Королевская канарейка (СИ)

7. Большие гонки

в далёком славном средиземье

не знают праздник новый год

у них день каждый как последний

дожил до вечера ура ©

Степь с рощицами потихоньку перешла в болото, в котором тоже встречались пригорки с деревьями, и по этому болоту мы петляли неделю. Как я поняла, места, в которые меня выкинуло, были скорее угодьями орков. Они знали про нас, и мы были объектами охоты. Первая ночёвка на возвышенности да с костерком оказалась ловушкой: все отряды, шарившиеся поблизости, сбежались на огонёк — и были убиты Ганконером. Далее во время ночёвок опасаться орков не приходилось: нас сторожили куксы, в большом количестве получившиеся из орков — как я поняла, в результате нехорошей смерти и отсутствия обряда похорон. Головы отрезаны и сожжены были только у двух отрядов, попавшихся на пути, а их было больше, и все они таскались за нами, по ночам собираясь вокруг заговорённой черты. К утру исчезали — в землю, что ли, зарывались? Из хорошего же было то, что живые орки мёртвых очень боялись и ночью бы не напали. Но днём живых приходилось бояться, и эльфы, прежде, чем двигаться к горам, пытались запутать следы в болоте, которого орки тоже опасались.

Язык я понимала всё лучше. Первая осмысленная фраза на стоянке (я спросила, можно ли есть красивые ягодки, которыми были усыпаны кусты вокруг полянки) вызвала такую радость у эльфов, что я почувствовала себя младенцем, осчастливившим родителей долгожданным лопотанием. На радостях меня начали учить активнее и требовательнее, чем раньше, и я чувствовала, что, хоть туго и со скрипом, язык даётся мне. Конечно, обсуждать сложные вопросы не могла, но с пятого на десятое понимала, и даже что-то сама квакала.

Ах да, ягодки были ядовитые, и из еды по-прежнему были только клятые сухари. Впрочем, гораздо лучше, чем ничего.

Поняла, что мертвецы и болото будут защитой только до серьёзных холодов. Когда вода замёрзнет, куксы тоже исчезнут — и на нас начнётся активная охота. Поэтому ждать не приходится, надо выбираться и двигаться к горам, в которых — тада-а-а-м! — живёт (и королевствует!) кунак принца нашего, гном Гимли. И он нас ожидает, встретит и радостно примет. Но добираться до горных отрогов два дня примерно, и за это время велик шанс нарваться на орков. Провернуть фокус с трубкой во второй раз Ганконер не может, это штука, требующая долгой подготовки, и лучше всего, конечно, проскочить незамеченными. Выбраться из болота предполагается в месте, где орки нас не ждут. По этому поводу пришлось два дня и ночь между ними ехать, не останавливаясь: негде было, вокруг трясина без малейших признаков твёрдой почвы, слегка прихваченная ледком, который Ганконер как-то заставлял делаться твёрже, и лошади по нему шли легко и без опаски. Лошадок немного подкармливали и как-то подбадривали магически на ходу, и они чувствовали себя сносно, к тому же эльфы меняли верховых на заводных, давая им отдых. Репка же устала, и я тоже и начала клевать носом, удивляясь двужильности эльфов. Понятно, что они тренированные бойцы, а я изнеженная и ослабленная женщина, но всё равно удивительно. Кажется, эльфы спят меньше, чем люди, и видят в темноте, потому что мы ехали во тьме, не освещаемой даже звёздами — небо было затянуто тучами.

Когда в очередной раз клюнула носом и чуть не упала, Леголас просто молча перетянул меня на свою лошадь, и как-то легко и естественно у него это вышло; я не успела даже задуматься о сложности предприятия, как сидела перед ним и, как он мне сообщил, могла расслабиться и дремать. Репка с облегчением трюхала следом.

Почувствовав, что меня точно не уронят, я согрелась, расслабилась и продремала так сутки, иногда кочуя к Ганконеру и обратно. Сквозь дрёму слушала рассказы про то, как прекрасно живут гномы в горах, и как Леголас рад будет увидеть Гимли, а потом и священные рощи эльфов, в которых давно не был, таскаясь куда-то по делам; и как он счастлив, что везёт меня туда. Узнала, что имя моё, Блодьювидд, значит: «созданная из цветов», и что с этим у эльфов действительно связаны какие-то религиозные заморочки, но тут я уже совсем плохо понимала; знание языка не позволяло вдаваться в метафизику.

