Королевская канарейка (СИ)

30. Взрыв и цветение

пробита моральных устоев

броня

горит поцелуями кожа

господь отвернись ты накажешь меня

позже ©

Достукалась. Ноги стали неприятно ватными, в животе застыл холодный ком.

Владыка уже выпроводил секретаря и тихо сидел с бокалом. Почему он так спокоен, а мне так дурно, как будто меня убивать собираются? И внутренняя истерика на тему: 'Всё пропало, шеф, всё пропало!"© Ноги не ходят, голова не думает. А самое время было бы.

С точки зрения высот духа хорошо будет посидеть с королём, разговаривая о прекрасном и отвлечённом — прощаясь с ним, а потом пойти и поцеловать посла. Для меня ведь разговорчик-то срежиссирован. Так добавить бодрости в режиссуру.

Вздохнула, почувствовав, что уже хотя бы встать смогу, и тихонько поднялась по заледеневшим ступенькам. Подошла к Трандуилу. Он поднял на меня глаза, и я молча скинула одежду. Так удивился, как будто не ожидал ничего подобного:

— Блодьювидд, что это за tecindo? — и, в ответ на непонимающий взгляд, раздумчиво, — наверное, можно перевести, как «перформанс».

Усомнилась в переводе, но пусть так.

— Внеплановый обряд плодородия.

Какие кошачьи очарованные глаза и диссонирующая злая усмешка:

— Ты пытаешься купить жизнь Ланэйра?

— Пытаться что-то купить у великого короля? Нет. Это подарок.

Похмыкал:

— Минуту назад ты ни о чём таком не думала. Поразительная спонтанность. Живая весна) — и, потеплевшим голосом, — что ты хочешь, чтобы я подарил в ответ?

— Себя. И свою жизнь. Хотя бы в этот раз, — если я что и хотела купить, так жизнь самого Трандуила. У него же.

Владыка вздохнул, встал, поднял мою одежду и закутал меня обратно. Чуть не упала, решив, что это отказ.

— Что ты, разве можно тебе отказать, emma vhenan… Сядь, подожди немного.

Устыдилась, подумав, что в последнее время король почти не отдыхал и может быть вовсе не готовым к плотским радостям. И что вызов отложил просто потому, что отдохнуть хотел, а не меня запугивать. Слегка поперхнувшись смешком, Трандуил ответил на мысль:

— Я готов. Ты не готова. Подожди немного.

Забравшись с ногами в кресло, смотрела, как он через брауни вызывает секретаря обратно, — и, о, счастье! — отменяет распоряжение. Не была уверена, что он сделает это.

Затем просит передать Ардариэлю, что примерно через час нужно подать на террасу настой трав, названия которых он внятно и со знанием дела перечислил на квенья.

И отменяет урок на завтра. Ничего не забыл)

Подал мне руку:

— Богиня, пойдём, погреемся? Я замёрз сегодня, и тебе на пользу пойдёт. Расслабишься.

Похоже, Трандуил знает, что делает. Ну ещё бы, опыт-то и правда есть. Всё отработано небось.

— Да. Не переживай, доверься мне, — а посмотрел с укором. То ли за то, что не доверилась полностью, то ли за мысли про всю Кубань.

В раздевалке сглотнула, увидев ЭТО в стоячем состоянии. Когда на сердце отлегло насчёт дуэли, пришли переживания другого рода. Мда, владыка прав: он готов, а я нет. Хорошо хоть не торопится. Ведёт себя спокойно, болтает на отвлечённые темы. Если бы не насмешка, затаённая в синих глазах и в голосе, и не очевидный стояк, так совсем бы всё прилично было. А так получается ещё неприличней, чем если бы сразу накинулся. Он же специально говорит о разном, но при этом не даёт забыть ни о своём состоянии, ни о том, что вот, уже скоро. Вальяжно раскинув руки по краю бассейна, потягивается, как кот, очевидно радуясь теплу; задаёт вопросы, требующие ответа, и внимательно слушает — и при этом иногда смотрит так, что понятно: думает он не об этом, и не трогает только потому, что хочет продлить момент, и получает наслаждение, смущая и заставляя всё осознавать.

