Девять месяцев назад, Академия СУМРАК
Когда я говорила, что умру от зависти к личной мастерской Брама, то нисколько не преувеличивала. Я и правда едва не теряла сознание всякий раз, когда оказывалась там. Дух захватывало от белой зависти и чистого восторга, настолько там оказалось хорошо, светло и удобно.
Широкий дубовый стол у окна был завален всем необходимым: тюбиками, альбомами и баночками с растворителем. Рядом стояли несколько блестящих лакированных шкафов с множеством ящиков, каждый из которых хранил редкие пигменты, лучшие кристаллы и дорогие зачарованные кисти — раньше мне такое могло присниться только в самом прекрасном сне.
Но Брам относился ко всему этому как к чему-то само собой разумеющемуся. Словно и личная мастерская, и дорогие инструменты, и проживание в личных комнатах — это сущий пустяк, ничего не значит.
Я старалась не рассматривать каждый дорогой предмет слишком пристально, чтобы не выглядеть совсем уж нищей деревенщиной. И не могла перестать себя спрашивать: зачем я нужна Браму? Ведь он мог бы легко найти кого-то под стать себе…
Истинная. Я его истинная. Он любит меня. Я старалась чаще себе об этом напоминать.
И всё же, хотя он и утверждал, что мастерская общая, я всё время чувствовала себя гостьей. Особенно в первые месяцы. Возможно, именно поэтому в то утро у меня ничего не получалось. Может быть, если бы я пошла в общую мастерскую, всё было бы иначе?
Как бы то ни было, пейзаж на холсте никак не хотел оживать. Трава оставалась неподвижной и больше походила на заплесневелый болотный мох, чем на поляну вокруг развалин замка (за целый замок я браться не стала, чтобы ещё больше не усложнять себе работу).
Я вздохнула. Сделала шаг назад и стиснула зубы. Сдавать пейзаж нужно было уже через неделю, а у меня получалась такая отборная чушь…
— Мадлен, что случилось? — спросил Брам, не отрывая глаз от акварельного этюда. Он склонился над столом, и непослушные пряди падали на сосредоточенное лицо.
Я махнула кистью на холст. Руки слегка дрожали от разочарования собой.
— Не получается. Всё как-то… не так. Не понимаю, как меня вообще приняли в Академию, да ещё и на бесплатное. Я даже с цветом не могу справиться.
Брам выпрямился и, обогнув стол, подошёл ко мне, слегка задев плечом. Я вздрогнула, но он не обратил внимания. Его пристальный взгляд скользнул по моей работе, и лёгкая улыбка тронула губы.
Брам взял мою руку и снова направил кисть к холсту. Его прикосновение было лёгким, но таким горячим…
— Нужно добавить света, — мягко сказал он, делая несколько новых мазков. — А чтобы этого добиться, нам нужны тени. Посмотри. Мой учитель всегда говорил, что их не надо бояться. Правильные тени не убивают, а оживляют цвета.
Он встал позади меня и продолжил объяснять технику, которую перенял у частного учителя (разумеется, у Брама он был), направляя мою руку, но я почти не слушала. Его слова касались моих волос и обжигали ухо. Аромат его парфюма, терпкий и пряный, смешивался с запахом красок и захватывал моё сознание, будоражил воображение.
Его рука не отпускала мою, и в какой-то момент все мысли исчезли. Неудачный пейзаж отошёл на второй план, а потом и вовсе забылся. Остался только Брам. Его тепло, его близость. Я повернулась к нему, прерывисто дыша, охваченная безумным волнением, и подняла глаза. Наши взгляды встретились.
Брам замолчал на мгновение, и в его глазах зажёгся волшебный свет, который делал их яркими, что приходилось щуриться. Чудесный оттенок. Самый красивый из всех, и точно такой, который мне нужен.
— Мадлен… — начал Брам, но я уже привстала на цыпочки и потянулась к его губам, немного жёстким, но неизменно нежным и всегда готовым принять поцелуй.
Так и в этот раз, Брам с жадностью ответил на мой порыв. Поцелуй захватил нас, стал глубже, и руки Брама скользили по моей спине. Они то и дело опускались ниже, поглаживая бёдра и заставляя мои колени дрожать.
Кисточка упала на пол, но мне было всё равно. Я обнимала Брама за шею, а освободившуюся руку запустила в его волосы. Мир исчез, сократившись лишь до его губ, его запаха, его прикосновений.
