Тени тянутся из прошлого

Глава 58

Управу стражей мира нэси покинул за пару долей до наступления осени.

Солнце основательно сползло к горизонту, и на улицах сделалось не так одуряюще жарко. Теперь даже веял время от времени освежающий ветерок, намекая на скорое наступление прохлады. Чуть больше двух третей суток — и солнце коснется горизонта. А потом и вовсе закатится за него, чтобы на несколько долей наступили сумерки. Впрочем, темноты первая осенняя ночь не принесет: это будет лишь краткое потемнение перед новым восходом. Однако каждая из последующих четырех ночей будет длиннее и холоднее предыдущей. А последний короткий рассвет, когда солнце не поднимется даже до середины пути от горизонта к зениту, быстро закончится, перейдя в долгую и вьюжную зимнюю ночь.

Впрочем, до этого далеко.

Охитека с сожалением уселся в салон флайера с эмблемой своей корпорации на борту. Не дело — стоять на крыльце управы, всем видом показывая, что только что покинул камеру. Лучше потом выбрать время и выехать из города.

Правда, пару-тройку долей придется посвятить делам. Как минимум, чтобы представлять, как они идут.

Он подавил желание приказать водителю развернуть флайер к полигону. Сначала нужно показаться дома, Вэл не поймет. Да и Алита — тоже.

То-то будет смешно, если ни одной из них не окажется!

*** ***

— А куда мы едем?! — вскинулась Алита, наклонившись вперед и вглядываясь напряженно в дорогу впереди.

— Как куда? В Окху, — невозмутимо отозвался Охитека.

Он решил-таки вырваться из душного запыленного Уру, пока осень не вступила окончательно в свои права, и солнце не покатилось неотвратимо к горизонту. Трех с небольшим долей суток хватило ему, чтоб войти в курс текущих дел. Правда, единственное, что он сделал — переложил всё на руководителей отделов. Пребывание в камере вымотало хуже самой напряженной работы. Даже Алиту уговорил составить ему компанию. Вот и подошел момент истины.

— Но я не хотела в Окху! — возмутилась девочка.

— Ты не хотела в Окху, но попросила поехать туда? — переспросил он, делая вид, что не понимает.

— Да, попросила! Но я не понимаю. Почему я не вижу дорогу впереди?!

Именно этого момента он и опасался. Знал, что так будет.

— Потому что та дорога — там опасно, — он решил не делать больше вид, что не понимает. Алита заслужила правду. — Эту дорогу никто никогда больше не увидит и не поедет по ней. Помнишь, тебя кошмары мучили? Виной всему те поездки. Туда.

— Это, — губы малышки задрожали. — Это ты, да? Ты это сделал?

— Что — дорогу убрал? — изумился Охитека. — Дочь, мне это не под силу, — он покачал головой. — Нет, не я.

И похолодел, увидев полный ненависти взгляд. Кажется, не так давно что-то подобное было. Медузы! Он и не обращал внимания, как дочка похожа на жену.

— Ты, — процедила Алита сквозь зубы. — Точно ты, больше некому!

Охитека тяжело вздохнул. Не злиться ведь на ребенка! Тем более, что косвенно он приложил к этому руку: если бы не его поездки к зданию бывшей фабрики, Токэла знать не знал бы об этом укрытии мистиков. Не взялся бы копать со своей стороны. Не наткнулся бы на крупную организацию. И не положил бы конец ее существованию. А заодно почтенный иерарх прикрыл последний переход, позволявший к зданию фабрики подобраться.

Единственное, что не удалось храмовым бойцам — и это, в принципе, неудивительно — отыскать, куда вели связи организации. Кто на самом деле ее финансировал, что за цели преследовали организаторы. И все это так и останется неизвестным.

— Алита, там было опасно, — повторил он терпеливо. — Там… тамошний воздух вреден. Он вызывает кошмары. Помнишь, мы ездили на полигон, к тете Кэтери? И после — в клинику к ней. Она — доктор, смотрела, не навредила ли тебе слишком эта поездка.

