Королевская канарейка (СИ)

33. «Зеленый Лист»

на казнь иду весь при параде

сквозь стоны ругань рёв и плач

не надо плакать я хороший

палач

© shumolechka

Крутой писатель Лавкрафт считал, что секс уподобляет человека животному в худшем смысле слова. В текстах — ничего про это. Чудовища и архитектура их мира, да… Нет, мы, конечно, можем, ухмыляясь, вспомнить, что женат этот асексуальный расист был, на минуточку, на рыжеволосой, чрезвычайно витальной еврейке. По любви.

Узнав, очень смеялась. Но, однако, как вышло, что, занимаясь этим, он уподоблялся грязному животному, а я уподобляюсь богине, вижу в этом счастье и радость жизни? Не понимаю. Видно, я животное, и как-то с этим надо жить. Почувствовала присутствие рядом и открыла сонные глаза.

— Богиня, если б ты ещё занималась) А то только думаешь. В постель тебя не дозовёшься, и храбрость твоя обратную пропорцию к близости кровати имеет. Это я к тому, что не так далека ты от вашего сумрачного гения) Что, чудовищен я тебе, еmma vhenan?

Трандуил стоял рядом.

— Ты всё проспала: завтрак, урок, приезд градоначальника с присными… Середина дня уже. Ну разве можно так увлекаться? В синяках вся, руки в мозолях… Болят?

Потянувшись, прислушалась к себе и поняла, что ничего не болит, и я неплохо выспалась на травке без одеяла.

— Рад за тебя, — с сарказмом, — кстати, о чудовищном: вставай. Отцы города Эсгарота привезли этих nyeno atahanc. Скоро казнь.

…!!!

— Что надеть?

— Что-нибудь весёленькое, позитивное.

Сука белобрысая.

Сам, впрочем, тоже одет в весёленькое — зелёная парча и шёлк. В высокой короне — зелёные клейкие листочки. И все эльфы в зелёном. Намёк на название казни? Слышала что-то про этот «Зелёный Лист», но помню только название. Что ж, сейчас увижу.

Процессия, следовавшая тенистой тропой под пологом древнего неприветливого леса, была немаленькой: придворные, потом люди, потом стража, тащившая приговорённых. Тропа вывела на поляну, в центре которой раскорячилось приземистое и толстое старое дерево. Мне показалось, что даже сучки у него как-то хищно топырятся. Осторожно рассматривая, вдруг поняла, что рядом с деревом стоит Ганконер, настолько неподвижный, что не воспринимается живым. И он не в зелёном. Что-то длинное, из чёрной, почти негнущейся на вид ткани, накрытое сетью из золотых бляшек, соединённых между собой цепочками и целыми коваными пластинами. Смотрится статуей. Лицо осунувшееся, волосы гладко зачёсаны назад. Впервые заметила, что в его правое ухо по краю вставлено несколько колечек. Уставилась так, что он, видно, ощутил взгляд, и ухо с серёжками недовольно дёрнулось. А ведь никто из эльфов серьги не носит. Держат уши в неприкосновенности. Интересно, он просто выёживается или это для каких-нибудь надобностей?

Трандуил, оглянувшись на отставшую процессию, тихо сказал:

— Помни: люди должны впечатлиться. Не торопись, напугай их как следует.

— Ваше Величество, но напугаться может и богиня…

— Богиню я утешу, — голос Трандуила холоднее льда, — а люди пусть ужаснутся и расскажут своим. Чтобы каждый человечишка, увидевший богиню, боялся подойти к ней с грязными мыслями! Пусть кланяются и расползаются! Ты понял меня?

— Да, Ваше Величество, — Ганконер кланяется, и чувствуется, что невесело ему.

С чего бы? Не нравится убивать? Его заставляют? Вспомнила, что раньше работа палача часто сваливалась на инородцев… в моём мире. Здесь так же?

И услышала кошачий голосок Силакуи:

«Нет, богиня. Он убивает потому, что имеет дар. И ему это нравится. Просто тебя стесняется».

Так зачем заставлять убивать в моём присутствии?

«Мальчишка ревнив. Хочет скомпрометировать потенциального соперника».

Узнаю душечку Трандуила. Всё понятно. Сейчас будет что-то блевотное, надо держаться.

