— Ты как в Чертоги Мандоса попал?
— Не всем угодил.
— А что так быстро вышел?
— А вот догадайся!
От неожиданности не удержалась от короткого негодующего взвизга. Это было, наверное, настолько непристойно, что остальные сделали вид, что не заметили.
Ланэйр с улыбочкой, кланяясь, учтивейше ответил, как полагалось, и извинился, что сопернику придётся подождать — требовалось привести себя в соответствие, подобающе одевшись и вооружившись.
Пока я думала, он уже кланялся мне, извиняясь за ожидание; он-де не замедлит вернуться — и ушёл.
Я так поняла, что мне себя в соответствие приводить не требуется, и можно присутствовать при торжественном событии встрёпанной и в одной рубашке, причём мужской. Сама я обозлилась и никаких телодвижений, выказывающих уважение, совершать не хотела. Мысли скакали блохами, думалась всякая фигня: вот как, оказывается, на самом деле я неприлично выгляжу, если смотрят незнакомые. С Ланэйром всё было, как надо. Нестеснительно. Мда.
Взгляд упал на толстую палку, валявшуюся поблизости. Раздумчиво глядя на неё, соображала, насколько неэтично было бы поднять её и напасть на нежеланных гостей — запал-то имеется. И будет ли рад этот… не знаю кто, если он вдруг сможет убить Ланэйра, но я при виде него буду стараться побить его, и более ничего?
Пригляделась искоса. Нет, вряд ли его этим проймёшь. Меня он бить, понятное дело, не станет, но я-то до него даже не дотянусь. Он будет легко уворачиваться, парировать — и извиняться, уговаривать. Лить в уши про чувства, над которыми якобы не властен. Да про традиции, кои надо уважать. И он будет рад хоть такому вниманию. Как говорится, клиент желает вас убить — отлично, это начало диалога, тут есть, с чем работать.
Отвела взгляд от палки: бог с ней, с этикой, я всё равно вне — но эффективности будет ноль. Скорее насмешу высокородных нелепой беготнёй, вот и весь эффект.
С владыкой, что ли, поговорить? Если обойдётся сейчас…
Ну да, поговорить, донести ситуацию… Мы ведь не ночуем вместе с Ланэйром только потому, что я хочу уберечь его от поединка с Трандуилом — заведомо проигрышного. Но это что ж будет, если его каждый день вызывать начнут? Его ж и раньше убить могут! Пусть бы желающие подождали настоящего консорта, Трандуила — ну, и он бы их скопом… того. Фить-фить.
В голове непрошено всплыл анекдотик про честного тракториста, явившегося к родителям девушки, и, заикаясь, объяснившем: «Я вашу Оксанку… того… фить-фить». И на резонное предложение жениться после такого, смутившись, брякнувшем: «Да не! Я её трактором переехал!»
Ну ведь логично же подождать Трандуила, ну что ж они лезут-то!
Сердце тоскливо заныло, живот прихватило. Пальцы мелко тряслись, стали холодными и влажными, босые ноги вдруг озябли. Сиротливо присела на выступающий корень, дожидаясь Ланэйра. Джентльмены, тоже его ожидавшие, пытались поговорить, представиться — но я только зло отвернулась.
И я ничего не могла сделать. Ланэйр в этот раз даже говорить про уважение не стал — только посмотрел, и я подскочила, выпрямилась и улыбнулась.
Его-то я уважала.
— Блодьювидд, ты зря не выпила зелье эльфийского зрения.
Посмотрела на него рассеянно и раздражённо — ну как, ну почему он выглядит таким сияющим, умереть ведь может⁈ — и вспомнила, что да, шаман что-то предлагал, но не слушала я его.
Нехотя взяла пузырёк, дрожащей рукой поднесла к губам и опрокинула. Постояла, борясь с тошнотой и очень жалея себя.
Снадобье подействовало, и мир приостановился. Слетевший с ветки листок мэллорна, за который я зацепилась взглядом, закружил на порядок медленнее, очень-очень неторопливо качаясь в воздушных потоках. Судя по всему, это конкретное зелье было забористым: зрение ещё и обострилось, и я видела тончайшие цветовые градации и сам воздух — золото солнечного света, подкрашенное зеленью лиственных крон, сквозь которое оно проникало. И в этих зелени и золоте Ланэйр был удивительно белым, как будто на него не падал зелёный отсвет. Белоснежный длинный кафтан, расшитый россыпями мелких алмазов, белые волосы, белая кожа — и аквамариновые сияющие очи, опушённые чернющими ресницами. Бескомпромиссная до бесстыдства, чрезмерная красота эльфийского князя, которого сами эльфы считают эталоном физического совершенства.
