169. Маркиза Наргол

Приведя себя в достойный матери вид (боюсь, изгвазданные нами простыни в достойный вид уже никто не привёл, их только выкинуть оставалось; это прямо удивительно, чтобы так…), собралась пойти к сыну, но Ганконер окоротил:

— Прекрасная, у него сейчас занятия.

Призадумалась, какие такие занятия могут быть у полуторагодовалого ребёнка, но да, педагог же у него есть, эру Гаелориэн. Удивляться-то сильно не стоит: сына и наследника Темнейшего, конечно же, с пелёнок утруждают образованием.

Ганконер ласково сообщил, что после занятия ребёнка тотчас приведут, как только от крови и грязи отмоют. Посмотрел в вытянувшееся лицо, улыбнулся:

— Всё с ним будет хорошо, — и, без перехода, — завтрак ждёт.


И я, стало быть, как душа, попавшая в рай, вся в белом села за стол. Ганконер по-прежнему изображал горелый пень, весь в чёрном, и, наверное, мог бы смотреться антагонистом, если бы в духовном смысле наши весовые, скажем так, категории хоть сколько-нибудь совпадали. Цветущее и плодоносящее апельсиновое дерево над террасой, легчайший ветерок раннего южного утра — и наконец-то еда. Я не ела почти сутки, а пережила за это время не так мало, поэтому радовалась обширности завтрака. Не только тонкие слоистые лепёшки с кисло-солёной жижей из белого сыра, но и какие-то горячие шарики, очень сложноприготовленные на вид: разные виды мяса, тёмного и белого, не в виде фарша, а волоконцами были свиты в воздушные гнёздышки размером с грецкий орех и утопали в сладком соусе. Каждый был наколот на отдельную палочку, за которую его было удобно выволакивать. Попробовала, обомлела и остановилась только когда они кончились. Очнулась, виновато взглянула на Ганконера — не объела ли его, но на стол уже ставили полное блюдо взамен опустошённого, а владыка шипел что-то насчёт клятых листоедов, заморивших меня голодом, и смотрел жалостливо. Ну да, окорока обратно пока не наела. Засмущалась и отвечать ничего не стала. Ганконера листоедством не морили, но на двоих мы уговорили не только второе блюдо, но и третье.


— Повар твой — чудо, — фруктовое мороженое льдисто сияло на солнце, и я задумчиво копалась в нём ложечкой, — подари ему свободу и титул.

Ганконер усмехнулся, кивнул. Ничего не ответил, но, сколько я его знала, повару означенные блага будут дарованы уже сегодня. Надеюсь, этому доброму человеку не захочется сменить род деятельности и свалить куда-нибудь на равнины.

* * *

Я так подозреваю, эру Гаелориэн всю бодрость из маленького вытрясал, потому что свежеумытый и празднично одетый принц смотрелся эдаким сусальным пряничком. Принесла его герцогиня Халаннар, в компании мужа, ух-а-гарыдана ы туд-а мара ы ух-а коджуна Згарха. И у того на руках сидел… я не знаю, маленький, разодетый в золото остроухий божок, чёрный, как головешка.

— Милостью богини маркиза Наргол! — голос Халаннар был полон материнского тщеславия и восторга.

Ах, ну да… если моей милостью Халаннар герцогиня, то её дочь — маркиза. Наконец сподобившись закрыть рот, постаралась поласковей улыбнуться и тоже голосом восторг выразить, назвав Наргол красавицей.

Красавицей она точно была — точёные черты лица, раскосые глазищи, луком амура изогнутые губы — но если великая паучья богиня Ллос была когда-нибудь ребёнком, то она выглядела так. В годовалом ребёнке уже видно было будущее буйство страстей, истинно королевское высокомерие и силу духа.

Осторожно, стараясь выбирать слова, сказала, что уже сейчас вижу, что это будет достойная наследница своих родителей.

— Наргол удостоена чести стать подругой принца в играх и, в будущем, возможно, станет его телохранительницей, — голос Халаннар сочился самодовольством, и, как мне показалось, тайной надеждой.

Поняла, какой, и чуть не упала, представив Наргол Згарховну своей невесткой. А впрочем, внуки… внуки это хорошо. Да Валар знают, кто там принцу понравится со временем. Это у папеньки его гарема нет, а сын, может, и заведёт. И у меня будет много внуков на любой вкус. У Салтыкова-Щедрина в «Пошехонской старине» описывалась дама, имевшая десять детей, и среди них были любимые и постылые. И якобы для тех времён и нравов это было нормой, потому что детей помногу в семьях рождалось. Нет, конечно, я не такая жестокая женщина, чтобы внуки были любимые и постылые, просто будут любимые и чуть менее любимые. В этом месте замечталась, счастливо вздыхая, и чуть не пропустила приветствия подошедшего эру Гаелориэна, тоже пожелавшего выразить почтение и радость от встречи.