Ганконер посмотрел совершенно больными глазами и вдруг спросил:

— Блодьювидд, как тебе живётся?

— Жизнь полна событий: вчера по речке сплавлялись, сегодня вот казнь… — что-то я глупости несу, а остановиться не могу, — я рада тебя видеть.

И, неожиданно для самой себя, разулыбалась. Ганконер странно усмехнулся, отошёл и достал флейту. По окраинам поляны уже собралась толпа. Первая жертва была вытолкнута на середину, и Ганконер поднёс флейту к губам. Резкие, визжащие однотонные звуки складывались в чудовищную мелодию, хуже, чем в любом фильме ужасов. Жертва, тот самый мужик, которому вчера прострелили руку, недоуменно озирался, не понимая, откуда ждать беды, и совершенно не видел того, что уже видела я: от корявого дерева к нему приближались зелёные тяжи, похожие на змей.

«Он будит дерево», — зашептала Силакуи.

Дальнейшее я помню, как визжание флейты, которому вторили высокие крики жертвы. Тяжи подтаскивали её к дереву, одновременно прорастая сквозь тело. Крики становились всё выше и ужаснее. Отвернулась, но не слышать это было нельзя. Стараясь отвлечься, огляделась по сторонам: эльфы смотрели со спокойным одобрением. Владыка, улыбаясь краешком рта, благосклонно кивал. Наверное, всё проходило, как ему хотелось.

Градоначальник, весьма упитанный хорошо одетый господин, бледен, и лицо у него, как сырое тесто — белое и трясётся. Странно, на такой должности должен был немало повидать… плохо держится. В целом да, люди впечатлены. Интересно, я такая же белая?

Когда дерево открыло тлеющие разумом и злобой глазки, со скрипом распахнуло дупло, похожее на пасть, и стало затаскивать ещё живую жертву туда, градоначальник начал оседать. Спёкся. Люди плохо выглядят: кто-то близок к обмороку, кто-то блюёт… Живут в жестоком мире, неужто ничего подобного раньше не видели? Хотя да, здесь нет фильмов ужасов. Взглянула на Ганконера: у того, наоборот, губы покраснели, и по ним блуждает тоненькая страшная улыбочка. Что ж, у соловья тяжёлое детство, сложная биография… немудрено, что приобрёл сомнительные склонности. Интересный персонаж.

Второму мужику пришлось легче: видно, Трандуил решил, что люди достаточно впечатлились. Сказал, что оказывает преступнику милость, и самолично смахнул ему голову, тот и понять не успел ничего.

Дерево не побрезговало и трупом, тоже в дупло затащило. Второй не влез целиком, ноги наружу торчали. Ну ничего, наверное, переварит и доест. Представила, с какой симпатией и каким голосом про него рассказывал бы добрый дедушка Николай Николаевич Дроздов:

«А сейчас мы посмотрим на процесс питания реликтового человекоядного дендроида. Обратите внимание, какие интересные у него тентакли и как ловко он ими пользуется!»

Любопытно, если просто проходить мимо, оно нападёт?

«Нет, богиня. Но если присесть под ним и задремать, то можно не проснуться… Сейчас Ганконер усыпит его, чтобы не вздумало продолжать. У реликта нет чувства сытости».

Ганконер и правда играл уже что-то спокойное. Колыбельная для дерева…

А дальше мы пошли ужинать. Дерево накормили, надо и самим поесть. Война войной, а обед по расписанию. Людей Трандуил выпроводил, и не подумав пригласить к столу. Впрочем, оно и гуманнее — судя по зелёным лицам, тем было не до еды, да и от общества эльфов они избавились с радостью.

Эльфы же аппетита ничуть не растеряли, да и я себе удивилась, обнаружив энтузиазм к еде. С волками жить… Ну так-то да, я ж со вчерашнего вечера не ела, а набегалась будь здоров. Ганконера сарычи усадили с собой, чуть наискосок от меня, и вот он как раз не ел, только наливался чем-то, зато старательно так. Лицо холодное и очень скован. Чего это он? Или шаманы не едят обычную еду? Хотя Рутрир ест… Не удержалась и спросила.

— Богиня, разве ты не шокирована? — Ганконер поднял глаза и внимательно посмотрел на меня, и, удивлённо, — нет, нет… устойчивая психика, да, Блодьювидд?