Текуче двигаясь по поляне навстречу тому, другому, почувствовал взгляд и опустил ресницы, лукаво улыбнувшись — на щеках появились ямочки. Опустил руку в перстнях на рукоять меча, плавно извлёк из ножен и отбросил их. Принял немыслимой красоты стойку и слегка кивнул шаману, что поединок можно начинать.
Эльфы казались такими хрупкими — и от этого сильнее поражала животная ярость, с которой они сцепились.
Я помнила Ланэйра порхавшим, как махаон, как пёрышко; струйкой дыма утекавшим от ударов Трандуила и выжидавшим момент для контратаки, и думала, что таков его стиль — но видно, таким его стиль был для Трандуила. Потому что сейчас Ланэйр не отступал совсем. И не наступал — просто стоял в боевой стойке, позволяя себя атаковать, раз за разом отражая удары и отбрасывая соперника, вихрем налетавшего на него.
Боялась за него, боялась смотреть; хотела отвести глаза — и смотрела, как прикованная. Не могла сдержаться — вскрикивала от ужаса и стонала, ломая пальцы и закусывая их. Ощущение беспомощности было отвратительным; ноги почти не держали, и в какой-то момент почувствовала, что шаман аккуратно поддерживает под локоть. Вместо того, чтобы отстраниться, благодарно навалилась — и тут всё случилось: соперник сделал паузу, перестав нападать, и, выудив что-то из рукава, попытался кинуть в Ланэйра. Тот, казалось, вросший в землю, проявил нежданную прыть, устремившись вперёд, весь вытянувшись, образовав единую линию с сияющей полосой меча. Соперник пытался отпрянуть, уйти от удара, но не успел ничего — и был насажен грудью на меч, как бабочка на булавку.
И я очень хорошо всё видела и запомнила — как он остановился на вдохе, в движении, и по лицу было видно, что он понимает: всё.
Всё кончилось. Его лицо стремительно оставлял тот внутренний огонь, который всегда чувствуется у эльфов под маской холода. Он посмотрел внимательно на меч, пронзающий грудь; на Ланэйра — с чуточку высокомерной ухмылкой уже не зависящего от дел земных существа, и перевёл взгляд на меня. Улыбнулся белеющими губами, хотел что-то сказать — но только захрипел, когда Ланэйр стремительно повернул меч в ране, тут же выдернул окровавленное лезвие, и, выхватив кинжал, полоснул соперника по горлу.
Хлынувшая кровища плеснула на белый кафтан, но Ланэйр не сделал попытки уклониться — по-моему, специально. Подождал, пока тело упадёт, и вернулся на место, с которого предпринял последнюю атаку, и стоял там, сжимая окровавленный меч в одной руке, а кинжал в другой.
Я думала, что зарыдаю от облегчения, если Ланэйр победит, но плакать расхотелось, вид крови заставил отупеть. И прощальная улыбка умирающего — я тогда в первый и последний раз взглянула ему в глаза…
Шаман неторопливо проводил зелёные искры, лианы утащили тело под землю если бы не окровавленная одежда Ланэйра, так будто бы ничего и не случилось. Шаман, становясь будничней, уважительно прошелестел:
— Эру Ланэйр, бой был великолепен, вы в ударе. И, похоже, на пике возможностей. Это было совершенством! Какая экспрессия, какое тонкое чувство ритма поединка! Я в восхищении!
Ланэйр торжественно поклонился и помолчал. Я думала, он ничего не ответит, но он, тоже становясь будничней, вздохнул:
— Жаль, что усопший, да раскроются для него врата Мандоса, переоценивал себя… Даже Ороферион не рискнул бы в мечном поединке со мной пытаться ударить заклинанием — это потеря концентрации. На миг, да ведь этого достаточно. Надеюсь, вы, эру Аргдарион, не скроете увиденного. Мне не хочется убивать самонадеянных мальчишек. Пусть будут соперники — но достойные!
И они ещё покланялись друг другу, многими словесами выразив взаимное уважение.
Я молчала, не имея слов. Этот разговор, он был для меня за гранью разума. Проклятые алиены!
Уходя, шаман заботливо споил мне антидот, и ощущение замедленности пропало.
