Королевская канарейка (СИ)

26. Про десерты

«Героев легенд просят не беспокоиться. Образ героя гуляет сам по себе. Слава не стесняется приличиями. В любой момент и по первому требованию сочинитель, гнусный пасквилянт, принимает обратно слова, предложения и абзацы. Взамен сокрушенно приносится равновесное количество извинений. Автор не отвечает за фольклор и не властен над мифом» © М. Веллер, «Легенды Арбата».

Певучий радостный голос Мортфлейс уже привычно сообщал, что пора подниматься — пятый час. Грёбаные жаворонки, полночи ведь плясали, зачем так рано! Я не выспалась!

Проспала бы, да в шесть урок, и никто его не отменял. Думаю, если я не явлюсь, эльфийка, обучающая меня квенья, может оскорбиться. Надо вставать. Приоткрыла глаза и увидела, что всю ночь обнималась с одеждой Трандуила. Упс. «Пить надо меньше, меньше надо пить».© Повернулась в другую сторону: перед носом стоит ларец. Посопела, повздыхала и осторожно открыла. Бусики. Разные и много. Вспомнила совсем всё, оторопела и порадовалась, что не ножные кольца. Хотя, может, и они в этих россыпях закопаны, кто знает. Всё-таки неравнодушен владыка к камушкам — и сам носит, и канарейкам вот дарит. На нём, кстати, дивно смотрятся.

Мортфлейс, бестрепетно покопавшись в ларце, весело спросила:

— Что нравится богине? Платье можно подобрать под украшение. Владыке будет приятно, что его подарок оценили.

В ответ я прикрыла глаза и скорбно помолчала, собираясь с мыслями. Из общения с повелителем я уже поняла, что стоит положить ему в рот палец — и не то что с рукой, а со всем, что есть можно попрощаться. Скорее всего, камушки означают благодарность за вчерашнее и авансом предупреждают, что сегодня вечером я пополню собой ряды храбрых и выносливых дам. А я не такая, и боюсь, что как бы опытен и осторожен он ни был, всё равно покалечит. Ну не верю я, что ЭТО можно пихать, прости господи, в живого человека! В меня так точно. И ведь знает, что я так думаю, но сам, очевидно, считает иначе. Впрочем, если судить по вчерашнему, он может быть и прав. «Ах, я не готов к подвигам, ах, это всего лишь массаж». Ловок, что уж там. И, поскольку у нас всё уже вроде как было, он просто возьмёт то, что считает своим; бездействие и попытка притвориться ветошью не пройдут, и придётся верещать и упираться, и поссориться, чего мне совершенно не хочется. Но придётся. Я всё-таки не девочка, и, если бы не откровенная физическая несовместимость, давно бы уже дала владыке — только потому, что ему этого хочется, а он мне любопытен. Из вежливости, опять же) Но вдруг у него упадёт планка? Вон, какими кошачьими глазами смотрит. Помереть таким экзотическим способом я не готова, так что добродетель лучше соблюсти.

— Нельзя ли надеть что-нибудь, указывающее на мою печаль и раскаяние? Без драгоценностей?

Выяснилось, что ничего с печалью и раскаянием в моём гардеробе нет. Цвета майской травки, лазурных небес, пепельно-розовый, золотистый… ладно, будем считать, что белый, как считалось у некоторых народов, цвет печали.

Посмотрелась в зеркало: сонная, но довольная жизнью, на лице ни тени раскаяния. Неубедительный образ)

— Может быть, это? — Мортфлейс подняла нить каких-то камней, похожих на ледяные звёзды. Бриллианты?

— Нет, совсем ничего не надо.

Вот интересно, эльфы всё самое сияющее любят с утра нацепить, а вечером, если не праздник, одеваются поскромнее. У людей, наоборот, бриллианты только по вечерам надевают. Ох, если бы я не боялась оскорбить владыку и надеялась быть правильно понятой, отправила бы ларец обратно. Но и надевать не стану — не собираюсь я надкусывать эти пирожные! Ах да, напомнило мне это всё случай один. Итак, вставная новелла.

За время пребывания на Мамбе познакомилась с интересным персонажем. Мальчик среднего роста, с очень хорошей осанкой, сплошь из мышц; лицо на фотках не особо светил, но фотки из Испании-Германии-Франции; писал легко, интересно и по делу. Производил впечатление человека сильного и неагрессивного (по отношению к девочкам), уверенного в себе. И мы как-то легко и безмятежно договорились встретиться и пообедать вместе.

