Три месяца назад, поместье Файхолл, Камберская империя
Небо не менялось уже неделю — оставалось таким же неистово-синим, как в день, когда мы с Мадлен приехали. Но облака меняли форму, превращаясь то в крючконосых ведьм, то в руины старинных замков, и я наблюдал за ними, лёжа под цветущей яблоней. Заложив руки за голову, я подставил лицо солнцу и наслаждался теплом июньского ветерка.
В детстве, когда Себ ещё не успел стать засранцем, мы любили лежать так вместе. Воображали, что император вот-вот отменит запрет на полёты, и мы сможем помчаться к этим самым облакам, чтобы слопать их, как сахарную вату.
По траве зашуршали шаги. Я лениво повернул голову, чтобы увидеть белые атласные туфли и подол девичьих юбок. Их ярко-лимонный цвет безошибочно указывал на владелицу.
— Что, Лайни оставили за старшую?
Вместо ответа в меня полетел шипастый грязно-зелёный шар. Я рассмеялся и успел перекатиться на бок прежде, чем снаряд рассыпался на сотню коричневых искр.
— Если хочешь меня убить, старайся лучше, — посоветовал я сестре . — Только учти, тогда ты станешь самой младшей .
— Справлюсь как-нибудь! Зато ты наконец перестанешь сокращать моё имя.
Её пунктик насчёт имени всегда вводил меня в ступор. Ладно ещё на всяких приёмах, но дома-то зачем церемониться? Но Элайну сложно в чём-либо переубедить, проще мёртвого поднять из могилы. Если сестре чего-то хочется, она будет долбить тебя этим, пока не сведёт с ума. И даже если указать на абсурдность требований, она продолжит твердить, что права, права, права…
Я сел и стряхнул с затылка остатки травинок.
— А отец знает, что ты развлекаешься «Болотными звёздами»?
Элайна наградила меня удивлённым взглядом и уселась рядом, не заботясь о сохранности платья. У неё их много. Как разного вида кинжалов. Её комнаты всегда были странной смесью ателье с оружейной.
— Нет, отец не знает, — ответила она, откинув за спину густые тёмно-каштановые локоны, которые носила распущенными. — А если и узнает, что с того? Это всего лишь заклинание, не более.
— Боевое заклинание демонов, ты хотела сказать. Вряд ли отцу понравится, что его принцесса использует магию пекла.
— Какой ты умный в своей Академии стал, Брамми! — поморщилась сестрица. — У вас все художники разбираются в боевой магии? Или ты специально прослушал курс, чтобы меня бесить?
— Я не разбираюсь. Просто видел тренировки приятелей, они рассказали, что и как называется.
О том, что «болотная звезда» Элайны больше походила на тусклый фонарь у сточной канавы, я решил милостиво умолчать.
— Поступала бы к нам, — сказал я вместо этого. — В СУМРАКе на боевой факультет принимают девушек.
— Ты же знаешь, маму это расстроит. Мне и без того хватает её причитаний.
— Кстати, а ты почему не с ней?
Утром из Файхолла в Идригас выехала процессия, состоящая почти из всех женщин нашей семьи: матушки, бабушки, двух кузин, тётушек Памэлы и Мирабель. И Мадлен, конечно же. Ради неё всё и затевалось. Мама решила отвести мою красавицу к лучшим модисткам и основательно обновить ей гардероб.
Элайна пожала плечами, глядя куда-то в сторону.
— Просто не захотела ехать.
— Врёшь. Ни за что не поверю, что ты отказалась от нового платья.
Она промолчала, но я не стал отступать.
— Это из-за Мадлен, правда ведь?
Сестра быстро сорвала травинку и принялась крутить её между пальцами.
— Нет, с чего ты взял?
— М-м, с того, что у меня есть глаза? Я вижу, что она тебе не нравится.
— Неправда!
— Вчера за ужином ты так на неё пялилась, что чуть не прожгла дыру.
