Королевская канарейка (СИ)

88. Не последняя гадюка в гадюшнике

настанет день и я признаю

что ты красивее чем смерть

и ты тогда все эти бусы

что я дарил тебе порви

© supposedly-me

Живот скрутило, в голове с сухим шуршанием пересыпался стеклянный песок. По подбородку потекла тёплая струйка, и я поняла, что сильно прокусила губу.

На лице короля мелькнула тень беспокойства. Нет, он не сказал ни слова, но сверкнул глазами, и мне тут же поднесли стаканчик с травником, отчётливо пованивающим местным аналогом валерианы.

О как. Значит, готово было. На всякий случай. Поджав губы, опустила голову, вглядываясь в стаканчик, как будто там на дне было решение всех проблем.

— Выпей, будет легче, — сильные пальцы Лисефиэля приподняли подбородок, глаза улыбнулись так, как будто ничего страшного не происходило.

Понятно. Вопить, упрашивать и хватать за руки смысла нет. Все всё, кроме меня, знали, да и мне открытым текстом про последствия было сказано, просто я поверить не могла.

Трясущимися руками пыталась не уронить стаканчик, пока Лисефиэль снимал с себя ожерелье. Почти необработанные изумруды — та же зелёная муть, что и в его глазах. Надел на мою шею, и они были теплы его теплом.

На этом дела земные он счёл завершёнными — вышел на полянку и встал прекрасным эльфийским столбом. Ах, эта гордая посадка головы, эти развёрнутые плечи, эта осанка… всё у эльфов красивенько. Он, значит, сейчас гордо уйдёт, а я останусь. С бусиками.

Трандуил не менее красивенько вышел напротив:

— Эру Лисефиэль, достаньте меч и защищайтесь, — и сам достал меч и отбросил в сторону ножны.

Лисефиэль посмотрел с новым интересом:

— Благодарю, владыка, — и потянул меч из ножен.

Он что, ждал, что ему так голову снесут, без поединка⁈

А, хотя да, ждать он мог, что его испепелят в одно мгновение… видела я такое уже.

Что ж, тут, значит, Трандуил со всем уважением решил подойти.

Я стояла, смотрела и думала, что ничего не могу сделать, но и жить с этим тоже не смогу. И быстренько, пока Рутриру не дали отмашку к началу поединка, переступила — из снега на тёплую мокрую землю.

Ох, как они посмотрели! С терпеливым укором и при этом сохраняя достоинство и отстранённость. Спиной почувствовала движение и быстро обернулась: совсем близко уже стояли двое. Похоже, ждали только приказа Трандуила, чтобы аккуратно взять под локотки и отвести назад. Тот медлил, глядя на меня и копаясь в моих мыслях. Но это был дохлый номер, потому что с мыслями было туго. Чистая импровизация. Я сама себя худо понимала, просто пыталась потянуть время.

Лисефиэль, сделав брови домиком, мягко попросил:

— Богиня, не унижай меня попытками отменить неизбежное. Ты подарила мне счастье — и подари последнюю милость: проводи с улыбкой.

Зло вспыхнула:

— Я вне этики!

Он ещё мягче заметил:

— Но мы-то не вне. Потерять достоинство хуже, чем потерять жизнь.

Мучительно задумалась. Трандуил уже вдохнул, чтобы что-то сказать, и тут ко мне пришло просветление:

— Я… — голос упал до сиплого шёпота, я закашлялась, но через силу продолжила, — я скажу, а потом отойду и не буду мешать, хорошо?

Трандуил повёл глазом в сторону охраны, и они отступили. Передышка была недолгой, но подышать и подумать хотелось. Удивительно, конечно — прав был владыка, чувствую я себя испуганной и несчастной, но очень и очень живой, и тоненько примешивающийся к мокрому зимнему воздуху запах цветочной пыльцы так пронзительно подчёркивает быстротечность и хрупкость жизни! Медленно вдумчиво попила, стараясь не расплескать травник трясущимися руками; слегка успокоилась, голос вернулся:

— Одна женщина от безысходности задушила ребёнка и по делам своим попала в ад. В наш, в христианский, — с мрачной усмешкой посмотрела на сидхе, которым до христианских человеческих догматов дела не было никакого. — Её там никак не мучали, только по утрам платок подавали. С синей каёмочкой. Которым она младенца душила. И она очень мучилась.

Трандуил, слушавший и одновременно рывшийся у меня в голове так, что чуть ли волосы не шевелились, отчётливо помрачнел лицом, всё, похоже, поняв, но я закончила:

— Бусики. — Я для доходчивости подёргала за них, показывая. — Я не захочу, не смогу жить с таким напоминанием. Если поединок случится, при любом исходе, кто бы ни погиб, я умру. В пропасть прыгну. Их тут много, далеко идти не придётся. Вы, ваше величество, читаете в сердцах и поймёте, что я серьёзна и слово сдержу.

— Valie, — лицо Трандуила стало очень злым, — это всего лишь мужчина, не консорт…

— Формально, на данный момент — консорт, — тихий бесцветный голос Лисефиэля перебил короля, — и остаюсь им, пока жив.

На лицо Трандуила было страшно смотреть. Мне кажется, он взглядом сейчас заморозить мог, но смотрел, по счастью, не на меня, а на встрявшего рыжика. Помолчав, перевёл взгляд:

— Valie, ты же не любишь… зачем? Я убил двоих — ты довольно спокойно перенесла…

Сухо пояснила:

— Я их не знала. Даже имён не помню.