— Лучше, чем мой лечащий доктор, да? — она сверкнула враждебным взглядом исподлобья.

— Твоему лечащему доктору нельзя было рассказывать ни про ту дорогу, ни про то место, — снова вздохнул он. — Мало кто поверил бы, что это ты ее обнаружила. Да еще и случайно. Это незаконно.

— Нарушение закона? — Алита моргнула, глаза широко распахнулись. — И тебя сочли бы преступником?

— Мне не сочли преступником только потому, что я лично знаком с почтенным Токэлой.

— Он не мог закрыть эту дорогу!

— Он это сделал не для того, чтобы позлить тебя. Он так поступил из-за опасности. А люди, которые тогда тебя напугали, нарушали закон. Больше туда никто не попадет. Мне это не под силу. Я и сам удивился, — прибавил он, вспомнив, как ошарашило его отсутствие дороги, ведущей вперед.

Как пронесся над ограждением, как заколыхались под днищем флайера древесные кроны заповедника. И немедленный звонок Токэлы он тоже прекрасно помнил. И то, как почтенный иерарх, не стесняясь в выражениях, отчитал его как мальчишку.

— Значит, — Алита запнулась. — Значит, мы больше не попадем туда?

— Ну, а что там интересного, по сути? — отозвался Охитека, ободренный переменой в ее настроении. — Пустынная дорога, горы вдали, равнина по обочинам. И здание.

— А зачем мы тогда поехали в Окху?

— Мы так ни разу до Окхи и не доехали, — укорил он. — Ну, кроме первого раза. Но самое интересное мы до сих пор там не посмотрели. Пруд с лилиями, лебеди.

— Лилии отцвели, — буркнула Алита. — Осень уже почти…

— Ну, лилии — не единственное, что там есть интересного, — без особой надежды заявил Охитека. — Да и лебеди остались на месте. Они отъелись за лето, сейчас должны быть откормленные, красивые. А перья еще меняться не начали, так что растрепаться не успели.

Он смолк и невольно сжал руль крепче. Так и ожидал возмущенного вопля — мол, не надо никакой Окхи с дурацкими лебедями, раз уж дорога пропала. Алита молчала.

— А кошмаров, значит, больше не будет? — осведомилась она наконец.

— Надеюсь, что нет, — он помолчал, чуть удивленный сменой настроения. — Если и придут — то это будет все реже и реже. Я ведь с тобой ездил второй раз. Уже почти прошли. У тебя разве они еще были?

— У тебя тоже кошмары были?! — она так и уставилась на него.

— Говорю же, место и правда опасное. Воздух вредный, — буркнул он, мысленно ругая себя за то, что проболтался.

— А у нас в школе танцев девочки говорят, что кошмары приносят духи.

— У вас в школе танцев девочки говорят о таких вещах? — удивился он.

— Я рассказала, что мне кошмары снятся. И Абек сказала — это духи из того мира приходят к тем, чья совесть в этом неспокойна.

— То есть — твоя совесть отчего-то неспокойна? — Охитека приподнял брови. — Абек — это ведь дочка журналиста, я помню, — прибавил он задумчиво. — Ведущий новостного канала! Кажется, она танцевала на соревнованиях со школой Маков с Наваджибига, так?

— Так, — Алита опустила голову. — И… она права насчет совести.

— А с твоей-то совестью что не так?! — окончательно поразился он.

— Ну… я завидовала ей, что ее отправили на соревнования, а меня нет. Я неуклюжая… и я испортила как-то от злости ее любимое платье.

— О Спящий! Милая, это не та провинность, за которую могли бы явиться духи. Ну и потом, — он лукаво взглянул на дочку. — Я-то не собирался ехать ни на какие соревнования! Я и танцами не занимаюсь, и платьев никому не портил. Моей-то совести с чего быть неспокойной?

