Наглый. (не)верный. Истинный

Глава 4. Брамион

Я больше никогда не буду пить.

Обещаю себе это после каждой вечеринки, но сегодня последствия особенно паршивые. Начать хотя бы с того, что я ничего не помню. В голове всплывают смутные образы, непонятные разговоры… И боль в груди. Ужасное чувство, рядом с которым меркнет даже самое дикое похмелье. Как будто кто-то вонзил в меня нож и прокручивает, прокручивает…

Первая мысль — это сердечный удар. Но даже я не мог настолько упиться!

Бреду в ванную, морщась от каждого движения. В голове немного проясняется, и я наконец осознаю, что боль в груди не моя. Это Мадлен. «Что я натворил?» — мысль ударяет как молот.

Включаю холодную воду, подношу ладони к лицу. В зеркале отражается помятый, небритый тип с красными глазами. Хочу усмехнуться ему, но мешает новый виток боли. Что произошло с Мадлен? Ей так плохо, что на ум невольно приходит самое худшее: она что-нибудь себе повредила, пока меня не было рядом. Сломала руку? Ногу?

Праматерь, да что случилось?

Если кто-то причинил ей вред, я убью его. Голыми руками вырву сердце. Главное, чтобы моё собственное не остановилось, пока я выясняю, в чём дело.

Второе правило истинности: самые сильные эмоции Мадлен отражаются на мне. Вообще-то в истинной паре это должно работать в обе стороны, но Мадлен утверждает, что ничего такого не чувствует. Почему? Непонятно. Возможно, всё дело в том, что у неё почти магии. Сначала мне было немного обидно, но потом я решил, что это и к лучшему. Мадлен спокойная, а я часто выхожу из себя, и не хватало ещё, чтобы она страдала от моих вспышек гнева.

Я вытираю лицо полотенцем и возвращаюсь в спальню. Хочется упасть на кровать и проспать до вечера, но я не могу себе этого позволить. Потом посплю, когда найду Мадлен.

Выхожу из башни и иду из мужского крыла в женское, к её комнате. Стучу — никто не открывает.

— Проклятье.

Где она? Занятия ещё не начались. Я прислоняюсь к двери, пытаясь понять, где искать Мадлен. Но думать сложно — виски пульсируют, в горле пересохло так, будто я всю ночь закусывал гравием.

И только когда с дальнего конца коридора доносится её голос, мне становится легче. Всегда легче, когда рядом Мадлен.

Она идёт ко мне. Она цела, и всё хорошо… Не совсем. Какой-то грифон шагает рядом с ней, улыбаясь во все тридцать два, а Мадлен отвечает ему тем же.

Мои руки сжимаются в кулаки. Я знаю, что Мадлен моя, но это не даёт права всяким недоумкам к ней приближаться. Особенно когда она в этом платье — светлом, летящем и слишком коротком. Выглядит потрясающе, но любоваться позволено только мне.

Мадлен замирает, заметив меня. Её лицо покраснело от слёз.

— Кто это? — спрашиваю я, когда она подходит ближе, а грифон уходит, опустив глаза. — Что ему от тебя нужно?

— Это не твоё дело, — фыркает Мадлен.

Я ослышался? За весь год, что мы вместе, она даже голос на меня ни разу не повысила, а тут такое.

Мадлен вырывается, когда я пытаюсь её обнять.

— Что случилось? Тебя кто-то обидел?

— Что случилось, Брам? Ты ещё спрашиваешь, что случилось? — Она заглядывает мне в глаза и выглядит такой несчастной, что сердце сжимается от нового приступа боли. Моей на этот раз. Или нашей общей. — Я видела тебя с Лизель!

— Не понимаю… Где видела? Что за чушь?