Наглый. (не)верный. Истинный

Глава 33. Мадлен

Госпожу Галгалею провожали в последний путь на лесной опушке неподалёку от Академии. Погода стояла чудесная: солнце светило ярко, осенний ветерок гонял по небу перистые облака. Студенты и преподаватели пришли во всевозможных оттенках голубого, и все вместе мы были похожи на огромное озеро.

Как дочь хоть и обедневшего, но всё-таки барона, я заняла место во втором ряду. Можно было разглядеть и гроб, и кафедру с подножкой, на которую забрался безутешный вдовец Урлах-Тор. Его помощники стояли рядом — все как один с измученными лицами. Для торжественной речи ректор подготовил аж три листа.

— Дорогие друзья! Мы собрались здесь по грустному поводу…

Рядом с мёртвой Галгалеей выставили самых высокородных студентов СУМРАКа. Вампир Эдгар смотрелся надменно и самодовольно, как обычно. Элиан Алассар крутился во все стороны, не в силах стоять на месте. И только Лайон Боллинамор — фейри воды и подружка Рудио — действительно выглядела скорбящей. Хоть кто-то не утратил остатки приличий и смог сохранить лицо.

Всю церемонию меня мучал вопрос: а где же Брам? Если Элиана, сына герцога, пригласили, то и его должны были. Но на похороны он так и не явился. Может, заболел?

Но это не моё дело. Не моя проблема. Даже и к лучшему, что Брам не пришёл — не увидел, что я всё-таки надела кольцо с сапфировой бабочкой, которое он мне подарил.

Когда Брам набросился на Леона, я хотела выкинуть кольцо в окно, но рука не поднялась — оно такое красивое! И к платью подошло идеально. Сначала мне показалось, что оно будет великовато, но стоило надеть на указательный палец, и украшение село ровно по размеру, словно именно для меня и создавалось.

— Безвременная потеря, обрушившаяся на нас… — продолжал бубнить Урлах-Тор, а потом… потом начался балаган.

Рядом с гробом пробежала чёрная кошка, и какой-то умник пустил в воздух разноцветные мыльные пузыри. Студентка-иномирянка почему-то оказалась голой… Бесстыдство!

Я махнула на всё это рукой и ушла. Вряд ли кто-то заметил моё отсутствие. У меня были дела поважнее, чем изображать траур там, где это никому не нужно. Я прогулялась до Ионеля и заглянула на местный почтамт — прелестное здание со старинной башенкой, где семейная пара магов-бытовиков держит почтовых гарпий. Отправила отцу письмо с просьбой связать меня с каким-нибудь лингвистом, который поможет перевести древнедраконий текст до конца.

О том, что мы с Брамом расстались, решила отцу пока не говорить. Сообщу неприятную весть, когда окончательно уверюсь, что истинность была ложью.

После почтамта я бродила по городу целый день — гуляла по набережной, кормила чаек. Затем прошлась по главной торговой улице, чтобы поглазеть на платья, которые никогда не смогу купить. А вечером наведалась в чайную «Амарантус» и потратила приличную сумму на коробку пирожных «Звездопад». Непростительное транжирство, но дни выдались настолько ужасными, что мне необходимо как-то себя порадовать.

Когда до отбоя остаётся примерно час, я возвращаюсь в Академию и захожу к себе в комнату. С облегчением понимаю, что Лизель ещё нет. Или уже нет? Неважно. Главное, что не придётся снова неловко молчать.

В комнате только Лейса. Я ставлю пирожные на тумбочку и киваю соседке.

— Угощайся.

Её не нужно просить дважды. Она подлетает к коробке и хватает лакомство, посыпая пол мерцающей крошкой.

— Спасибо! Кстати, зря ты так рано ушла с похорон. Всё веселье пропустила! Говорят, что там Галка воскресла.

— Что?!

— Ага. Восстала из мёртвых и принялась верещать совсем как при жизни. Конечно, я сама не видела, но мне рассказали…

Лейса не успевает договорить. Из коридора слышатся стремительные шаги, дверь с грохотом распахивается, и на пороге стоит Лизель — такой взбешенной я давненько её не видела.

Она бросает на кровать пару книжек в тёмных переплётах, названия которых указывают на чёрную магию. Неужто она оставила попытки сблизиться с Ольгердом и переключилась на Андреаса? Помнится, в прошлом году ей приглянулся Виан, и мы на месяц погрузились в ментальную магию.

Глаза Лизель сверкают яростью, когда она вплотную подходит ко мне и шипит:

— Это твоих рук дело?

— О чём ты?

— Не прикидывайся, Мадлен! Меня переселяют в другую комнату! Буду жить с огромной страшенной оркиней! Камнегрыз с чего-то решил, что у меня аллергия на краски, и я задыхаюсь от соседства с тобой. Это ты его надоумила, да? Отомстить решила?

— Ничего подобного! Я вообще с комендантом с этом году разговаривала.

Лизель буравит меня взглядом. Затем фыркает и начинает собирать вещи. Нарочито громко хлопает дверцами, выдвигает и задвигает ящики с такой силой, что сотрясаются стены, а потом и вовсе лезет под кровать, чтобы достать… чёрную кошку!

— Пойдём, Эванетта, нам здесь не рады.

— Так вот откуда было рычание, — бормочет Лейса.

Эванетта очень похожа на Бернетту, только с глазами не медными, а бледно-жёлтыми. Но остальное один в один: и гладкая шёрстка, и ошейник с серебристым медальоном.

— Лизель, — осторожно спрашиваю я, — а где ты нашла эту кошку?

— Тебе какая разница? Сдашь меня Камнегрызу? Так давай лучше сразу к ректору, чего уж там!

— Я не собираюсь ничего рассказывать. Просто есть вероятность, что это кошка дроу, и если он придёт за ней…

— Пусть попробует! — Лизель гордо вздёргивает подбородок. — Эванетта теперь моя, а дроу могу только сочувствовать. Пусть лучше за животными следит.

— Но он может забрать тебя в рабство!

— Больше слушай сказочки, Мадлен. В отличие от тебя я не боюсь ни дроу, ни демонов, ни орков. — Она звучно фыркает. — Это ты без своего недобитого ящера и шагу не можешь ступить. А я в состоянии за себя постоять.

Во мне против воли вспыхивает возмущение. «Недобитый ящер» — это она про Брама? Он, разумеется, тот ещё негодяй, но я бы предпочла сама награждать его такими эпитетами. Помощь Лизель не нужна.

— Удачи на новом месте. — Я кошусь на сумки с вещами, намекая, что пора бы подруге идти.

Лизель прижимает к себе Эванетту, сужает глаза и делает ко мне шаг.

— А хочешь знать, что на самом деле было между нами в ту ночь?

От ужаса у меня холодеют руки.

— Это лишнее.

— Твой драгоценный Брам так упился, что не даже понимал, кто под ним лежит. Всё называл меня твоим именем: «Ох, Мадлен, ах, Мадлен, моя красавица!». А когда я…

— Хватит, Лизель, — твёрдо говорит Лейса. Она встаёт между нами, и я безмерно ей благодарна, потому что сама не в силах вымолвить и слова. — Тебе лучше уйти. А то я сама сдам Камнегрызу твою нелегальную кошку.

Лизель кидает на неё недобрый взгляд, но больше ничего не говорит. С кошкой в одной руке и сумками в другой она уходит, напоследок хорошенько хлопнув дверью. А я опять погружаюсь в слёзы.