Королевская канарейка (СИ)

129. Чудеса подгорного королевства

все размышления о вечном

обьединилися в одно

когда я глянул в женской бани

окно

© андро

— А кто сейчас король в Эреборе? — я дальше Торина Дубощита ничего не помнила, и стало любопытно.

— В Эреборе — Торин Третий, Каменный Шлем, — владыка был слегка рассеян, покровительственные нотки стали, я бы сказала, основными.

Небось после вчерашнего «В ногах валяться не буду» добирал, стабилизируясь.

Постаралась задавить тихие ехидные мыслишки, но не очень удалось, судя по тому, что во владычном голосе добавилось сухой насмешки:

— Но королевство Эребор, сиречь Одинокая гора, в другой стороне, дальше, чем мой замок. Если бы ты, vanimle sila tiri, сияющая красой, — тут он выдержал маленькую паузу, в которую, видимо, предполагалось додумать, что, кроме красы, неплохо бы и чем-нибудь ещё сиять, — так вот, если бы ты обратила свой лучезарный взгляд на географическую карту, а не опрокидывала шкафы в библиотеке совместно с араненом, то, вне всякого сомнения, разглядела бы там Эмин Дуир, Тёмные горы, они опоясывают мои леса с юго-востока. Ныне царствующий Фрар Железноголов сел на трон не без моей помощи, и отношения у нас хорошие — он будет рад нам.

— А почему Железноголов? — спрашивая, ожидала истории про крепость черепа, но нет:

— Упрямый, хуже деда своего, Даина Железностопа… — владыка поразмыслил, и с твёрдостью закончил, — впрочем, тот тоже был свинья свиньёй.

Спустя небольшое время мы выехали на вымощенную камнем дорогу. Владыка любезно сообщил, что это знаменитый гномий тракт Мен-ин-Наугрим, очень древний, проходящий от реки Быстротечной через всю Арду — до моря.

Древностью от тракта прям-таки несло — но не старостью. Камни были тёсаные, гладкие, без щербин и выветренностей — но как будто… седые, что ли. Чувствовалось, что каждый камень на своё место положен неспроста. Всё-таки страшный народ гномы. Мастера запредельного таланта и выучки.

Уже вечерело, когда с тракта свернули. Причём у меня возникло ощущение, что сворачиваем с жалкой тропиночки на магистраль: серый камень тракта сменился полированными плитами из розового гранита, и дорога стала шире в два раза. Пялилась, думая, что в иных дворцах таких стен не бывает, а гнумы себе дорогу вымостили.

— Что ты хочешь, valie, это парадный вход… поверь, незаметных крысьих ходов у них хватает, но тут надо было себя показать.

Я всё ждала, когда ж горы-то начнутся, но пока были только поросшие густым еловым лесом холмы, и удивительно показалось, когда, выехав из-за очередного холма, увидела совсем близко уходящую в небо гору, розовеющую то ли саму по себе, то ли от закатного солнца.

Это было сильное ощущение: мрачные ёлки, а потом ярко-розовая гора, как будто вышагнувшая навстречу.

Так же удивлял и Железноголов, своими ногами во всех регалиях вышедший встретить вместе с толпой придворных. Говорил он на всеобщем, и я с пятого на десятое понимала, что честит он Трандуила лучшим из эльфов и лучшим из друзей, и что радость его столь велика, аж надо немедленно выпить.

Натурально, по первому рогу всем приехавшим поднесли раньше, чем те с коней спустились.

Немножко в ступор впала, когда мне почтительный гном подал здоровенный, литра на два, серебристый рог, полный адской сивухи. Понюхала — чистый нашатырь! Приветливо улыбаясь, судорожно соображала, что делать — окружающие эльфы под приветственные клики рога благополучно осушали.

Думала недолго: владыка, справившись со своим, и мой так же лихо махнул. После чего вознёс хвалу небесам, благосклонным, судя по всему, к Фрару и его народу — такого крепкого «Извержения Ородруина» владыке, с его слов, пробовать ещё не доводилось. Вспомнила, как «Извержения» этого несколько капель Глоренлин в чай недавно добавил, и потеряла дар речи. Оно понятно, что эльфы, наверное, и не почувствуют, но два литра сивухи в качестве приветственной чарочки… Гнумье гостеприимство страшная вещь!