Помню, что надела платье фирмы ДД-шоп (ах, жаль, что прикрылось это заведение, умевшее одеть относительно стройную женщину с грудью, как белую леди). Цвета зелёного яблока, с рукавами и глухим воротом (не люблю открывать грудь, и чрезмерное внимание к ней не люблю), и поползла. Помню, как шла, провожаемая метрдотелем по пустому обширному залу между столиками к самому дальнему, в углу. За которым над кровавым стейком сидел человек в официальном таком пиджаке. И чем ближе мы подходили, тем позитивнее у него становилось лицо, а я соображала, от вежливости он его радостным делает или правда нравлюсь. И не знала. Ну, видимо, пока мы шли, он всё, что хотел, разглядел, и я ему понравилась. Из-за стола вежливо встал и поклонился, и что-то хорошее сказал — и тут же, по ощущению, начал беспокоиться о взаимности интереса. Эдак умело, усаживая, потрогал за запястье, проверяя реакцию — не отпрыгну ли. Я про себя отметила, что мсье, кажется, продвинут в вопросах невербальности, и зачла плюсиком. С интересом рассмотрела: я-то близорука, и издали мало что видела. Миллиметровая стрижка, стёртое и невыразительное лицо — а глаза умные и нехорошие; и, похоже, всякое повидавшие. Такие иногда «червивыми яблоками» называют. Своеобразный тип. Под пиджаком слегка, но характерно топорщился пистолет в наплечной кобуре. Мужчины, по роду деятельности вынужденные эту кобуру таскать, в чём-то понимают девочек с большой грудью и их проблемы, связанные с неудобными бюстгальтерами: тоже бывает натирает и устают от веса. На жаргоне кобура эта, кстати, «лифчиком» и называется) Руки чистые, ухоженные, часы дорогие, обувь фанатично начищенная. Я смотрела и не понимала, кто это: для хорошо стоящего мента молод, для военного богат; и не чиновник, те оружие не носят и осанка у них другая. И я спросила попросту.

Ну что: он знал три языка, служил по дипломатической части, причём за границей должность называлась вице-атташе, а если в России, то по табели о рангах «Первый помощник второго секретаря». На вопрос «Чьего секретаря?» он засмеялся и объяснил, что секретарь ничей, это просто название должности.

Да, небедный, потаскавшийся по европам, истории интересные сыпались как из худого мешка. Разговор был способен поддержать на любую тему: хоть про рыбалку, хоть про оперу. По типажу на президента похож, только помоложе, конечно. И очень его беспокоило, нравится ли он.

Что ж, королева чужих прошипела в его сторону что-то милостивое, а внутренний графоман был очарован. Я поняла, что имею дело с анекдотическим персонажем — тем самым «голубоглазым мальчиком с длинными руками». Их боится весь мир: то они кого-то отравят, то что-то ценное украдут, то ещё как-нить нагадят. Из любви к Родине, да. Вот он тут, живой и настоящий, и опыт общения с ним бесценен для меня, как для графомана. Так что да, нравился. Про душу и сердце мы не говорим: если бы от них зависело, так у меня бы совсем личной жизни не было, а телу же иногда что-то нужно бывает. И я старалась улыбаться поприветливей и всячески невербально демонстрировать интерес, но, похоже, из-за скромности не слишком получалось. Во всяком случае, он отчётливо так беспокоился, как бы я не свинтила. Было смешно и лестно)

Подошедший официант склонился, желая выслушать мой заказ, и «ромашковый чай» ввёл в недоумение и огорчение обоих: и официанта, и моего визави. По ходу, ожидалось, что я закажу первое, второе и третье) Но есть не хотелось, так зачем же пропадать добру? Я настаивала на чае. Тогда было предложено выбрать к чайку пару-тройку десертов. Глядя на обеспокоенность собеседника, поняла, что вывод о том, насколько нравится, он сделает исходя из того, насколько я его обожру. Если от души, значит, всё в порядке, зацепил. Если ромашковый чай, значит, девочка сидит из вежливости и думает, как бы уйти. Предложила выбрать десерт ему самому, на свой вкус. Любопытно же, что выберет. Он сказал, что в десертах не разбирается, вздохнул и попросил официанта: «Несите всё». Десертов в меню оказалось около десятка. Какие-то принесли сразу, какие-то подносили по мере приготовления. Успокоенный персонаж жизнерадостно травил анекдотики про работу и тупость немцев, обзывая их биороботами (да уж, думаю, что ты, ушлый голубчик, вводил их в ступор периодически, хе-хе), а я надгрызала то крем шантильи с коньяком из какого-то там уникального терруара, то жаренные в сухарях яблоки с ванильным мороженым, и с восторгом слушала. Персонаж действительно оказался интереснейшим: удивительным образом сочетались в нём интеллект, высокое общее развитие — и расизм, цинизм, шовинизм и сексизм. Женщин он ощущал, как радость, счастье, украшение жизни, но бабу-начальника представить не мог, и в команде дипломата Захаровой работать отказался. Патамушта баба. Но мне, как любовнице, впоследствии жизнь улучшал всячески, и был безупречно любезен. Такая маскулинная душка) «Разве можно от женщины требовать многого?»©, да?;)

Отдельно в ряду его недостатков радовал воинствующий патриотизм, который наличие интеллекта никак не усмиряло. Все, кто свалил из России и живёт за границей — предатели Родины. Я это никак не оценивала, но радовалась, что есть на свете такие увлекательные персонажи. И страшные. И что среди умных есть патриоты и ватники, и они имеют длинные руки. Ми-ми-ми.