И вдруг отмяк. И оказалось, что обычную еду он ест. За столом повеселело. Я полюбопытствовала, давно об этом думала, зачем они во время путешествия сжигали тела убитых орков, если получавшиеся из них куксы отпугивали от нас живых?

Оказывается, с точки зрения эльфов, убить простительнее, чем не отпустить душу. Огненное погребение или обряд отпускания не дают телу стать куксом, и всегда стараются провести его. Вот да, заметила, что, пока Ганконер усыплял дерево, Рутрир шептал что-то, и зелёные искорки поднимались в небо. Отпускал души, наверное.

Ганконер, сев на любимого конька, начал рассказывать про классификацию куксов, про то, какие кадавры бывают, и при каких обстоятельствах он с ними встречался. Я развесила уши, затаив дыхание и забыв про еду. Ганконер же, наоборот, начал есть, и ничуть ему тошнотные описания аппетит не портили. Профессиональное, наверное. Владыка был весел, окружающие тоже, и застольная беседа хоть и не совсем соответствовала месту и времени, но значительно оживляла ужин. До тех пор, пока я не спросила у Ганконера, как здоровье, и он не ответил привычным:

— В твоём присутствии — всегда прекрасно, богиня.

Но чувствовалось в этом гораздо больше яда и подтекстов, чем обычно. А может, дело в том, что я наконец могла говорить с ним, больше понимая в сказанном, а не как раньше, когда была почти безъязыка. Немного уеденная отчётливой издёвкой, на автомате, тоже с насмешкой, спросила, что ж он тогда редко со мной видится, раз это так благотворно влияет? И была поражена переменой в лице и голосе, когда он глухо ответил:

— Не по чину мне, богиня, видеться с тобой, — и добавил, невесело усмехнувшись, — сама же знаешь.

Разговор стих, и я почувствовала нас объектом всеобщего внимания. Что ж мне не молчалось-то… Трандуил весело шепнул на ухо:

— Не трясись, nieninque… я первый его не вызову, резона нет. Но поговори ещё с ним — и он сам меня вызовет, ему очень хочется. И будет убит. А я в твоих глазах стану убийцей невинного соловья, — последние слова он произнёс с ядом, — и не спадай ты так с лица, Ланэйр тоже косится. Ему всё кажется, что я тебя обижаю.

Так, лучше больше ничего не говорить. И уйти. Плохо только, что ноги ходить не хотят, как отнялись.

Знала одного ротвейлера, который очень не любил мыться. Его нужно было нести в ванну вдвоём, а он ещё цеплялся когтями за косяки.

Я бы не пошла смотреть на этот поединок, им пришлось бы волочь меня, а я бы теряла лицо, и, цепляясь за косяки, плакала, умоляла и вела себя некрасиво. Впечатлила бы эльфов, у которых всё красивенько) Может, они бы тогда побрезговали дракой за такое малодушное существо?

— Нет. Богиня вне этики. Просто устроили бы это здесь, и ходить бы никуда не пришлось, — и тут он меня приобнял, с сочувствием так, — я хочу погреться, составишь мне компанию?

Облегчённо кивнула. Хотелось погреться и забыться. Стресс снять.

— Я заставлю тебя забыть обо всём, — ласково, с хрипотцой.

И, обернувшись к Ардариэлю, владыка попросил того через час подать расслабляющий травник к нему в спальню.

Ардариэль кивнул и слегка поклонился. Молча. Вот и этот… только сейчас представила, каково ему варить зелье, зная, зачем. Трандуил, конечно, бестактен, но с другой стороны, что ему делать? Он здесь живёт. И королевствует. Вот б…дская деревня!

— Истинно так, богиня! — в синих глазах запрыгали смешливые огоньки.

Встал и подал руку, помогая подняться. Так, ноги вроде ходят всё-таки. Но не очень.

Король извинился, что покидает собрание, и я уже дёрнулась к выходу, но он, удерживая за локоть, ещё какое-то время постоял и подождал. Молча.

Я поняла, чего он ждёт, и хлопнулась в обморок.