Очнулась вовремя и приветствовала, заодно поздравив счастливым браком с герцогиней Конгсей (Халаннар и Гаелориэн расцвели, Згарх цвёл очень так средне, можно сказать, даже приувял). С огорчением поняла, что подарком никаким не озаботилась, но у богини подарок, по крайней мере, для эльфа, всегда с собой — взяла Гаелориэна за руку и нажелала много детей, мальчиков и вот особенно девочек. Про себя думая, что здоровая конкуренция Наргол не помешает.

Весь день счастливо протаскала Ллионтуила, не отдавая никому. Это было счастье. Он жался ласковым котёнком, обнимался и тихо сопел, игнорируя нянек и заигрывания Наргол, только поесть к Халаннар переползал. За обедом сидел на руках. Пыталась покормить его тем, что ела сама — отказался. Згарх счастливо сообщил, что принц обещает стать настоящим урук-хаем: питается молоком и сырым мясом. Подали кровавые кусочки, и точно, их он съел. Вспомнила, как сама во время беременности сырым мясом питалась, и вздохнула — видно, физиология мальчика моего требует.


Ганконер остался с нами и весь день провёл рядом, видно, спихнув дела куда подальше. Тихо светился, не пытался перехватить внимание — до вечера. Когда Ллионтуил намылился залезть в нашу постель, в которой вчера так сладко спал, папенька этому воспрепятствовал и сдал принца служанкам.

Простыни опять ночь не пережили.


Следующим утром на завтрак пожаловала госпожа Силакуи. Еле продравшись сквозь витиеватые приветствия, кое-как поняла, что вчера моя бывшая жрица не беспокоила, желая дать порадоваться обществу сына.

Ганконеру Силакуи вроде бы и кланялась, но вот не оставляло ощущение, что дорогая тёща пожаловала в гости к зятю — во всяком случае, владыка встал и к столу её сам проводил. Никого более не удостаивал, всегда вдвоём мы за этим столом были. Эльфийка была очень любезна и весела, но я отлично поняла, что наше с ней дело — тайное ото всех, кроме Трандуила, который сам догадался.


И что успех сделал её действительно счастливой. Прабабка будущих королей Великой Пущи — она сияла тайным торжеством. Мне было не жалко, а больше всего радовало, что обошлось всё.

* * *

Обратно меня провожал один Ганконер. Не требовалась ему никакая поддержка: безо всякой возни, буднично махнул рукой — и ровная отражающая поверхность стала зеркальным коридором, правильнейшей геометрической перспективой, вспыхивающей острыми гранями. Ни пламени, ни тумана. Шла по сияющему, слепящему коридору, а за стенами слышался топоток, как будто крысы бегали, но двуногие. Тяжёлое алчное дыхание, принюхивания — и снова вроде бы бессмысленная беготня. Но не бессмысленная. Как будто проход искали. В какой-то момент раздался тоненький хрустальный звон, сильно запахло старыми духами (узнала бабушкины). Приостановилась было, опасаясь идти дальше, но лёгенькое, незаметное на руке деревянное колечко ожило, стиснуло палец до боли и потянуло вперёд с энергичностью хорошо замотивированного осла.


По ту сторону вывалилась, почти и не напугавшись. Глоренлин, стоявший у самого стекла, процедил:

— Элу Ганконер великий шаман, — и лицом подзастыл завистливо, по-моему, пряча облегчение, — но колечко всё же лишним не оказалось. Хорошо. Ты прошла туда и обратно, и чем дальше, тем больше будет костенеть твой личный проход сквозь иное. Очень хорошо, что тебе удалось не провалиться, и мне не пришлось прыгать за тобой, эту дыру затянуть никогда не удалось бы. Я заранее не говорил, а теперь можно.

И бледно улыбнулся, глядя, как меня перекосило при мысли, куда это там можно было провалиться.


Могу сказать, что да — в будущем стены прохода с каждым разом становились толще, но он всегда менялся и ощущался то норой, просверленной в кости огромным червём, то белёсым изнутри желудком сонно дышащего животного, то отложениями древних пород в пещере, в которую, кажется, сейчас хлынут воды ледяного мёртвого океана. Всегда было страшно и неприятно. Но с одной стороны всегда ждал мой сын, а с другой светлячки и ёжик без лапки, и я ходила туда и сюда через иномирье.

Загрузка...