Впрочем, тепло и правда расслабило. Когда вернулись на террасу, кубок с настоем уже был на столике.

— Выпей.

Принюхалась.

— Лёгкое успокаивающее и расслабляющее гладкую мускулатуру зелье, моя недоверчивая valie, — владыка сел и наплескал себе дорвинионского. Ну канеш, ему успокоительное не нужно. Спокоен.

Выцедила весь кубок и повернулась, чтобы тоже сесть. Надо ж, наверное, подождать, пока подействует. На гладкую мускулатуру. Чтобы он мог этим бревном…

Владыка расхохотался. Кресло уехало от меня, поддетое ногой Трандуила, подвёзшего его к себе поближе и положившего на него ноги. С удобством так вытянулся и поманил рукой. Подошла. Сгрёб в охапку и усадил на колени. Повозилась, устраиваясь.

— Что-то мешает? — владыка был сама любезность. Как будто не знает, что да. Сидеть не гладко. Хоть бы скорее, что он тянет?

Обнял за талию и выдохнул на ухо:

— Ш-ш-ш-ш, не торопись. Позволь мне насладиться победой.

Уж и победа. Сама пришла, сама разделась… Плюхнулась, как созревший плод — хорошо хоть не на холодное лоно. Нехолодность прям сильно ощущается.

— Да, Блодьювидд, можно было и ещё поломаться. Что ж ты так? — спрашивает с усмешкой.

Посмотрела в ответ с возмущением. Пятитысячелетний эльф радуется, что переиграл крестьянку?

— Не злись, nandelle. Всё абсолютно серьёзно. Я просто подумал, что тебе захочется иметь выбор: стать моей или улыбаться завтра, глядя на танец смерти — и я дал его тебе. Я не насильник: ты можешь уйти.

— И улыбаться завтра танцу смерти?

— Да.

— Я останусь. Возьмите меня.

Напрягся всем телом и явным усилием воли снова расслабился. Прохладной рукой отвёл волосы в сторону и прошептал на ухо:

— Когда ты просишь, Блодьювидд, совершенно невозможно тебе отказать, — и, с насмешливым сочувствием, — бедная маленькая заинька, загнанная волками, да?) И сейчас эту заиньку будут… большим. Нежно… — и резко вдохнул сквозь стиснутые зубы.

Почувствовала, как кровь плеснулась в лицо и кое-куда пониже.

Не найдя, что ответить, только вздохнула и подобрала под себя вылезшую на холод ступню. И расслабилась в руках Трандуила. Больше всё равно ничего не оставалось.

Владыка молчал, обнимая и вдыхая запах волос и кожи, и от его дыхания мурашки бежали по шее. Какое-то время звук дыхания, становящегося всё сбивчивее, нарушался только ровным звяканьем медленно снимаемых и складываемых на стол колец. Потом он повернул меня к себе. От движения халатик распахнулся, и грудь освобождённо выпрыгнула, прижавшись к полуобнажённой груди Трандуила. Ух, какое у него стало лицо! Забыла о смущении, уставившись. Как он очарованно замер, окаменел… видно, что очень захорошело. Никогда такого прекрасного лица, как сейчас, у него не видела. И вообще никогда ни у кого. Владыка кашлянул и глухо сказал:

— Вижу тебя такой всё время, — и, не давая отодвинуться, с беспокойством спросил:

— Я… немного давил. Но я же для тебя возлюбленный? Не насильник, не случайная прихоть?

Ничего себе «немного»! Хотя с учётом его возможностей, наверное, немного. По сравнению с орочьей верёвкой на шее — совсем чуть-чуть и с куртуазностью. Нет, нет, не хочу здесь и сейчас это помнить.

Кощей таков, каков он есть.

