Наглый. (не)верный. Истинный

Глава 45. Мадлен

Когда наши с Леоном губы встречаются, я твержу про себя, что не буду сравнивать. Но тут же нарушаю слово. Грифон целуется вовсе не так, как Брам. Это… очень мягко, осторожно и так… невероятно нежно.

Я пытаюсь насладиться этим, прижимаясь к Леону теснее, сжимая в пальцах ткань его сюртука. Он, похоже, входит во вкус и обнимает меня крепче, но со мной начинают твориться странные вещи.

Сначала трясёт от озноба. Потом подкатывает тошнота.

Пока не случилось конфуза, я разрываю поцелуй и отталкиваю Леона. Он отступает на шаг и выглядит немного растерянным, а я отвожу глаза, стараясь выровнять дыхание. Меня мутит, но не понимаю, с чем это связано.

«Истинные не изменяют друг другу, это физически невозможно»

Не хочу об этом думать.

После короткой паузы Леон предлагает:

— Давай пройдёмся в саду? Подышишь свежим воздухом. Я могу рассказать тебе о фениксах, если хочешь.

Я смотрю на него с благодарностью за то, что не стал допытываться, что со мной такое. Потому что я и сама не знаю.

— Эм… давай завтра? Встретимся после занятий. А сейчас мне нужно… продумать декорации! Через две недели надо показать эскизы режиссёру и леди Мартин.

О том, что Брам тоже участвует в проекте, я решаю умолчать. Просто на всякий случай. Вдруг это расстроит Леона. Интересно, он вообще ревнивый? Ещё столько всего предстоит узнать. Ведь мы же теперь… кто мы теперь друг другу?

Он тепло улыбается.

— Тогда позволь проводить тебя до комнаты.

Мы покидаем аудиторию и идём в сторону женского крыла. Всю дорогу Леон делится своими планами на предстоящую выставку, а я не могу перестать оглядываться. В каждой широкой спине, в каждом зелёном взгляде мне чудится Брам. Кажется, что он вот-вот выскочит из-за угла. Смог ли он почувствовать, что я целовалась с другим? Надеюсь, что нет. Иначе это плохо закончится для Леона.

— …придётся собирать информацию о нагах буквально по крупицам, — говорит грифон, когда мы подходим к двери моей комнаты.

— О нагах? — Мои щёки вспыхивают, когда я понимаю, что утратила нить разговора.

Леон смотрит на меня с мягким укором.

— И с какого момента ты перестала слушать?

— Извини, просто… если честно, я переживаю, что Брам узнает…

— Про нас? Пусть узнает. Я его не боюсь, а ты?

Я неуверенно качаю головой. Леон снова улыбается.

— Вот и хорошо. А раз дракон нам не помеха, пойдёшь со мной на бал?

— О-ох…

Моё появление на балу с Леоном даст Браму понять, что между нами всё кончено. Навсегда. Как он отреагирует?

— Мадлен, я не настаиваю, — продолжает Леон. — Пойми, я приглашаю тебя не для того, чтобы кому-то что-то доказать, а потому что… Если ты согласишься, то сделаешь меня самым счастливым парнем в Академии. И я предлагаю только танцы. Ничего больше, пока ты сама не захочешь.

— Я согласна!

Хватит беспокоиться о том, что подумает Брам! У него было полно возможностей объясниться, загладить вину, предоставить свои мифические «доказательства». Но он до сих пор ничего не сделал. А если ему это не нужно, то мне и подавно. Пусть и дальше гуляет с Боллинамор.

— Я с радостью с тобой потанцую, — улыбаюсь я Леону.

Он сияет. А потом начинает медленно наклоняться, и меня охватывает паника. Если мы поцелуемся здесь, у всех на виду, дороги назад не будет. Кто-нибудь это увидит, и слухи разнесутся по СУМРАКу лесным пожаром.

Леон, похоже, замечает моё смущение и вместо губ целует в щёку. Попрощавшись, я проскальзываю в комнату и радуюсь, что соседки ещё не вернулись. Подхожу к прикроватной тумбочке, достаю из ящика кольцо с сапфировой бабочкой и плюхаюсь на кровать.

Украшение мерцает в тусклом свете — такое красивое! Брам всегда умел выбирать подарки.

Надо всё же выбросить кольцо в знак того, что с прошлым покончено, но... я не могу. Может, подарить Уне или Лейсе? Или сдать в ломбард, хоть какая-то польза будет.

Но чем дольше я верчу кольцо в руках, тем меньше хочется с ним расставаться. И в этом есть доля корысти, ведь теперь, когда я больше не невеста герцогского сына, у меня не будет таких роскошных подарков. Хотя… Леон упоминал, что у его отца сеть ювелирных лавок.

Я гоню эти мысли. Один поцелуй ни к чему не обязывают. К тому же я больше не совершу ошибку, бросаясь в отношения, как в омут с головой. Прежде чем строить планы, надо разобраться с истинностью и волшебными туманами.

Кольцо вдруг становится слишком тёплым, почти горячим. Я хмурюсь и подношу его к глазам. Только теперь замечаю гравировку на внутренней стороне — изящная надпись состоит всего из одного слова: «Лума». Я задумчиво читаю его вслух.

Что это значит? Заклинание? Но я не успеваю об этом подумать: стоит слову прозвучать, и украшение загорается ярким светом, начинает вибрировать, а затем… сапфир оживает.

