Вот и я стала прогульщицей. Пропускаю занятия второй день подряд! Мои шансы на лучшую жизнь стремительно тают, а всё из-за одного любвеобильного дракона, который не умеет держать вожделение в штанах.
Впрочем, я сама виновата. Не надо было верить во всю эту чепуху про истинность. Я могу разве что оправдаться тем, что Брам был настойчив, а сама идея оказаться избранной звучала крайне заманчиво. Видимо, его измена — расплата за моё тщеславие.
Но самое обидное, что Браму всё равно. Он просто пойдёт дальше, ему-то что? Если не я, то найдётся другая дурочка, которая поверит в его сказки.
А ведь Лизель предупреждала, что Брам меня использует… Но я не должна жалеть о том, что между нами было. Мама говорила как-то раз, что сожаление — это тёмная комната без окон и дверей, и если попадёшь туда однажды, уже не сможешь выбраться. Чем дольше остаёшься внутри, тем гуще становятся тени, преграждая путь к свету. Поэтому я не должна жалеть. Но мне нужно оставить всё позади. Улыбку Брама и тепло его рук, его нежный шёпот и дыхание на моей шее… Все наши воспоминания.
Наивная, глупая Мадлен.
Не представляю, как мне дальше учиться в СУМРАКе. Утром у меня даже не хватило духу подойти к аудитории, где мог оказаться Брам. Мои колени дрожали, ладони потели, и в итоге я сама не заметила, как отбежала подальше — настолько далеко, что оказалась в саду живых скульптур.
Вчера я провела здесь весь вечер, сегодня — целый день. Даже на обед не ходила, всё равно кусок в горло не лезет. Но уже скоро я соберусь с силами и перестану прогуливать. Обязательно. Я даю себе в этом слово, сидя на маленькой скамейке под тутовым деревом и разглядывая мраморных драконьих полубогов.
— Неплохо! — раздаётся рядом знакомый голос. — В этот раз ты не плачешь. Но всё ещё грустишь! Надеюсь, у меня получится это исправить.
Я оборачиваюсь и не могу сдержать улыбку.
— Леон!
— Ты запомнила моё имя? Это очень приятно. — Он кивает в сторону скамейки. — Можно присесть? Если ты не против моей компании.
— Конечно! Присаживайся.
Леон садится достаточно близко, но не настолько, чтобы я чувствовала себя неловко.
— А у художников занятия уже закончились? — интересуется он.
— Я… эм… видишь ли…
Я пытаюсь придумать благовидную причину, по которой сижу в саду, а не на лекциях. И это так сложно! И как только Брам умудрялся обманывать меня целый год? О, он действительно талантлив.
— Нас вот отпустили пораньше, — говорит Леон, избавляя меня от необходимости выкручиваться. — И я решил посмотреть на местные скульптуры. Оценить, так сказать, фронт работ и уровень своих предшественников.
— И как тебе?
Леон медлит, словно размышляя о чём-то.
— Могу я говорить откровенно?
— Да, конечно.
— Не пойми неправильно, просто, насколько я знаю, ты невеста одного из драконов…
— Больше нет! — Это звучит так резко, что Леон вздрагивает. — Прости. Но это устаревшие данные. Я никому не невеста, и уж тем более тому дракону.
— Тогда, надеюсь, ты не обидишься, если я скажу начистоту. Я думаю, скульптуры в этом саду слишком… сильно прославляют драконов. Это неправильно для Академии, где все должны быть едины и равны.
Я хмурюсь, окидывая взглядом сад.
— Никогда об этом не задумывалась…
— Сама посуди, Мадлен! — Леон указывает на скульптуры. — Вот там Салайс, драконий полубог, а рядом его женушка Эвалина. Жрицы-драконицы, Драконья Праматерь, драконьи короли… А что насчёт людей? Вампиров? Фейри? Или взять хотя бы нас, грифонов? У нас ведь были и свои герои.
— Но тут где-то была грифонья принцесса Дивора…
Леон усмехается.
— Только потому, что она влюбилась в дракона?
— И Теофраст Эресский! Он был человеком, из Сагнея, отцом ботаники. Я это помню, потому что знакомая рассказывала…
— Единственный такой на весь сад?
Не понимаю, к чему он клонит. Точнее, часть меня уже уловила суть, и мне это не нравится.
С тех пор как драконы запретили себе летать, подобные разговоры возникают то там, то тут, и разные голоса выражают одну и ту же мысль: действительно ли драконы так сильны, как мы думаем? Почему и люди, и грифоны, и все, кто живёт в Камберской империи, должны подчиняться им?
Но, во-первых, мы не в империи — СУМРАК находится на нейтральной территории. А во-вторых, мне всё это чуждо. Я ничего не смыслю в политике, но что-то мне подсказывает, что от таких разговоров всего два шага до новой гражданской войны. А моё маленькое маркграфство только-только начало восстанавливаться от прошлой. И я хочу, чтобы в Сьор-Брулони всегда царил мир.
Нет уж, пусть лучше в саду скульптур будет больше драконов, зато у нас дома — спокойно. К тому же я уверена, что если Леон предложит ректору добавить разнообразия в сад скульптур, тот поддержит идею. Никто ведь не запрещает другим расам прославлять своих героев, верно? Почему бы, например, не сделать фонтан в виде гнома?
Я хихикаю, представляя это. Кажется, из-за нервов мои мысли скатываются в абсурд. И вообще, чего я так разволновалась? Леон не сказал ничего такого, он просто скульптор, он так видит…
Я поднимаю на него глаза, пытаясь придумать, как перевести разговор в более приятное русло. Но то, что я вижу за его спиной, почти заставляет меня упасть в обморок.
— Не может быть…
Из-за плеч Леона струится туман. Волшебный. Мерцающее облако, жутко похожее на то, что было у нас с Брамом при первой встрече, но другого цвета — золотисто-охристого.
— Мадлен? — спрашивает Леон, обеспокоенно глядя на меня. — Что случилось?
Я не могу ответить. Я даже не могу дышать. В голове только два вопроса: неужели я всё-таки сошла с ума и когда же эти проклятые «туманы истинности» оставят меня в покое, чем бы они на самом деле ни были?
Леон оглядывается и тоже это видит. Переводит удивлённый взгляд на меня и пытается что-то сказать, но это бесполезно. Потому что я вскакиваю и бегу в сторону Академии.