— Конечно, возлюбленный, — прошептала, чувствуя, что говорю правду.

Счастливо выдохнул и попросил:

— Погладь меня. У нас, если женщина хочет мужчину, если разрешает ему всё — она прикасается к его ушам. Чувствительное место, — и беззащитно замер.

Нежно запустила руку в его волосы, голой грудью чувствуя, как у него тяжело бьётся сердце. О, шелковистее, чем кажутся. А я ведь в первый раз его трогаю, до этого не прикасалась сама.

Прижала горячую ладонь к уху, дёрнувшемуся, как у зверя. Да, не человек…

Дарвинов бугорок — всё, что осталось в результате эволюции от острого уха у людей; здесь полностью развит, и окружающие ухо мышцы рабочие — чувствую, как подрагивают. В трезвом сознании меня бы смутило, а сейчас уже несло и казалось увлекательным, хотелось озорничать, и я храбро исследовала чувствительные завитки, обжигая их дыханием, немножко прикусывая; шепча нежности и признаваясь, что да, хотела и хочу, что мечтаю о нём, что желание потрогать не давало покоя много дней.

Владыка, откинувшись на спинку кресла, позволял всё, закрыв глаза, и тяжело, со всхлипами, дыша:

— Хорошо врёшь, — со стоном.

Уши действительно чувствительное место. У Трандуила так точно, вон как завёлся. Интересно, что его больше заводит: женская лесть или ласки? Хотя лесть, по-моему, их величество чья угодно заводит.

— Шути-шути, не стесняйся, — как он быстро пришёл в себя!

И на ухо:

— Меня заводит твоя нежность и твоя покорность, и что я скоро буду в тебе. Пойдём, — и пошевелился, намекая, чтобы я сползла.

Смущённо слезла с него и с сомнением посмотрела на маячащую в комнате постель, покрытую короткой травкой.

— Да-да, туда, — указал подбородком, — что ж ты мнёшься, a’maelamin? Хотела же быстрее) Я не заставлю тебя больше ждать, ну?

Босыми ногами осторожно прошла по холодному дереву и снегу, остро почувствовав переход к теплу.

Скованно присела на кроватеподобный лужок. Сейчас я пересплю с эльфом. Блин, он понимает, что я не просто человек, а человек из другого мира? Мало ли какая у нас разница в анатомии? Ведь уже один раз чуть не убил, впихнув мне в голову синдарин! Помню, Радагаст что-то бурчал про неподготовленное девственное сознание, в которое владыка варварски вломился…

— Прости, прости… я буду очень осторожен. Но не отпущу, — Трандуил стоял у камина, протянув руки к пламенеющей саламандре.

Немного смутилась, поняв, что это делается для того, чтобы не прикасаться ко мне замёрзшими пальцами. Так мило.

Опаньки, а ведь тут, кроме саламандры, ещё и змеюка обретается. Надеюсь, ей не приспичит выползти. Вздрогнув, зябко закуталась, хоть не холодно в комнате, и ноги под себя поспешно подобрала. Задумчиво потрогала травку — шелковистая до скользкости. Интересно, это ему не мешает? Наверное, нет. Со всем Эрин Ласгаленом не мешало, и со мной не помешает. Вспомнился простодушный полковник из военных афоризмов Козьмы Пруткова: «У нас гостила дочь инженера из Водяных сообщений, сама потрошила лягушек. Гг. офицеры очень хвалили». Дамы очень хвалили) Может, будет не так плохо.

— Да, я нравлюсь женщинам, — сухо проронил Трандуил. — Блодьювидд, высокомерие к лицу богине, но не слишком ли думать, что кормят в моём дворце сухарями, мыться приходится в ледяной воде, и что ночь с владыкой — «Может, будет не так плохо»?

Посмотрела с испугом, не разгневался ли, но нет — глаза смеются. У него сейчас такое счастливое лицо… уже одно это того стоило.