Выпив, свита короля поспешивалась, и лошадок тут же начали забирать, а эльфы, запросто мешаясь с гномами, как мачтовые сосны среди коротких пней, безо всякого этикета попёрли внутрь горы по роскошному этому тракту. Трандуил не спешил: снял меня, поговорил с уводящим оленя гномом о том, чего ест скотина и какой уход требуется, потом повернулся к Железноголову, рядом с которым осталось всего несколько гномов, Глоренлин да аранен:

— Друг мой, рад тебя видеть в здравии.

И, поведя рукой на меня:

— Блодьювидд, богиня, — и, уже в сторону гнома: — Фрар Железноголов, король.

После такого куцего для эльфов представления подспудно ожидала, что гнумский король в ответ согласно похрюкает, развернётся и поведёт нас в гору, и была удивлена, когда тот уставился, как инфекционист на нулевого пациента, а потом похоже, попытался сохранить лицо, произнеся длинную речь про счастье видеть, витиеватую и вполне эльфийского образца. Получалось не очень: он запинался и глазами ел, хоть и сдерживался. Но речь старательно говорил и с честью дотянул до конца, особенно уперев на почёт, оказанный эльфийским владыкой и на огромное доверие, да на то, что это важнейший прецедент, выводящий отношения между народами сидхе и дварфов на новый уровень. Во время речи к воротам потихоньку подтягивались тяжеловооружённые воины, а в огромном дворе за ними собирались гномы и гномихи, и их становилось всё больше. Хотя, на первый взгляд, Фрар никому ничего не приказывал. Видно, успел знак подать.

Я-то уж было решила, что тут всё попросту будет, без чинов, раз уж эльфийский король по-дружески к соседу завернул, неофициально. Но нет: встреча на глазах наливалась официозом. Похоже, Фрар знал кое-что и в грязь лицом решил не ударять. И, если спутники наши совершенно спокойно в гору ушли, то мне досталась ТОРЖЕСТВЕННАЯ ВСТРЕЧА: тут же обретший естественную спесь владыка, ведущий под руку; Фрар, идущий чуть впереди, на ходу склоняющий голову и приглашающе отмахивающий десницей; надувшаяся важностью охрана, вышагивающая по обе стороны — и барабанщики! Поразилась сложности и силе воздействия звука, который они извлекали. От простоты следа не осталось.

Дождь из золотых монеток и каких-то листочков (ну конечно, откуда в предзимье в горе цветы! спрашивается, чью ботву на листочки оборвали — но прилюдно рассмотреть неудобно казалось). Вдруг тюкающие по плечам и по носу монетки и кусочки ботвы сменились душистыми лепестками, пошёл дождь из роз и лилий: похоже, эру Глоренлин решил поучаствовать в веселье.

Искоса посматривала на владыку, думая, что уж он-то очень органично вписался в эту вакханалию, и старалась улыбаться поприветливее.

Ну что: от гостеприимства запросто, которое встретила когда-то у Гимли, и которого ожидала и сейчас, всё отличалось сильно. Выяснилось, что гномы, когда хотят, в пафос умеют, даже и без подготовки.

Трандуил пошептал в подходящий момент, что он и сам такого не ждал, но раз встречают именно так, надо соответствовать.

Спуск процессии в гору по лестнице, освещаемой факелами — мне уже в это время начали чудиться вступительные такты григовского «В пещере горного короля», а потом это и вовсе стало громыхающим вихрем, в котором я чувствовала себя пылинкой: проход по залам, поражающим своим грозным великолепием; кланяющиеся, роскошнейше разодетые карлы — видно, уважаемые члены общества; сундук с драгоценными камнями в подарок; и ещё отдельно, в шкатулке, перстень с огромным камнем, в неверном свете факелов переливающимся то райскими небесами, то адским пламенем. Почувствовала, что в этот момент рука Трандуила слегка дрогнула — и поняла, что камушек знатный, раз камнелюбивое сердце владыки сжалось при виде него, а уж он-то повидал…

Для меня, усталой, попавшей с мороза в тепло (и глубоко под гору!), все эти впечатления сбились в цветной ком, и трудно стало воспринимать хоть что-нибудь, поэтому даже не поняла, в какой момент потишело. В себя пришла, когда Фрар торжественно сообщал, что в купальни богиню со свитой проводит его собственная почтенная матушка, королева-мать Равома. Прочувствованно благодарила — и воспряла духом, чувствуя, что скоро дадут расслабиться.