Писклявый голосок кричит на всю комнату:

— Ну наконец-то! Как же надоело сидеть в коробке!

Бабочка, вдвое больше обычной, летает по комнате, размахивая золотисто-синими крыльями. Я пытаюсь справиться с шоком и захлопнуть отвисшую челюсть. Что происходит? Это проделки Брама?

— Ты… ты кто? — спрашиваю я у бабочки, когда ко мне возвращается голос.

Она подлетает ближе и зависает в воздухе рядом с моим лицом.

— Я Лума, фамильяр. Рада, что ты заметила моё имя на кольце! Я уже думала, придётся жечь тебе пальцы.

— Жечь пальцы?! Ещё чего не хватало!

— Нет-нет! Ты не подумай, я не такая, не люблю вредительство. Иду на него только в крайних случаях. А так я добрая и безобидная. И очень полезная, вот увидишь! Скажи, чем тебе помочь, Мадлен? Ты ведь Мадлен, правильно? Так вот, Мадлен, я могу…

— Подожди, — мне удаётся вклиниться в поток её речи. — Сначала расскажи, кто ты и откуда.

Слышится нетерпеливый бабочкин вздох.

— Говорю же, я Лума, фамильяр.…

— Это понятно. Но как ты здесь оказалась? И почему была, ну, кольцом?

Она замолкает. Подлетает к тумбочке и опускается на край, складывая крылья. Если бы Лума была человеком, я бы наверняка увидела печаль на её лице.

— Я жила в этом замке во время последней и самой страшной осады.

— В замке? Но это Академия.

— Ах вот оно что! Академия! А я-то всё гадала, что там за чернокнижники бормочут разные заклинания. То про руны, то про стихии, то про иллюзии. Порой их слова доносились до меня через стену. Иногда так и хотелось поправить этих бездарей! Половину произносили неправильно! Наверное, это были студенты.

— Ты всё это время была замурована в стене?!

— Почти. Я лежала в шкатулке, спрятанной в тайнике одной из башен. Так бы и пролежала ещё лет сто, если бы меня не достала та странная парочка: красивый молодой дракон и… демон.

Последнее слово Лума произносит с опаской и придыханием, и я её понимаю. То есть Брам продолжает общаться с господином Доментианом? Неужели он не осознаёт, насколько это опасно? Демоны коварны и хитры. Кто знает, что у этого Доментиана на уме? Одно дело пригласить такого гостя на вечеринку, где полно народу, и здоровяк Рон в случае чего может пустить в ход стальные кулаки. Но совсем другое — остаться с демоном наедине и вместе вскрывать какие-то тайники.

Но это меня не касается. Если Брам окончательно утратил рассудок, то так тому и быть. Мне только жаль его родителей. Если с ним что-то случится, леди Романия и милорд Синклер будут так переживать…

— А кто запер тебя в тайнике?

— Моя хозяйка. Её звали Грисель…

Бабочка рассказывает, что раньше СУМРАК назывался крепостью Дарсадан, и её последними владельцами были сильные маги, владевшие коллекцией редких артефактов. У них была дочь, весёлая маленькая леди по имени Грисель. На свой восьмой день рождения девочка получила от родителей в подарок бабочку-фамильяра, и с тех пор они с Лумой стали неразлучны.

— Мы провели вместе два чудесных года! Грисель была очень талантлива в магии, как и вся её семья. Мы столько всего вместе натворили… то есть сотворили.

— А что случилось потом?

— Потом… очередным злодеям понадобился выход к морю, и на крепость напали. Защитники Дарсадана сражались храбро, но сил оказалось недостаточно. Когда оборону прорвали, Грисель произнесла своё последнее заклинание и заключила меня в колечко. Она положила меня в шкатулку с другими украшениями и пообещала, что вернётся сразу же, как опасность минует.

— И-и…?

— Как ты можешь догадаться, она не вернулась. Никто не вернулся.

Я закрываю рот ладонью. Бедный ребёнок! Какая жуть! И почему на занятиях по истории об этом не рассказывают? Боятся, что студенты разбегутся? Конечно, кто захочет учиться там, где проливали кровь и убивали детей.

— Ты же не откажешься от меня, Мадлен? — тихо спрашивает Лума. — Боюсь, спустя столько лет у меня в целом мире никого не осталось.

— Ну что ты. Конечно, я не откажусь. Я всегда мечтала о фамильяре, так что нам с тобой обеим крупно повезло.

— Да? Спасибо! Ты не пожалеешь!

Она взлетает и описывает три круга у меня над головой, выпуская золотисто-синие блёстки. Её радость вызывает улыбку.

— Я летаю куда быстрее обычных бабочек. Смотри! — Секунда, и она на другом конце комнаты, рядом с кроватью Уны. Мгновение, и снова со мной. — А ещё я знаю много-много полезных заклинаний. Могу и пыль собрать, и пятно вывести, и какой-нибудь цветочек вырастить. Небольшой, правда, но красивый, тебе понравится! И рисовать я могу, и цвет платья поменять, и…

— Лума! — Меня осеняет идея. — А что насчёт древних текстов? Ты их понимаешь?

— Тут надо смотреть, разбираться. Может быть и пойму. А что за язык?

— Древнедраконий. — Я хватаю с тумбочки «Баллады об истинной любви». — Сможешь перевести пару строчек?