Подошёл, присел на пол рядом с кроватью, как-то очень естественно погладил по шее, шепнул:

— Я только попробую, — и я вдруг очутилась голая, навзничь лежащая, с ногами на его плече, и он уже медленно вводил два пальца… туда.

— О, твоя роза так удивлена) Не зажимайся, тебе сейчас будет очень сладко, — и пальцы вошли до конца. И я вспыхнула, и потеряла голову. Помню, что действительно срывающимся голосом просила войти, и делала комплименты его дракону, на что слышала в ответ насмешливо, тягучим голосом:

— Подожди-подожди, только что «дракон» был «этим» и «бревном». Не торопись, ты не готова.

Мне казалось, что даже если он разорвёт меня, это всё равно будет ощущаться, как удовольствие.

Что ж, пятитысячелетний эльф действительно может сыграть на теле, как на флейте: каждое мгновение мне казалось, что лучше быть не может — и тут же становилось. Полностью беспомощная перед своими реакциями, краем сознания понимала, что Трандуил себя не отпускает: возбуждение и очарованность не мешали ему шутить. Удивляли странные качели: позволяя делать с собой всё, что он делал, я в какие-то моменты ощущала только дикое возбуждение, а в какие-то вдруг осознавала, что и как делается. Стыд, смущение и осознание, что он специально заставляет это чувствовать, смывало очередной волной невозможного удовольствия — я ощущала себя мошкой в бокале, куда наливают шампанское. Жучок в сидре) Мельком подумалось, что от такого и правда умереть можно, и тут же услышала:

— Зато какая смерть, да, богиня?)

Господи, да когда же он войдёт? Я не могу больше.

— Сейчас. Я тоже не могу больше. Согни немного ноги и расслабься, — и с коротким стоном удовольствия резко вогнал.

Боже, нет! Всё-таки огромный!

— Не зажимайся, дыши… Позволь мне, я правда не могу. Я нравлюсь твоей розе, она-то как раз не боится, — очарованно, голосом, ставшим ниже на октаву.

И, проталкиваясь внутрь мелкими толчками:

— Твой цветочек так покорно заглатывает меня) Как я хотел, чтобы ты почувствовала, как я буду разжимать тебя изнутри членом, — и в этот момент что-то перемкнуло у него в горле, и дальше он только стонал на вдохе, закинув голову, закрыв глаза и вгоняя всё глубже. Войдя, остановился, и, подышав сквозь стиснутые зубы, спросил почти спокойным голосом:

— Ну что? Как будто на колу сидишь?

Подумала, что это не кол, это действительно бревно, и смущённо отвернулась. Да, розе он нравился, она была скользкой, и ей было многовато. Она стремилась вытолкнуть его обратно, но он не давал. Когда мне удавалось, извиваясь, немного сползти наверх, он просто делал движение, и снова заполнял собой до отказа.

— Нет-нет, так не получится. Подожди немного, она сейчас привыкнет, и я смогу насладиться тобой, — дыхание Трандуила становилось всё более рваным, а голос умоляющим. — Сладкая, ну прими меня наконец!

Эта странная борьба продолжалась довольно долго: попытка сползти, лёгкий толчок, загоняющий член обратно, и глухие просьбы срывающимся голосом. Она приносила всё большее удовольствие, и в какой-то момент я почувствовала, что внутри как будто и правда распускается огненная бархатистая роза. Очень удивилась ощущениям, вопросительно посмотрела на Трандуила — чтобы увидеть, как он каменеет, накрываемый волной страсти; глаза из ясных становятся мутными, черты лица плывут и тяжелеют, и губы кривятся, как от невыносимой муки. Попыталась отодвинуться, но он не дал.

Почти без голоса, на выдохе:

— Нет-нет. Не могу больше. Шутки кончились. Я ждал тебя три тысячи лет, — и ударил, перестав себя контролировать.