Цепляясь за руку владыки, шла следом за седовласой и сгорбленной гномихой, и масляный светильник в её руках крохотным огонёчком плыл во тьме, указывая путь гостям. Судя по эху и движению воздуха, шли мы по исполинских размеров залу, и не было в нём иного света, кроме этого тёплого огонёчка.

Владыка тихо сочувственно спросил:

— Отошла немного? Ничего, уже всё почти, — и, отвечая на незаданный вопрос: — Ты вела себя достойно. Не переживай, бывают у гномов приступы гостеприимства.

Поёжилась, подумав, каковы же у этих существ приступы негостеприимства, и как они неприятны в качестве врагов.

Трандуил вздохнул:

— Это да, — а более ничего не сказал.

Похоже, тоже соскучился по комфорту и теплу. Ну да, сколько он по Арде да по иномирью моей милостью шляется… ну, не совсем моей, а всё же…

Из огромного зала свернули в отнорочек, в котором эльфам пришлось идти гуськом, нагнувшись, чтобы макушкой потолок не цеплять, и из него вышли в низковатый, но просторный зал, в котором чувствовалась влага, слышался шум воды, и по стенам висели масляные светильники.

— Высокородные, вам туда, — гномка величаво указала на коридор слева, а меня потянула направо.

— Великую честь оказал нам эльфийский владыка, своими глазами вижу сказочное…

Боюсь, в этот момент неприлично вылупилась на неё, потому что она, хоть и не смеялась, но глазами заблестела весело.

— Ваше Величество, для меня гномы тоже сказка. Да и весь этот мир сказка, — и, подумав, — местами страшная.

— Цветочная богиня, ты в первый раз почтила нас посещением… знаешь, а ведь прошлая королева цветов родилась в моём клане, — глаза матери Фрора улыбались, — эльфы, девонька, не больно-то рассказывают кому. Про твоё существование сын от меня знает, а мне бабка сказывала. И вот сама вижу и смогу рассказать…

Непонимающе спросила её:

— Да ведь вы не видите пламя?

Равома дробно, сухенько рассмеялась:

— Но я вижу, как эти… — она помолчала, видимо, не желая давать то определение, что подумалось, — смотрят. Так что могу догадаться, что они видят. Такие дела… Да что ж я тебя морожу, девонька, раздевайся скорее, парная вон там, — она указала рукой, — а если дальше по коридорчику пройти, то купальни, чтобы отдохнуть после парной. Я сама бы тебя попарила, да стара, сейчас кого помоложе позову, — и, уходя, обернулась, — а ты не мёрзни, раздевайся да в тепло иди, я скоро.

Села на каменную скамеечку, посидела, подышала — и сняла ичиги. С наслаждением прикоснулась к прохладному камню босыми ногами. По полу слегка дуло, и рассиживаться не стоило. Торопливо посдирав одежду, не глядя по сторонам, рысцой устремилась к парной.

Рывком открыла каменную, обитую каким-то разбухшим мочалом дверь — и навстречу повалили пар и гомон. Впрочем, гомон тут же утих, стало слышно, как шипит вода на раскалённых камнях, и сквозь клоки пара я увидела, не веря глазам, что, так сказать, полна коробушка. Особенно запомнилось, как гном, что поближе был, бородой судорожно прикрылся. И знакомые собольи широкие брови, под которыми были такие вытаращенные глаза, что кабы не брови — так и не узнала бы.

Молча захлопнула дверь обратно, истерически посмеялась — а что оставалось? Стара я пойти топиться от позора, да и они переживут как-нибудь. Надеюсь.

Дверь, на которую указывала Равома, была рядом. Осторожно, прикрываясь самой дверью, приоткрыла — никого.

Пожимаясь от блаженного тепла, осторожно уселась на краешек каменной лежанки. Посидела, не думая ни о чём. Вот совсем мысли встали. Покряхтела, чувствуя, как разжимается тело, и медленно, чувствуя себя столетней черепахой, разлеглась на горячем камне.

А потом пришли обещанные королевой помощницы с простынками и мочалками, и заставили забыть обо всём, включая свежайший позор.

Во всяком случае, я ни о чём-ни о чём не думала, когда рысила по коридорчику в сторону купален, и дико удивилась, когда пол внезапно оборвался под ногами — и я с визгом полетела вниз.