Ланэйр, похоже, никуда не торопился, и залитая кровью одежда не очень-то его смущала. Переложив кинжал из левой руки в правую, в которой уже был меч, он пытался зубами развязать узелок на стягивающих запястье ремешках.
Я молча смотрела. Он вскинул глаза, и лицо осветилось улыбкой:
— Блодьювидд, я не хочу класть оружие на землю, а чтобы убрать его в ножны, нужно сначала почистить. Поможешь развязать ремни? Я, кажется, сильно затянул…
Подошла. Тонкий пронзительный запах окровавленной стали ударил в ноздри — и нагретых его теплом кожаных ремешков (из орков ведь ремни-то!), и его собственный, сладкий, кружащий голову…
Переглотнув, опустила голову и протянула пальцы к ремешкам — но его красивая рука уже поднимала подбородок повыше, заставляя смотреть в глаза. Холодок прошёл по хребту, я почувствовала, как пушок на позвоночнике становится дыбом. С оттенком священного ужаса подумала, что это невозможное существо сейчас — вот сейчас!!! — поцелует меня, и из последних сил оттолкнулась от его груди:
— Нет! Я не хочу видеть твою смерть от рук Трандуила!
Он только усмехнулся:
— А его смерть от моих?
Зло глянула и промолчала.
Разговор с владыкой Элрондом ничего не дал в смысле обеспечения безопасности моего не-консорта.
Владыка, по-моему, даже не совсем понимал, чего я хочу. Зато с Ланэйром они обменивались весьма понимающими взглядами. Тот только что руками не разводил и глаза не закатывал, демонстрируя, что богиня блажит. То есть, понятно, делал это весьма сдержанно, но смысл его очень сдержанной пантомимы даже я понимала; так же как и то, что Элронд в ответ просемафорил, что прекрасный цветок мило капризничает. В мою же сторону транслировал любовь и снисходительность практически в промышленных объёмах, потчевал всяким вкусным, со всем соглашался, но я не сомневалась, что речи мои для него пустой звук. Владыка не понимает, как можно запретить поединки. Традиции же! Не консорт? Это очень жаль и очень зря. Пусть лучше будет им. От расписывания достоинств потенциального консорта у меня кусок поперёк горла вставал. И совершенно невозможно было свернуть с этой темы. Владыка демонстрировал упорство носорога, присватывая мне эру Ланэйра.
Зато связаться с Ганконером согласился почти сразу. Правда, осторожненько оговорив, что я точно поживу до Самайна в Лориэне. Я так поняла, что его очень интересовала моя благодать, которая действовала на плодородие эльфиек и на общее процветание вверенного колхоза королевства. Мне это показалось справедливым, и я согласилась, после чего тут же повеселевший владыка обещался установить связь буквально завтра. На вопрос, а почему не сейчас, было сказано, что завтра день удачнее, да и подготовиться надо — и тут Элронд с облегчением перешёл на обсуждение красот Лориэна, которые (вот незадача, как же так?) я до сих пор не видела. Тут он укоряюще косился на Ланэйра. Тот только улыбался краешками губ, не вступая в разговор. Похоже, они были довольны своим заговором, как два цыгана, облапошивающие доверчивую селянку. Чувствовала даже какое-то удовольствие от созерцания двух столь удовлетворённых жизнью и спевшихся существ.
Я не очень-то хотела задерживаться, подозревая, что элу Элронд занятой эльф, но он сам задерживал. Похоже, бескорыстное любование пламенем доставляло ему немалое удовольствие, и разговоры всё разговаривались, а мне было увлекательно сидеть на высокой площадке, с которой открывались роскошные виды, слушать умные речи и есть крохотные пирожные.
В разгар беседы присоединился ещё один эльф. Судя по тому, как он слегка поклонился, положение у него было самое высокое.
Удивилась я тому, что ни с кем не любезничающий Ланэйр, похоже, неподдельно обрадовался и обнялся с ним. Они были рады друг другу.
Отдельно удивляло, что выглядел эльф хлыщом, даже рядом с Ланэйром: роскошные, сверхухоженные золотые локоны до пояса; травянисто-зелёная шёлковая мантия, расшитая золотыми цветами. Я, когда они обнимались, подсознательно ожидала, что этот луг вместо одежды обзеленит белый кафтан Ланэйра не хуже настоящей травы. Ланэйр торжественно обернулся:
— Познакомься, Блодьювидд: это эру Глорфиндель Лаурэфинделэ Эпессэ, лорд Дома Золотого Цветка, один из древнейших эльфов Арды и один из лучших эльфийских воинов!