Трясина помаленьку переходила в простое болото, с торчащими кое-где пригорками, и наконец-то появилась возможность сползти с лошади. Когда мы остановились на ночёвку, я, к стыду своему, могла только сесть, а потом лечь, как только появилось куда. Костёр эльфы жечь не стали, и горячего ничего не было, даже кипяточку. Если бы не их магия, позволяющая согреться и выспаться, мне бы плохо приходилось; а так ничего.

Зато периметр Ганконер возводил тщательно, часа три возился, и, когда всё было готово, голубоватый сияющий купол над нами светился в наступающей темноте.

Эльфы по-прежнему спали по очереди, уступая нагретое место друг другу. Среди ночи Ганконер осторожно разбудил меня и молча указал рукой. Я посмотрела в эту сторону и увидела чудовище.

— Гаер Симпина, — выдохнул эльф, как мне показалось, с восхищением несколько зоологического толка. Наверное, что-то редкое, и Ганконер, кажется, от чистого сердца хочет, чтобы я насладилась зрелищем.

Выглядела эта симпина весьма алиенисто: длинные многосуставчатые руки и ноги, светящиеся, как гнилушки; короткая широкая морда с зубищами, как у тираннозавра, и маленькие витые рожки. Она сидела на корточках и аккуратно трогала купол длинным когтем. Мертвецов видно не было — то ли она всех распугала, то ли для них уже стало достаточно холодно. Симпина, которая гаер, смотрела на нас с очевидно гастрономическим интересом. И всё пробовала защиту когтем, сосредоточенно так. Как будто верила, что может её преодолеть. Я как-то привыкла уже, что шаман делает этот мир гораздо безопаснее, и ахнула, когда сияние купола от очередного тычка когтя пропало. Симпина в ответ на мой вскрик издала длинный переливчатый свист и напряглась, чтобы прыгнуть на нас. И тут же была отброшена тяжёлой стрелой, ударившей её в грудь. Следом прилетело ещё несколько, и каждая немного отбрасывала её назад. За эти несколько секунд купол вспыхнул вновь. Симпина разочарованно свистнула и повыдирала стрелы из себя. Не заметила, чтобы она испытала от них какое-либо неудобство. Я моментом сообразила, что Ганконер не зря восхищается: тварь устойчива и к магии, и к физическому воздействию. Обеспокоенно начала выглядывать, много ли стрел осталось у Леголаса. Нда, не очень-то… Но как следует осознать глубину катастрофы не успела.

Ганконер, выбравшийся из-под одеяла, сидел в позе лотоса, и лицо его было холодным и отстранённым. Из воды рядом с нами поднимался, скручиваясь и извиваясь как змея, толстый водяной столб. В свете купола было видно, как вода собиралась в шар, всё увеличивающийся в размерах. Ганконер начал что-то шептать, и шар отреагировал потрескиванием: он замерзал, становясь ещё больше. Шаман резко поднял руки, и шарик, размером с одноэтажный дом, унёсся вверх. Со свистом. После чего Ганконер отмер и принялся, как мне показалось, с весёлым любопытством наблюдать за симпиной, которая, никак не реагируя на происходящее, продолжала подковыривать купол когтем. Упорное существо, и, кажется, не очень умное. Оно конечно, с такими зубами и устойчивостью к любым воздействиям можно и без ума неплохо прожить, эхехе.

Шар рухнул с грохотом, похоронив под собой симпину и завалив всё вокруг крошевом изо льда. Нас от осколков уберёг купол. Эльфы выжидали где-то час, напряжённо глядя на ледяную гору, после чего Ганконер заставил её растаять. Симпина лежала тихо, но, пока Ганконер ходил смотреть на неё, Леголас стоял с напряжённым луком, и, только получив отмашку, расслабился.

Светало. Пока чрезвычайно довольный Ганконер отпиливал у чудовища рога, вырывал когти, клыки и бог знает что ещё (видно, ценные материалы для декоктов), мы, собравшись, просто ждали.