Оба мы были разведены и счастливы этим. Таскаться с ним куда угодно: в музей паровозов, истории религии, на светские рауты было интересно. И полезно, как он сам считал, для образования новых нейронных связей — это не даёт поглупеть. Удивилась, узнав, что в МИДе на Новый Год гостей развлекают тараканьими бегами; также было любопытно увидеть атташе в официальном пафосном голубом мундире, расшитом серебром… обычно-то он был на работе в костюме скучного цвета, а на отдыхе в джинсах и футболке.

И как-то он удивительно много таскался по России: то на Алтай с кем-то охотиться и принимать кровавые ванны из пантов для омоложения (по этому поводу я заподозрила, что ему больше лет, чем он мне озвучил), то в Мурманск, то в Сочи, то ещё куда. И при этом часто писал, звонил и общались мы чаще, чем с кем-либо ещё. Плохо было одно: мы не очень совпадали в определённом смысле, и я так и не поняла, почему. У него было прекрасное тело спринтера (о, я с удивлением узнала, что спринтеры, в отличие от стайеров, бегают мышцами, и у них обширная мускулатура), и всё было хорошо, но в постели мне было скучновато, и потом немного болела голова. Каждый раз, когда он вёз меня домой после всего, я думала, не научился ли он какому дерьму эзотерическому и не тянет ли из меня что-нибудь. Не верила в такие штуки и считала глупостью, но думала вот. Я и сейчас думаю, что это глупость, просто не совпадали мы. Хотя он ничего такого не ощущал и, вроде бы, всем был доволен. Во всяком случае, мои поползновения расстаться всячески гасил и удивительно в этом преуспевал.

Читала когда-то про капитуляцию Германии и дипломатические выверты, связанные с этим. Фашисты хотели сами составить правительство и сохранить власть, пожертвовав минимумом, не доводя до безоговорочной капитуляции.

И вот значит войска приостановились на какое-то время, но ждут только команды, чтобы продолжить, и советское командование, конечно, не остановят никакие потери — они уже миллионом пожертвовали при штурме Берлина.

Генерал Соколовский описывает в мемуарах (а что воякам оставалось после войны, все мемуары писали… вот чем ужаснее жизнь, тем больше есть, что вспомнить, эхехе) первые неудачные переговоры с генералом Кребсом.

«Я знал, что опытный дипломат — а Кребс был именно таковым — никогда не начнёт разговора с того вопроса, который для него является главным. Он обязательно сначала разведает настроение своего собеседника, а затем постарается повернуть разговор так, чтобы о главном вопросе заговорил первым тот, кто должен его решить. Для меня и для всех присутствующих при переговорах смерть Гитлера была действительно новостью первостепенной важности, но для Кребса она служила лишь дипломатической маскировкой основного, самого главного вопроса». ©

«Ну, думаю, хитёр этот Кребс: второй раз повторяет одно и то же — излюбленный приём дипломатов добиваться цели настойчивым повторением одной и той же мысли в разных вариантах». ©

Каждый раз, встречаясь с атташе, думала, что в следующий раз откажу. И вот он писал или звонил, и я чувствовала себя генералом Соколовским, которого ловко опутывает Кребс) Разговоры о неважном, о погодах и личном. Без вопроса, на который можно ответить «нет», без паузы, в которую можно вкрячить это «нет». Ответить можно было только «да». Восхищалась персонажем и снова встречалась.

Потом его таки услали далеко; писал и звонил оттуда он нечасто. Через три месяца приехал в отпуск, и я соврала, что вышла замуж. Он огорчился, холодно поздравил меня и исчез. Чудесный персонаж, рада, что он был в моей жизни.

Так вот, Трандуил — чудесный персонаж. Очаровательная фея, страшный дракон, маскулинный шовинист. Ведь этот ларец — те же девять десертов. Возьми и скажи «да»!

Я не надену ничего оттуда и скажу «нет».

Шла завтракать и печально думала, не предложить ли ему быть, так сказать, фиктивной любовницей? А что, статус подтвердится, и так ли уж нужно консумировать это? Но боялась, что оскорбится он этим предложением. Впрочем, если расположен оскорбиться, то всё равно это сделает, потому что сейчас всё надуманное дерьмо нароет в моей голове. И что меня ждёт? Начнёт третировать? Всё-таки это будет насилием? Даст уехать?

Трандуил вскинул глаза (какие синие сегодня!), как только мы появились в зале, и смотрел, пока шли до места. Лицо холодное, выражение непонятное. Поприветствовал кивком и продолжил разговор, не заговаривая со мной.

Я, понятно, тоже молчала. Попила травника из кубка (интересно, что мне заваривают? Здесь тоже афродизиаки?), печально заела чем под руку попало и засобиралась на урок в библиотеку. Когда уходила, Трандуил остановил:

— Блодьювидд, нам нужно поговорить. В Королевской оранжерее в восемь, — и, обращаясь к кому-то за столом, — перенесите наш отъезд.

Боюсь, я была тупой ученицей сегодня: на квенья сосредоточиться не удавалось, потряхивало, и голова была тяжёлая. В оранжерею меня провожала Мортфлейс. Я шла и чувствовала, что руки и ноги холодные. Идти не очень хотелось.