Улыбнулась, сказала, что рада знакомству и нежданно ляпнула бестактность: спросила, неужто Глорфиндель старше Ланэйра.
Ланэйр как-то смутился, а Глорфиндель наоборот:
— Богиня, мой возраст сложно счесть, я ведь побывал в чертогах Мандоса, и, единственный из живущих, вернулся из них. Непонятно, какую эпоху брать за точку отсчёта…
Он говорил, а я понимала, что это ведь тот самый Глорфиндель, описанный дедушкой Толкиным.
Не удержалась и восхищённо вцепилась, начав выспрашивать и далее всякие бестактности: каково в загробном мире и тому подобное — и удивляясь его юному, живому, сияющему лицу и чувствующейся внутренней силе. С внутренней силой там всё было очень хорошо. Она была ого-го какая! Впечатление разряженного хлыща моментом ушло. Он рассказывал всё, что мне было интересно. Говорил просто, но я чувствовала в его речи слои и подводные течения, которых не понимала. Но и то, что понимала, заставляло развесить уши. Он, в свою очередь выспрашивал, как мне жилось в Арде, да как мы с Ланэйром добирались из отрогов Туманных гор в Лориэн. Ланэйр легко и охотно участвовал в беседе, и я про себя удивлялась, как это можно выставить экстремальное наше путешествие почти анекдотом.
Было видно, что они друзья: общие словечки и шуточки, для них значащие больше, чем для окружающих, дружелюбные взгляды и общая расслабленная атмосфера.
Речь зашла о том, что владыка Трандуил со свитой и сыном застряли в другом мире. Я с озабоченным вздохом помыслила вслух, каково-то им там.
Владыка Элронд бессердечно высказался, что всё у них хорошо, что с ними сделается: разве что владыка Трандуил без вина будет страдать — и тут же набулькал себе стаканчик. Глорфиндель в ответ задумчиво пробормотал:
— Ну да, пил он всегда хорошо.
Элронд вопросительно посмотрел на собеседников, что-то прочитал по их лицам, и, благодушно молвив:
— Посидим по-дружески, без чинов, — налил всем.
Вино было, понятно, мэллорновое. Мне тут же разъяснили за его великолепие и превосходство над всякими там дорвинионскими. Я покивала: «Ну да, ну да, конечно, всё тут у вас лучше» — вслух же, само собой, ничего такого не сказала.
Я скучала по владыке Трандуилу. И по соколу ясному, и по эру Лисефиэлю. И по владыке Ганконеру. А больше всего по своему ребёнку. Вот такое ощущение, что размазывает меня по Арде, как масло по хлебушку. Видно, чтоб благодать осенила наибольшую площадь. Похоже на божественный замысел. Затуманилась, глядя вдаль: где я небесная? Почему я не особо-то чувствую ту часть?
Владыка Элронд заметил и спросил, о чём я думаю. Я прямо сказала. Владыка предположил, что моё желание остаться в мире есть божественная благодать, осенившая наконец Арду, и что это знаменует собой начало Золотого Века. За Золотой Век они втроём и выпили.
И как-то мы просидели вчетвером дотемна. За разговорами я почти и не вспоминала, что только этим утром видела убийство и вся перетряслась. Вздохнула, подумав, что привыкаю к нехорошему: вон, даже нервишки алкоголем лечить не стала. Эльфы пили, а я так сидела. Но, вспомнив про утреннее, напряглась: а ну как эру Глорфиндель, сейчас эдак увлечённо рассуждающий о поэзии Первой Эпохи (кстати, оказалось, что у эльфов есть аналог матерных частушек) под окончание посиделок вызовет Ланэйра? Друзья-то они друзья, но тут даже и родственные связи зачастую значения не имеют, это я понимала.
Вечер стремительно терял очарование, и я сидела, как на иголках. Ланэйр был внимателен и тут же поинтересовался, что случилось.
Я замялась, наводить их на эти мысли не хотелось. Начала мямлить, что устала и хочу уйти.
Тут же была осыпана извинениями и всяческими похвалами моей небесной красе и благодарностями за проведённое вместе время, воспоминание о котором будет согревать их… и так далее, и тому подобное.
Облегчённо выдохнула, когда мы с Ланэйром, распрощавшись, уже ступили на лесенку, он впереди, я следом. И тут вдогонку прозвучало:
— Ах да, я всё-таки хотел бы обсудить наш с эру Ланэйром Ирдалирионом поединок.