Очнулась в своей кровати от ледяного свистящего шёпота:

— Ты говорил, что он здоров! Я почти поверил и решил посмотреть… Физически — да. Сила из него так и хлещет. Но душевно… этот болезный меня чуть на поединок не вызвал — зная, что дёрнуться не успеет, испепелю! И, если бы богиня не упала, вызвал бы! К морготовой матери, пусть сейчас же катится в Линдон и сидит там! Охолонёт… и жив останется. Объяви ему свою отцовскую и мою королевскую волю. И чтобы завтра духу его в Эрин Ласгалене не было. Убивать не хочу, чтобы не лишиться благоволения Блодьювидд, она пристрастна к «соловушке». Но уже начинаю об этом мечтать, — голос стал обманчиво мягким, — всё, иди выполняй. Дай двух сопровождающих, и пусть секретарь напишет письмо Уллану, что у него появится ещё один подопечный.

Уй, вот только днём удивлялась, насколько людишки впечатлительны, а и сама туда же. Всегда была такой здоровенькой, ни разу в жизни чувств не лишалась, и даже не совсем понимала, как это бывает. Легко — просто нарастающая слабость, ноги становятся совсем ватными. Чувствуешь, что всё окружающее как будто смазывается, ноги подламываются, и мягко падаешь. Испытываешь чувство вины за проявленную слабость, но при этом с облегчением покидаешь явь. Как-то так) Ничего слишком ужасного. А как кстати пришлось! Интересно, если насобачиться падать в обморок, можно ли будет этим пользоваться для разрешения подобных ситуаций? Вряд ли больше одного раза прокатит… небось, приведут в чувство, утешат и продолжат, сколько я успела алиенов клятых узнать. Или перенесут на другой день. Да, пусть уже соловья спровадят подалее.

— Прости, богиня. Я не знал, что всё так плохо, иначе не позвал бы его.

Всё-таки Ганконер интересная личность. Легко нарушающая любые сценарии. Всегда от него можно нежданчик получить.

Владыка задумчиво покивал головой:

— Да, непредсказуем, и становится всё сильнее. Это будет величайший из шаманов, если сам себя не доведёт до беды из-за вспыхнувшего чувства.

И, с недовольством:

— Ардариэлю пришлось варить другое зелье. Выпей, — и протянул кубок.

Да уж, предыдущее сейчас ни к чему было бы. Голова кружится, ноги по-прежнему отнимаются, и руки трясутся, мелкой такой, отвратительной дрожью, и в животе как будто кусок льда. В кубке что-то горячее, приторно-сладкое, с сильным лекарственным запахом. Выпила и зябко закуталась в одеяло:

— Я хочу тепла. Живого.

— Не смею отказать. Подожди немного, мне помогут снять корону.

Что ж у него при этом такая улыбочка, с оттенком муки, и на дне глаз паника? Как будто не пообниматься зазывают, а чёрт-те что делать собираются. Наверное, не так легко переживать объятия без… гм… продолжения.

Глядела, как куафер с камердинером почтительно выпутывают и выплетают корону из волос Трандуила, как расчёсывают этот белый шёлк, и тряслась всё сильнее.

Дождавшись, пока приведут в порядок волосы, изронил:

— Дальше сам, — и закрыл за ними дверь.

Взялся за застёжки:

— Не переживай, Блодьювидд, всё наладится. Переволновалась, сахар в крови упал. Сейчас тебе станет лучше.

Посмотрела с благодарностью. Всё-таки хорошо, когда лечат и носятся с тобой, а не так, как с бургомистром — Трандуил холодно попрощался с людьми, и ничьё здоровье и уровень сахара в крови его не волновали, да…

Подозреваю, что звук эльфийской флейты они в кошмарных снах слышать будут и только со всякими ужасами ассоциировать. Я же так и не ощутила Ганконера настолько ужасным, насколько его пытались показать. Умом понимаю, что неправа, но умом ли я живу?) Как там: «Нет ума — живи чувствами. Нет чувств — живи, как все». Живём тем, что есть.

Для меня его флейта была другой. Если бы под эти звуки меня чудовищу скармливали, может, всё иначе было бы. Но мне он жизнь спас. Раза так три-четыре. Цветочки среди зимы цвести заставлял, ежевикой кормил и страшные сказки рассказывал. Надеюсь, он уедет без эксцессов. Иначе у меня сахар в крови упадёт до невозможности.