— А разве твоя совесть спокойна?! — изумилась дочка.

— Совершенно, — он недоуменно воззрился на нее. — А что ее должно тревожить, по-твоему?

— Ну…, а твои дела? — робко предположила она. Охитека молчал, ожидая продолжения. — Я слышала, ты людей похищаешь, которые твои конкуренты. А еще стражи мира пропали, которые искали на полигоне что-то незаконное.

Эва как! Любопытные беседы ведут маленькие девочки в танцевальной школе!

Охитека наткнулся на пытливый взгляд Алиты, и ему сделалось неуютно. Сейчас ему снова придется врать дочери. И самое мерзкое, что она узнает об этом. Лет через десять-двенадцать, когда придет пора знакомить ее со спецификой ведения дел. Впрочем, к тому моменту проще будет объяснить ей, чем он руководствовался. Только от этого не легче.

— Дочь, во-первых, на моем полигоне нет ничего незаконного, — хмуро поведал он. — Обо всем, что там делается, прекрасно осведомлены стражи мира. Они и правда приезжали — и сами же признали это. Вот куда они делись после выезда с полигона — сказать не берусь. Не следил. Не думал, что стражам мира нужна нянька. И вообще, в тот момент я сам находился… у них в гостях. Стражи мира — чрезвычайно гостеприимные ребята! — не удержался от сарказма. — А все мои конкуренты на месте. Или я о чем-то не знаю?

Алита пытливо глядела на него, и ему сделалось не по себе.

А что, если она во сне увидела что-то не то? Допросы, камеры на полигоне. Охитеке сделалось дурно при мысли, что девочка могла увидеть. Она и его могла увидеть рядом с одним из пленников. Или вовсе — поглядеть на происходящее его глазами. Видела же она тогда что-то глазами какого-то бедолаги в здании фабрики! Прошиб ледяной пот. Он и не помнил, когда ему было так жутко. Даже когда собственная жизнь висела на волоске — он боялся лишь за себя.

Хотя нет: тогда, когда увидел в новостях взорванный особняк. И еще когда Вэл позвонила, сказала, что Алита пропала. Да, тогда было так же жутко.

— А еще у тебя на полигоне банкир.

— Какой банкир? Опять банкир?! — возмутился он, от души надеясь, что удастся изумление объяснить неожиданностью, а не ее осведомленностью. — Дочь, меня не так давно навещал один банкир. Между прочим, устроил форменное светопреставление в штаб-квартире, в меня стрелял. И тоже требовал предоставить ему кого-то из коллег. Спрашивается, где ж я банкиров-то возьму на полигоне!

— А у тебя их там нет?

Задница пещерной таксы! Он не хотел врать дочери. Даже если она об этом не узнает — не хотел. Хотя он уже наврал ей с три короба. Одной ложью больше, одной меньше…

— Алита. У меня полный полигон техников, врачей, рабов и драконов! Банкиры там будут совершенно лишними. Они испортят ландшафт, — торжественно объявил он. — Нет. У меня на полигоне нет банкиров. Им там делать нечего! — он тяжело вздохнул, потер ладонями лицо. — Скажи. Это в школе танцев в перерывах такие вещи обсуждают?

— А что нам обсуждать? — фыркнула девочка. — Программы свертки ядерного сектора?

Охитека поперхнулся воздухом.

— Ну, хотя бы моду грядущего осеннего сезона, — предположил он.

— Да ну. В моде будут магические кристаллы, — она скривилась. — У меня Кими спрашивала, можно ли будет купить у тебя новые магические кристаллы для платья на выступление.

— А это, кажется, внучка почтенного Вихо, — пробормотал Охитека. — Если ей нужны эти несчастные кристаллы — для внучки господина Вихо, думаю, я найду что-нибудь.

— О! Ты уважаешь почтенного Вихо?