Мы оторвались друг от друга, дыхание сбилось, тело горело от разлившегося жара. Брам резко притянул меня ближе, его веки отяжелели. Он снова наклонился ко мне, и я почувствовала, как нарастает его желание, раскаляя воздух. Его движения становились всё более настойчивыми, объятия — крепкими.
Брам потянул меня в сторону, мы задели холст, и работа с грохотом упала с мольберта. Всё равно, мне было всё равно...
Брам прижал меня к стене, приподняв, мои ноги едва касались пола. Один приглушённый стон, и его губы оставили след на моей шее, вызывая мурашки по коже. Я понимала, чего он хочет, и сама хотела того же, но… не сейчас. Не так. И в этот момент мне стало страшно.
Внезапно в голове прозвучали слова Лизель: «Как только он уложит тебя в койку, от вашей “истинности” ничего не останется!».
Я пыталась отогнать эти мысли. Не хотела верить — не хотела! — что она была права, но сомнения всё равно закрадывались в душу, и я… выставила руки вперёд, вынуждая Брама остановиться.
Его глаза расширились от удивления. Я видела, как он жаждет большего, чем просто поцелуй. Его желание было почти осязаемым, окутывало меня, как горячий поток.
— Брам… — прошептала я, цепляясь за его рубашку. Мой голос дрожал. — Я… извини, я не готова.
Его руки остановились. Через мгновение Брам отступил на шаг, потом ещё на один, и отвернулся. Но я успела заметить разочарование и понимание на его лице.
— Это ты прости. Не хотел… тебя пугать.
Я тряхнула головой. Была уверена, что он не хотел, и мне не нужно было оправдание, но…
Брам быстро подошёл к холсту, лежавшему на полу, и начал устанавливать его обратно на мольберт. Затем поднял упавшую кисть, которая оставила на паркете зелёное пятнышко краски.
Он суетился и делал всё возможное, чтобы на меня не смотреть. И мне стало так горько, что захотелось расплакаться.
— Брам? Ты обиделся?
Мне показалось, что да. Я ведь сама его поцеловала, дала повод, надежду на большее, а потом оттолкнула. Любой парень бы обиделся. Наверное. Не то чтобы я слишком разбиралась в парнях…
— Нет, конечно нет, — ответил Брам.
Он остановился, провёл рукой по лицу и нервно усмехнулся. И всё ещё не смотрел на меня.
— Просто мне нужно отвлечься сейчас. Подумать о чём-то, кроме… тебя. Мы вместе уже четыре месяца, и иногда, понимаешь, ну… мне сложно сдерживаться. — Он поморщился и покачал головой. — Извини, опять несу чушь. Не бери в голову, это мои проблемы.
— Наверное, мне лучше уйти.
Я направилась к двери, ведущей в гостиную, и тут Брам наконец взглянул меня. Его глаза наполнились испугом.
— Подожди! Останься. — Он схватил меня за плечо и притянул к себе, а затем заговорил так быстро, будто боялся, что я исчезну в воздухе. — Тебе же нужно закончить картину! Мы ещё не до конца разобрались с тенями, я тебе расскажу, то есть покажу, как меня учил мистер…
— Но ты же сам сказал, тебе сложно сдерживаться. Я буду тебе мешать…
— Нет! Не будешь! Забудь, что я сказал. — Он взял моё лицо в ладони и оставил на щеке горячий поцелуй. — Вот, смотри. Могу просто целовать тебя. — Ещё один поцелуй, в другую щёку. — Я держу себя в руках, Мадлен. Клянусь. Ничего больше, пока ты сама не захочешь. Не уходи, пожалуйста. Не бойся меня.
Я не боялась. И, пока Брам продолжал говорить, покрывая моё лицо поцелуями, меня наполнило чувство невыразимой нежности, от которого в груди стало тесно. Я едва могла дышать.
Брам остановился, его большой палец нежно поглаживал мою скулу, а лицо просияло. Он прикрыл глаза и улыбнулся счастливой мальчишеской улыбкой.
— Брам? Ты… чего?
— Ты любишь меня.
Это не было вопросом, но я всё равно кивнула. И удивлённо нахмурилась.
— Я чувствую, — прошептал Брам. — И раньше ощущал твою радость, но это… такое впервые. Это твоя любовь.
Он взял мою руку и приложил к своей груди, словно хотел, чтобы я тоже почувствовала. И почему я никогда не ощущала его эмоции? Это всегда заставляло меня переживать и грустить. Дело точно было во мне.
— А на что это похоже? — спросила я тихо.
— Сложно описать. Это… тепло и нежно. Ты как будто обнимаешь моё сердце.