Всё-таки, какой страшной силы удар испытывается от стрелы — я, впервые увидев это близко, была впечатлена. Жестами спросила, можно ли посмотреть поближе на лук, и была готова к отказу, понимая, что для воина оружие сакрально, и Леголас может быть против; но неожиданно получила разрешение.

Какая серьёзная вещь, и веет от неё древностью и опасностью. Тяжелее, чем кажется в руках владельца. Сделана из полированной кости или из рога, накладки из какого-то серебристого металла — мифрил? Подёргала тетиву и тоже не поняла, из чего она сделана. Вроде бы из сухожилий делают? А из чьих? Так, лучше об этом не думать. Из кого они делают обувь, я уже знаю, и не скажу, что радуюсь знанию) Покосилась на эльфа — смотрит очень внимательно и со странным увлечением, аж дыхание затаил. И губа закушена. Гм, ну, если предположить, что оружие считается иногда частью тела хозяина, удивляться не приходится. Судя по тому, как он им владеет, вполне может так ощущать, и, стало быть, восхищённое поглаживание рукояти и беззастенчивое дрыньканье тетивой вовсе не так невинны, как мне казалось.

Тьфу! Всё-таки людишки очень озабоченный народ! Не знаю, как я могу додумываться до всякой дряни, которая эльфу наверняка и в голову не приходит. Надеюсь, лицо моё не очень откровенно выражает мысли. Будем считать, что не очень, а то со стыда сгоришь перед высокородными. Помрачнела, устыдившись, и протянула лук обратно владельцу, не смея взглянуть в глаза.

В следующие полчаса я узнала названия всех частей лука, стрел и колчана, каковых и на родном языке не знала; а также разницу между оркоубойными, бронебойными, зажигательными и прочими стрелами. Мне было предложено выстрелить. Радуясь, что смутительный эпизод замят, я попыталась, но даже не смогла натянуть тетиву, и поразилась в очередной раз, какой чудовищной силой и крепкими сухожилиями надо обладать, чтобы пользоваться этим луком. Ну да, эльф изящен, но запястья отнюдь не тоненькие, и мышцы рук очень жёсткие и функциональные. Сильно отличаются от дурного мяса, нарастающего на орках.

Как я понимаю, эльф и не ожидал, что я справлюсь, просто хотел дать прочувствовать оружие, и, когда я безрезультатно попыталась натянуть тетиву, подошёл поближе и помог это сделать, одновременно показывая, как целиться. С его помощью мне удалось выстрелить и даже попасть в камень, изначально обозначенный целью. Увлекательное занятие. Поняла, для чего эльф носит наручи: голую кожу тетива обжигает при отпускании. Мда, как и почти любым оружием, неумеха им скорее сам покалечится, чем защитится. Поблагодарила за урок, в ответ выслушав длинную речь, приблизительно понятую, как выражение эльфом неимоверного счастья от возможности быть полезным и доставить удовольствие Блодьювидд. И всё так серьёзно, восторженно, но в глубине ясных глаз эльфа чудилась усмешка. Ну конечно я должна быть ему смешна, что уж там. Да и бог с ним. Всё-таки, чудесный народ.

Следующие два дня ехали по равнине, уже подмёрзшей и слегка присыпанной снегом. Горы становились всё ближе, а орков мы пока, к счастью, не видели. Ночевали опять не разводя костра, и останавливались всего часа на четыре — видно, только чтобы дать отдых лошадкам.

Они ждали нас при въезде в ущелье, и их было много, все на варгах. Я остро пожалела, что не додумалась попросить не отдавать меня в руки оркам живой. Уж как-нибудь объяснилась бы. Да, умная мысля приходит опосля. Их было столько, что Ганконер, создавший обвал, засыпал только маленькую часть, а остальных это не испугало, только немного задержало, и мы проскочили внутрь извилистого ущелья и начали драпать. Я не очень оглядывалась по сторонам, переживая более всего, как бы не свалиться с галопирующей лошади, но видела, как непрерывно отстреливается Леголас, видимо, выбивая лучников, потому что в нас тоже летели стрелы.