— Мы не слишком часто сталкиваемся. И работаем в разных областях. Но он — неплохой человек и честный делец. Это внушает уважение.

— Угум. А что все-таки с банкиром?

— Дочь, я даже не могу вспомнить, кто это такой! Почтенный Ахоут интересовался судьбой своего коллеги и даже называл его имя. Кажется, оно где-то у меня записано. Или у секретаря, — он старательно изобразил задумчивость. — Я не помню, куда делись записи после того, что почтенный Ахоут учинил в моем офисе. И не имею желания искать — тошнит меня от почтенного Ахоута и его коллег после такого. Самое обидное, что из управы стражей мира его выпустили даже раньше, чем меня, — посетовал он, не удержавшись. — Словом, думаю, найдется банкир. Не мог же он в воздухе раствориться! Но мне банкиры — не конкуренты. У меня в мыслях не было лезть в эту скользкую сферу.

— А Абек назвала тебя скользким типом.

— Милая, Абек наверняка повторила это за своим отцом, — Охитека вздохнул, погладил дочь по голове. Ее отец ведь — журналист, насколько я помню. Он высказал какую-то мысль, наверняка — не для ушей ребенка. Но дочь услышала и повторила. А ты повторяешь глупость, которую произнес почтенный Кичи в приступе раздражения.

— Но зачем он так сказал? — растерялась Алита.

— Не бери в голову. Я тоже порой бываю несдержан. И позволяю себе неприятные эпитеты в адрес конкурентов и людей, которые выступают против меня. Или чем-то мешают в моих делах.

— И ты мешаешь отцу Абек в его делах? — и вот в кого его дочь такая въедливая?!

— Нет, просто отец Абек — журналист. Дело журналистов — всякие жареные новости. Для жареных новостей нужны скользкие типы. Чтобы зрителям не было скучно, можно объявить скользким типом того, кто будет мелькать в твоих новостных сюжетах.

— Он, — Алита запнулась. — Попросту соврал?!

— Нет, милая, — Охитека покачал головой. — Про журналистов нельзя говорить, что они врут. Они… творят. Да, они берут факты, берут слухи и домыслы. Компонуют все это, чтобы было красиво. И делают таким образом новости.

Алита откинулась на спинку кресла, уставившись неподвижно в окно. Охитека испугался. Чего она так побелела?!

— Милая, ты в порядке? — осведомился он осторожно.

— Я никогда больше не буду верить новостям, — у малышки даже голосок охрип.

— Ну-ну, — он покачал головой. — Кто ж в наши дни верит новостям? Всякую новость следует делить по меньшей мере на четыре части.

— Я скажу Абек, что это ее отец — скользкий тип! — вскрикнула Алита.

— А вот этого делать не нужно, — торопливо заявил Охитека. — Во-первых, это невежливо. Во-вторых, это неправда. Ты можешь быть недовольна чьими-то методами. Но обзывать скользкими типами тех, чьи методы тебе не нравятся, дозволено только журналистам. А ты — пока не журналистка!

— Но это же несправедливо, — горько проговорила дочь.

— Милая, я много лет назад бросил эту безнадежную затею — искать справедливость в нашем мире, — сознался он со вздохом. — И знаешь — с тех пор жить стало заметно проще! К тому же я и впрямь скользкий тип, — прибавил с нервным смешком. — Сколько раз за нынешнее лето мне пытались отвернуть голову — а я каждый раз выскальзываю!

— Это не смешно, — мрачно заявила Алита. — Это… возмутительно!

— Возможно. Но, во-первых, я привык. Во-вторых, делаю все, от меня зависящее, чтобы защитить себя и моих близких. В-третьих, кому будет легче от того, что я возмущаюсь? И в-четвертых, это не повод, чтоб ссориться с подругами.

— Абек мне — не подруга. Она — конкурентка!

