могу себе представить, что эти поцелуи достанутся кому-то другому.

Брамион медленно отстраняется, его дыхание такое же прерывистое, как и моё. В глазах пляшут искорки, а на лице играет счастливая улыбка.

— Ну что, — шепчет он, не отпуская меня, — теперь ты веришь? Мы истинные. — Его взгляд становится серьёзным. — Разве ты не почувствовала?

Я молча качаю головой, всё ещё пытаясь справиться с бурей эмоций внутри.

— Это просто поцелуй, — произношу неуверенно. — Красивый, но…

Брамион мягко касается моей щеки, проводит пальцами по скулам. Теперь я позволяю.

— Нет, не просто поцелуй. Когда находишь свою истинную пару, всё иначе. Чувства сильнее, связь глубже.

— Может быть, — шепчу я. — Может быть, ты прав.

Он притягивает меня ближе, но не целует, а просто держит в объятиях, наконец давая осмыслить происходящее.

— Я докажу тебе, — говорит он тихо, касаясь губами моего лба. — Ты моя, а я — твой. И это никогда не изменится.