Мадлен смеётся, и это волшебный, самый чарующий в мире звук. Момент слишком хрупкий, чтобы его разрушить, и поэтому я молчу о том, что слышал все мерзкие сплетни, вылетавшие из грязного рта Деверо.
Обо мне и Лайон. О Мадлен и грифоне. О Мадлен и… Доментиане? Последнее особенно дико. Кто это придумал? И зачем? Ответов нет, но слухи дошли даже до Рона, который всегда обо всём узнаёт последним.
Когда на днях я выполнял просьбу демона упомянуть среди друзей, что тот приударил за Боллинамор, эти самые друзья притихли и начали отводить глаза. Я посмотрел на каждого по очереди.
— В чём дело?
Ольгерд покраснел. Андреас побледнел. Рон поднял руки и сделал несколько глубоких вдохов.
— Брам, ты это… не кипятись, ладно? Просто говорят, что… ну-у…
— Да не тяни ты!
— Говорят, что препод из Хаоса ухаживает не за фейри, а за… М-мадлен.
— Что?!
Первым порывом было сорваться на Роне, затем найти Доментиана и что-нибудь ему сломать. Я будто снова очутился в подземелье, в том моменте, когда из-за каменной стены доносилось: «Нет, дракон, рогатый тут только ты. Я тебе говорил, что целовался с Мадлен?»
Неужели всё-таки правда?
Но я взял себя в руки. Не мог же я выпустить когти в столовой, у всех на виду. А если бы поддался гневу, то так бы и произошло.
Ценой невероятных внутренних усилий и слегка погнутой ложки я заставил себя улыбнуться, хотя это, должно быть, больше походило на оскал.
— И вы в это верите? Про демона и Мадлен?
Все разом замотали головами.
— Вот и славно. А Доментиан влюблён в Боллинамор, точно вам говорю. Втрескался по уши, жениться собрался.
— Демон? Жениться на фейри? — фыркнул Ольгерд. — Они же терпеть друг друга не могут.
— Любовь оказалась сильнее предрассудков.
И даже когда Лизель слишком громко прошептала, что Мадлен «подцепила демона», мне удалось усидеть на месте, хотя желание оттаскать сучку за волосы было нестерпимо велико. Но я уже успел всё обдумать. Зачем бы Доментиану Мадлен? Он же знает, что она — моя истинная. К тому же он связан сделкой с фейри, от которой зависит работа Граней, и разве стал бы он так глупо рисковать возможностью увидеть своё заветное «кое-что» ради того, чтобы отбить мою невесту?
Здесь что-то не так. Кто-то намеренно распускает эти слухи. И про меня с Лайон в том числе. Возможно, без Деверо не обошлось.
Мне бы хотелось обсудить всё это с Мадлен, узнать её мнение, но она так искренне и чисто смеётся над усами госпожи Тремейн, что все глупости отступают на второй план. Я просто закрываю глаза и молюсь, чтобы эти мгновения продлились подольше. А потом обещаю принести наброски к «Варкуле» как можно скорее и иду на факультет чёрной магии.
— Господин Доментиан, могу я вас отвлечь?
— Чего тебе?
— Хотел узнать, как продвигается работа над нашим общим делом, господин Доментиан. Есть успехи?
— Да, — кивает демон.
Это не может не радовать. Про сплетни о нём и Мадлен я решаю не уточнять. Вместо этого лучше подкинуть дровишек в костёр слухов про демона и фейри.
— И как же поживает наша общая знакомая, ваша прекрасная возлюбленная? — Я изображаю самый искренний интерес.
— Можешь прийти ко мне в какой-нибудь из вечеров. Посмотришь сам. Заодно придашь стимул нашей общей знакомой.
И я прихожу. Демон считает, что Грани создал некий фейри, который владел всем спектром магии, а не только её созидательной частью, как Лайон. Теперь нашей фейри нужно «овладеть разрушительной силой родной стихии», чтобы заставить артефакт работать. Кажется так. На самом деле я мало что понял кроме того, что Лайон должна стать сильнее и много тренироваться.
Надеюсь, всё получится как можно скорее. Судя по тому, как Лайон старается и следует инструкциям Доментиана, который лично взялся её обучать, есть шанс, что Грани покажут прошлое до Осеннего бала.
Наблюдать за фейри и демоном забавно. Я прихожу на их тренировки ещё несколько раз и не могу удержаться, чтобы не нарисовать их в своём блокноте, пока они не видят. Мало того, что их водовороты в воздухе, мерцающие руны и вспышки магии — это само по себе красиво, так ещё и эти двое… изводят друг друга колкостями. А между тем улыбки Доментиана мирные, даже тёплые. А взгляды Лайон, направленные на него, полны неподдельного интереса. И, готов поспорить, дело вовсе не в магических советах.
То, что их сделка выходит из-под контроля, становится очевидным, когда в один из дней я стучусь к Доментиану, но никто не открывает. Но с той стороны доносятся возмущённые голоса, и это означает, что сладкая парочка внутри. Я захожу сам и вижу, что гостиная окутана густым туманом, посреди которого стоят демон и фейри: он нависает, она дрожит, и непонятно, собираются они целоваться или свернуть друг другу шеи.