— А с этим, значит, познакомилась поближе…

Я молчала, не зная, что ответить на издёвку. Он ждал ответа, и пришлось что-то сказать:

— Не в этом дело. Это не ультиматум, чтобы сохранить жизнь понравившемуся любовнику. Эру Лисефиэль знал, что делает и каковы последствия. Если на то пошло, ваша смерть, владыка, огорчила бы меня гораздо больше. Но я так не могу! — взволнованно умолкла, не зная, как ещё объясниться. А было волнительно. Кто знает, каковы законы и традиции сидхе в этом отношении! Всё может быть, и придётся выполнить обещанное.

Трандуил хмыкнул, изучая моё лицо:

— Я политик, и дело с ультиматумами имел. Это чистейший ультиматум. Традиций нет. Прецедентов не было, — и, с насмешкой, — что, не хочется умирать, valie?

Невесело усмехнулась в ответ:

— Да пожила бы ещё… — и как-то вдруг озябла от порыва ветра. Ноги тряслись и держали не очень, но я отошла, как обещала, обратно на снег и постаралась выпрямиться таким же красивым столбом, как Лисефиэль.

— Хорошо. Поединка не будет. И, — по губам Трандуила скользнула нехорошая ухмылка, — я пойду дальше: поклянусь, что не отправлю твоего подзащитного в разведку, из которой он не вернётся, и никаким иным способом не причиню ему вреда; в том же поклянётся и эру Лисефиэль — а он, между прочим, столько передумал уже о подлых приёмах и о ядах, что даже я для себя кое-что новое узнал… а на нём ведь амулет, защищающий от телепатии, то есть и половины мыслей не слышно.

Не удержалась, бросила быстрый взгляд на Лисефиэля — на его лице снова играла гадкая ухмылочка.

— Но есть нюанс.

Конечно, как же у эльфа да без нюанса! Без нюанса вообще никогда не бывает!

— Я не буду требовать у тебя клятвы — это кощунство, связывать богиню какими бы то ни было клятвами, но ты просто более никогда не прибегнешь к этому приёму, что бы ни случилось. Следующего дурака ты убить дашь, улыбаясь и никак не помышляя причинить себе вред. И следующего, и следующего… сколько их ни будет.

Поймала себя на том, что с огромным энтузиазмом киваю, очень довольная исходом. Других-то дураков не будет, слава богам. Мне и этот достался по обстоятельствам.

— Да вижу я, что равнодушна ты к нему, во что бы он сам ни уверовал, — лениво, громко, и улыбочка Лисефиэля привяла, — но формально он стал твоим консортом. Впрочем, — с раздумчивостью, — и хорошо отчасти; если подумать, вдруг снова взгрустнёшь, приболеешь… и не надо искать другого рыжего Феаноринга, этот цел остался… Удобно.

Он оказался очень близко, я как-то не отследила перемещение. Увидела вблизи злющее бледное лицо с кошачьими глазами и почувствовала короткий рывок. Свежеподаренное ожерелье зелёными бусинами рассыпалось в сугроб:

— Тебе не будут подавать платок.

Такое обхождение с его подарочком Лисефиэлю точно не понравилось — во время принесения клятв он взглядывал на владыку весьма нелюбезно. Но клятвы принёс. Остальное короля не трогало, судя по его виду. Магический ритуал занял пару часов. Трандуил, я так понимаю, солидные клятвы составил, без возможности обойти. Заподозрила, что мой… гм… формальный консорт в эльфийском гадюшнике змеюка не последняя.

От меня никто ничего не требовал, и я эти пару часов провела на солнышке. Даже сплела венок из жёлтых цветочков и пособирала земляники, мрачно нарощенной Рутриром для моего развлечения. Чувствовала себя помилованной; жизнерадостный идиотизм пёр наружу, но я хотя бы это осознавала и сдерживалась.

Ужасно обрадовалась, когда король подхватил меня к себе, не стал снова ссылать ехать отдельно. Расслабленно, борясь с сонливостью, наваливающейся после пережитого, прижалась к нему и благодарно повозилась, вызвав недовольное шипение и советы не елозить слишком сильно. Почувствовала, как он напрягся, как его естество упирается в ягодицы:

— Я не ждал, не надеялся тебя снова увидеть, и так горевал, когда увидел почти мёртвой… А сейчас ты жива и прекрасна, и полыхаешь… Я благодарен проклятому Феанорингу — и хотел бы его убить… Не буду, не бойся. Но ты же проведёшь эту ночь со мной? Я чувствую твой огонь. Не знаю, как доживу до вечера — и не в силах отпустить тебя. Поспи сейчас, — кажется, он воспользовался магией.

Прижимая, прикрыл тёплым плащом, и я придремала. Олень шёл мягко, свалиться я не боялась, не по-осеннему растеплевшее солнце приятно щекотало нос.

Очнулась от дрёмы, когда олень встал. Сонно оглянулась — эльфы тихо, молча стояли, насторожённо вслушиваясь.

Ехали мы по горной дороге. Она оказалась проходимой, и встретить на ней никого не ожидали. Места эти, как успел рассказать Трандуил, были относительно безопасны. Мы продвигались пока по владениям Ганконера, тут орки были ручные, не нападающие без воли Тёмного. Дикие, никому не подчиняющиеся племена, оставшиеся за завесой, могли быть опасны, но до них была как минимум неделя пути.

Но, однако ж, что-то (кто-то?) встретилось. Уже и я слышала, как за поворотом, за скальной стенкой дробятся камни под тяжёлыми шагами, как что-то шевелится и бухает.

Трандуил зло процедил:

— Самайн сегодня… всякая дрянь из иномирья лезет. Не бойся, valie. Сейчас мы уничтожим его и двинемся дальше. Побудь здесь.

Спустил с оленя и кивнул Рутриру. Тот с несколькими всадниками отделился и встал рядом со мной, а остальные двинулись за скальный поворот, к неведомой дряни из иномирья.