Охитека с тревогой покосился на дочь. До чего мрачно глаза-то сверкают! Только и оставалось, что надеяться: время пройдет, и впечатления последних оборотов сгладятся, потускнеют. Правда, грызло отчего-то дурное предчувствие.

— Ты сердишься? — голосок Алиты неожиданно смягчился. — Ты хмуришься.

Он удивленно воззрился на нее. Только что была — воплощенная богиня гнева. Глаза сверкают, руки сложены на груди! И гляди-ка — глазенки наивно распахнуты, личико — обеспокоенное.

— Нет, — растерянно отозвался Охитка. — Мне-то сердиться на что?

— Ну, из-за скользкого типа. И из-за того, что я решила — у тебя совесть неспокойна.

— Ты же не сама это придумала, а повторила, — он с облегчением вздохнул — кажется, мрачное настроение испарилось. Хвала Спящему! — Я просто забеспокоился, что тебя могут расстроить или сбить с толку. Людям-то не запретишь говорить! Я лишь хотел, чтобы ты поняла: не все так однозначно в нашем мире. И не всему следует верить. И не во всем можно найти справедливость, — прибавил задумчиво.

Сколько он уже лишнего наговорил дочери за эту дорогу? А ведь до Окхи ехать еще с полчаса! Может, чуть меньше.

Все-таки Вэл медузьи права, что недовольна его методами воспитания! Он и сам недоволен своими методами — да что поделать: других нет.

Если бы Вэл отправилась с ними — разговор бы шел совершенно иной, на любую другую тему! Но у Вэл продолжалась подготовка к осенним выставкам в галерее. И ехать она наотрез отказалась. Впрочем, согласилась бы она — и отказаться вполне могла Алита. Малышка прекрасно уяснила, что с матерью завернуть к заброшенной фабрике не удалось бы.

— Мы повернули к Окхе, — вздохнула дочь, словно отвечая на невысказанные мысли.

— Не стоит так грустить. В Окхе, как по мне, гораздо уютнее, чем на той дороге. Что в ней было такого, если задуматься? — он кинул короткий взгляд на дочь — не злится ли. — То, что мы не понимали, что это. И как такое может быть — дороги нет, никто ее не видит — а она вдруг появляется. Но ведь ты два раза там побывала, я с тобой туда ездил. Больше тайны нет. Мы знаем, что там есть только кошмары и опасность. И люди, с которыми лучше не сталкиваться. Точнее — были, — исправился он.

Алита молча слушала. Услышанное ее вроде бы не разозлило — хотя он подспудно этого опасался.

Может, прибавить ходу? Нет, лихачить при дочери не стоит. К тому же они на дороге, в общем потоке движения. А на двери флайера гордо красуется эмблема корпорации. Так что нарушение сразу сделается достоянием общественности, его зафиксируют стражи мира. А выйди из потока — подвергнешь себя риску очередного покушения. С дочерью он не был готов пойти на такое.

Мимо пронесся указатель — до Окхи остались последние минуты.

Трасса оставалась ровной, как стрела — но пришлось скинуть скорость. Все-таки въезд в поселок.

Перекресток, пост дорожной службы. Первые дома по обочинам, утопающие в садовых деревьях, с клумбами перед аккуратными живыми изгородями и коваными калитками. На объездную трассу на перекрестке перед въездом Охитека сворачивать не решился: там движение не такое плотное, как по междугородней дороге, можно и нарваться на покушение. Никого наличие сопровождения с охраной не остановит.

В объезд Окхи он повернул немного погодя после поста. И неторопливо покатил в метре над асфальтом. Алита кинула на него искоса недовольный взгляд — но промолчала.

Охитека еще раз выругал себя. Вот не надо было лихачить в ее присутствии раньше! Поди объясни теперь, с чего он вдруг стал волноваться о безопасности. Ну, хотя бы молчит. Значит, не стоит оправдываться. А в следующий раз вообще лучше поехать им обоим пассажирами в салоне — а вперед усадить водителя с охранником.