— Ого! — говорю я вместо приветствия. — Что здесь происходит?
Они хором орут:
— Не сейчас!
— Вы чего?
— Он постоянно меня оскорбляет! — кричит Лайон.
— Она вмешивается в мои занятия!
— Он невыносим!
— А она капризная и недалёкая!
— Хватит! — Я встаю между ними. — Установите перемирие и перестаньте друг друга задевать! Иначе до конца сделки кто-нибудь не доживёт. Включите мне эти проклятые Грани, а потом, так уж и быть, можете поубивать друг друга.
Доментиан не двигается. Лайон отворачивается и молчит.
— Ну же! — настаиваю я.
Не хватало ещё, чтобы работа прекратилась, потому что двое упрямцев в упор не видят, что нравятся друг другу.
— Хорошо, — бурчит Лайон.
Доментиан выдыхает.
— Ладно. Брам, а ты знаешь, что, во-первых, входить без разрешения нехорошо, а во-вторых, что посредниками между фейри и демонами в последней войне были драконы? В тебе говорит память предков?
— Во-первых, я стучал, ты не отозвался. Во-вторых, во мне говорит не память предков, а нестерпимое желание доказать Мадлен, что я ей не изменял!
Они мирятся и начинают тренировку. Доментиан, «в знак доброй воли», показывает Лайон, как устранить брешь в магической защите, и эту сцену тоже стоит зарисовать. Туман, который они напустили, ещё не успел рассеяться и мягко окутывает их, когда Доментиан встаёт позади Лайон и осторожно берёт её за руку. Глаза фейри широко распахиваются, она вздрагивает и опускает ресницы, стараясь не выдать смущение.
— Ах, пощадите, — не выдерживаю я. — Это слишком мило! Вы каждый вечер так проводите, в объятиях? Завидую.
— Какие ещё объятия, Брамион! — Вся красная, Лайон отпрыгивает от демона. — У тебя слишком богатое воображение. И время позднее... И я устала... В общем... мне пора!
Налюбовавшись на Доментиана и Лайон, я окончательно убеждаюсь, что слухи про него и Мадлен — плод чьей-то больной фантазии, не более.
Я приношу фоны для пьесы, когда сроки их сдачи почти истекают вместе с терпением Мадлен. Она встречает меня на пороге, одетая в простое бирюзовое платье, с волосами, собранными в высокий небрежный пучок. Две прядки выбиваются и тёмными змейками обрамляют лицо.
— Ты такая красивая.
Мадлен смущается. Но улыбается. Видно, что пытается сдержаться, но уголки её губ предательски ползут наверх.
— Ты чего-то хотел?
— Да, тебя.
— Брам!
— Уговорила. Сначала посмотри эскизы.
Мы идём вглубь комнаты, и я с радостью замечаю, что Мадлен оставляет мои цветы. Они стоят на тумбочке и у кровати аккуратными рядами. Значит, её гнев постепенно стихает.
Кроме нас никого нет, и это тоже радует. Было бы неплохо увидеться и с Лейсой, но это подождёт.
Мадлен раскладывает на столе рисунки и удивлённо вздыхает.
— Ох, Брам, как красиво! Но витражей так много, ты уверен, что у вампиров есть целые витражные комнаты?
— Ну, у одного точно есть. Но это не важно. Какая разница, как они там на самом деле живут? В этой локации будет ключевая сцена Варкулы и Люсильды, и я подумал… — Я подхожу ближе. — Мы же можем заставить витражи сиять. Свет будет падать на Люсильду со всех сторон. А Варкула пусть ходит среди теней, пока она читает монолог.
— Главное, чтобы сияние не затмило саму актрису.
— Не затмит. Посмотри. — Я показываю на рисунки стёкол. — Здесь нет тёплых оттенков, все холодные. В остальных фонах тоже почти нет ни красного, ни жёлтого, а там, где есть, мы уберём. И если Лейса согласится, можно сделать так, чтобы за весь спектакль только главная актриса носила красное. Пусть в сцене в витражной наденет платье попышнее, и тогда…
— Люсильда станет самым ярким пятном! Как капля крови, которая притягивает Варкулу.
— Именно. Она будет особенной. Для него.
— И для ван Эльсинга. Чудесная идея, Брам! — Мадлен поворачивается и кладёт руки мне на грудь. Порыв, которого она, кажется, даже не замечает. — Уверена, Лейса одобрит, а леди Мартин будет в восторге.
— Рад, что тебе понравилось.
Она так близко, что мне ничего не стоит прижаться к её губам. Но это может её спугнуть. Вместо этого я осторожно накрываю её руку своей, но тут же жалею об этом. Мадлен отступает на шаг и нервно заправляет одну прядку за ухо.
— Брам… если это всё, то тебе лучше…
— Уйти?
Она кивает. А мне так хочется остаться и засыпать её вопросами. Откуда она знает про кольцо? Не подходил ли к ней Леон? Как она относится к слухам о себе и демоне? Выбрала ли платье на бал? И почему, проклятье, она продолжает верить не мне, а Лизель?
Но если я открою рот, мы снова начнём ругаться. В попытке сделать лучше я опять всё испорчу. Поэтому, чтобы не разрушить хрупкое перемирие, я молча собираю листы и ухожу.