И не только за вчера, и не только за ужином. Элайна смущала Мадлен своими взглядами с того момента, как мы преступили порог поместья. И это неприятно меня удивило. Особенно если учесть, что Мадлен понравилась вообще всем. Отец сказал, что Боги сделали отличный выбор, послав мне такую истинную, и матушка с ним согласилась. Элдер и Джас — старшие из моих братьев — соревновались в учтивости, и даже Себ поубавил ехидства. Только сестра казалась задумчивой и неприветливой. Недовольной.
— Я так смотрела не поэтому, — сказала она наконец. — Не потому, что Мадлен мне не нравится. Просто… я всё пытаюсь понять, что в ней такого особенного.
— Пф-ф! — Я отмахнулся и сел поудобнее, прислонившись к яблоне спиной. — Серьёзно, Лайни? Вот уж не думал, что ты будешь страдать такой ерундой.
Она повернулась, грозно сверкнула глазами и шлёпнула меня по плечу.
— Болван! Прекрати называть меня Лайни.
— А ты прекрати ревновать.
— Брам! Уйми своё самомнение! Я не ревную. Всего лишь хочу понять, почему именно Мадлен стала истинной дракона. Тебе самому разве не интересно, за что Боги её выбрали?
— Я её выбрал, а не Боги.
— И всё? Вот так просто? Если истинность — такое плёвое дело, то почему её не было двести лет?
— Мне-то почём знать? Может, у Богов что-то сломалось, и они двести лет починить не могли. А сейчас справились, и как начнётся: тут истинная пара, там истинная пара. Толпа истинных пар! Тебя наверняка поджидает истинный-орк, вот увидишь.
Элайна закатила глаза как можно сильнее, постаралась от души.
— Брам, я серьёзно. Должна быть причина, по которой истинность свалилась именно на вас.
— Как только узнаешь её, обязательно сообщи мне.
Этот разговор нравился мне всё меньше. Настроение ухудшалось, и облака не помогали. А всё потому, что я и правда задавался теми вопросами, которые Элайна так лихо произнесла вслух.
Почему именно мы? Нет, не так: почему именно я? Я всего лишь младший сын герцога, который лучше всего умеет доставлять хлопоты. Мадлен заслуживает кого-то получше. Гораздо лучше меня. Но если долго размышлять об этом, становится худо. Страшно, что она и сама скоро это поймёт.
— А как это было? — спросила сестра после долгого молчания.
— Что именно?
— Истинность. Как ты понял, что это она?
— Ну-у… Всё произошло ровно так, как писал Маркион. Первая встреча. Взгляд. Туман. Любовь.
— В таком порядке? Не наоборот?
Я нахмурился, не совсем понимая, что Элайна имеет в виду. Наверное, недоумение отразилось на моём лице слишком явно, потому что сестра уточнила:
— Сначала туман, а потом любовь? Ты влюбился в Мадлен уже после того, как понял, что она твоя истинная?
Я усмехнулся и провёл рукой по лицу. Вопрос показался одновременно важным и до смешного нелепым.
— Элайна, я… понятия не имею, пришла любовь до или после тумана. Возможно, одновременно. Я тогда вообще ни о чём таком не думал.
Потому что когда Мадлен на меня посмотрела, мыслей никаких не осталось. Я только и видел, что прекрасный оттенок её глаз. Серый, настолько насыщенный, что вряд ли получится смешать краски, чтобы правильно передать их цвет.
— А ты влюбился бы в неё, даже если бы истинности не было?
— Конечно!
Разве можно иначе? Мадлен стояла там — такая красивая! — и так восторженно разглядывала потолок, что не оставила мне шансов. Клянусь, я видал потолки и получше, и если бы она сказала, что хочет взглянуть на каждый, я бы кинулся исполнять, не раздумывая.
— А раз ты так её любишь, Брамми, то скажи-ка мне вот что…
Голос Элайны переменился. Стал слишком сладким и чересчур вкрадчивым. Этот тон у них с Себом общий, недаром двойняшки. И они прибегают к нему, когда замышляют пакость.
— … как по-твоему, любовь предполагает доверие? — продолжила сестра.
Я удивлённо моргнул.
— Естественно.
— Тогда почему Мадлен не знает, что истинность можно разорвать? Ты не сказал ей правду?