Не успела испугаться, потому что была накрыта такой же волной. Всё, что он делал до этого — было лёгкой прелюдией. На синдарине он больше не сказал ни слова, полностью перейдя на квенья, и перестал играть со сменой поз и каким-то разнообразием. Со стороны, наверное, выглядело не слишком интересно. Но разница в переживаемых ощущениях была колоссальной. Всё, ранее известное мне в качестве наслаждения, не имело никакой ценности по сравнению с этим. Это как если бы я пыталась согреться на морозе, зажигая спички — а потом вдруг очутилась внутри солнца. На краю сознания мелькала уверенность, что, при желании, Трандуил действительно мог бы убить меня таким образом, если бы не давал иногда подышать и отойти от немыслимого наслаждения, и я бы даже не почувствовала смерти. Просто остановилось бы сердце. Я же всего лишь человек)

Не помню, как заснула, но сквозь сон слышала чудовищную грозу и шум ливня. Земля сотрясалась, но я спала и спала.

Проснулась в своей постели от поцелуя короля:

— Вставай, соня, ты спишь уже второй день. Королевская канарейка должна не только спать, но и есть)

И иногда её имеют до потери сознания.

— Чудесная, чудесная должность, — вслух, льстивым голосом.

Какое у него стало мягкое, безмятежное лицо!

— Держи, выпей, — и передал со столика бокал с каким-то настоем.

Почувствовала, что да, пить хочется. И есть. И что жизнь прекрасна, но нова и подозрительна для тела, перешедшего пределы, доступные человеку. Пошевелилась и тут же ощутила болезненный отголосок бешеных ночных толчков. Трандуил, заметив тень боли, быстро успокоил:

— Это пройдёт. Ты маленькая внутри, но способна выдержать меня, — и, вздохнув, добавил, — чуть с ума не сошёл, пока заставил тебя принять мой член полностью. Дальше будет легче, ты привыкнешь.

И, не давая ничего сказать, обвил шею ожерельем:

— Это красный бриллиант «Пламя Арды». Камня чище и прекраснее не найти, но я был неправ, когда говорил, что подарю тебе камни, достойные твоего сияния: таких нет, — и поцеловал.

Всхлипнула, тут же начав его желать, но он отстранился со смешком:

— Нет. Придётся подождать недельку, прежде чем повторить.

— Зачем? У меня ничего не болит… почти.

— Ты не чувствуешь. Нагрузка на сердце и нервную систему была огромной, и не надо торопиться, пусть тело и дух придут в норму.

Ну, это да. Встав, почувствовала слабость, и что шатает немного.

— Ах, да. Спасибо. За ожерелье, за все драгоценности… я ж ни разу не поблагодарила. А более всего за вас и вашу жизнь, владыка. Хорошо, что вы читаете в сердце, словами я передать не могу. Позвольте, я приведу себя в порядок.

— Да-да, я подожду, — Трандуил отпускающе махнул рукой и уселся в кресло.

Мда, это место всё-таки саднит. Но терпимо. Сходив в кабинет задумчивости, пошла умываться и взглянула в зеркало. Подозревала, у меня будут синяки под глазами, но из зазеркалья смотрела голая сияющая богиня. Скоро я перестану узнавать себя. И да, «Пламя Арды» не зря так пафосно называется. Огромный красный камень в окружении белых. Неспокойный камушек. Глядя, как он полыхает изнутри, подивилась, что «Глазом Саурона» не назвали. Но да, символично. С намёком на пережитую ночь.

Вспомнила, как любовница одного латиноамериканского диктатора, известная умом и остроумием, пришла на раут в роскошном жемчужном ожерелье, и кто-то из дипломатов не слишком удачно польстил, спросив, сколько же ракушек пришлось открыть, чтобы получить такое чудо. Присутствовавшие, знавшие, что на местном жаргоне «ракушка» значит женский половой орган, вздрогнули и притихли, но дама, улыбнувшись, ответила: «Всего одну, мсье, всего одну».

Примечания:

tecindo — «пиздец»(квенья)

nandelle — «скрипка»

a’maelamin — «возлюбленная»