В какой-то момент ощутила, как Репка подо мной резко сбилась с галопа — а потом почувствовала, как лечу не хуже гордой птицы ёжика, которого пнули, как следует. Обречённо сжалась, ожидая удара об землю, но нет, была подхвачена и дальше уже не боялась упасть с коня Леголаса. От орков удалось немного оторваться, и я оглянулась: моей лошадки нигде не было. Ужасно огорчилась. Не знаю, почему, но я думала, что в этом жестоком, но повернувшемся ко мне относительно светлой стороной мире, никто не умрёт раньше, чем я. Но нет. Была Репка — и нет Репки. Эльфы, понятное дело, спасают наиболее почему-то ценную для них скотину — меня. А для меня за время, проведённое в этом мире, не было никого ближе Репки. Что эльфы! Тысячелетние чудовища с непонятными мотивами. Может, я по развитию и интеллекту ближе к Репке, чем к ним. Она была живая, дышала теплом и сочувствовала, как могла. И я глотала слёзы и старалась не разрыдаться — момент был совсем неподходящий.

Что лошадь может быть не последней потерей, я осознала, когда Ганконер, что-то крикнув Леголасу, на ходу спрыгнул с коня. Уносимая вдаль, оборачивалась и видела, как Ганконер спокойно заколачивал в землю какие-то колышки, а потом встал и раскинул руки. Даже со спины от него веяло отстранённостью, как всегда, когда он начинал колдовать. Из-за выступа показались орки, и их было много. Возможно, Ганконер тоже умрёт здесь. Наверняка. Ради того, чтобы я могла выжить, древнее существо жертвует собой. Точнее, чтобы могла умереть там, где надо, и так, как надо. Я ничего не понимаю, и мне очень больно и жаль всех — и Репку, и Ганконера, и себя.

Не знаю, сколько длилась бешеная скачка; я почти потеряла сознание и пришла в себя, только услышав радостный вскрик Леголаса. Прямо перед нами из-за поворота выходило войско гномов, закованное в железо — на вид так полностью. Гномий хирд. Очень внушительно. Шагающий впереди гном, поперёк себя шире, вдруг расцвёл, как маков цвет, но, вглядевшись в нас, спросил только одно:

— Гидэ? — даже я поняла смысл вопроса и удивительным образом ощутила в этом слове ещё и грузинский акцент. Да, перевод Гоблина навсегда привнёс для меня этот оттенок в звучание гномьей речи)

И меня моментально перегрузили на таратайку, запряжённую двумя очень рогатыми козлами, а хирд побежал за Леголасом, указывавшим то самое «Гидэ?» Их умение быстро двигаться удивляло так же, как внезапный бег крокодила, только что лежавшего колодой, и, казалось, совершенно не способного на такие вещи.

Возница таратайки, поразительно похожий на, я точно помнила, погибшего Кили — наверное, родственник — подмигнул мне, ободряюще что-то сказал, и мы помчались. Я только успела схватиться за бортик, и какое-то время ехала зажмурившись. Возница и козлы его явно вошли в раж и хотели показать себя. Подумав, что нехорошо перед гномом проявлять себя трусихой, да и терять мне особо нечего, я открыла глаза и постаралась получать удовольствие от поездки, которая больше напоминала полёт. Адская таратайка проезжала там, где, казалось бы, ну совершенно невозможно проехать. Козлы, ничтоже сумняшесь, прыгали через бездонные провалы; на поворотах её заносило, и я имела возможность увидеть пропасть, над которой висело как бы не пол-возка. Американские горки и рядом не сидели с этим аттракционом. Радоваться было особо нечему, но адреналинчик, хапнутый во время прыжков над бездной, привёл меня в возбуждённое состояние, и спустя какое-то время я начала смеяться и гикать, когда совершался какой-нибудь особенно головокружительный вираж. Чем, кажется, совершенно очаровала возницу, преисполнившегося расположения к такому тонкому ценителю быстрой езды и наддававшему ещё, чтобы уж совсем захорошело.

Отдельную радость мне доставляла мыслишка, какое лицо будет у Леголаса Трандуиловича, когда ему предъявят мокрое пятно, оставшееся от меня, если я разобьюсь-таки. Вот хотела бы поприсутствовать. Вёз-вёз и не довёз. Некого будет принести в жертву. Смищьно, ага)

Сдав меня с рук на руки сочувствующим гномкам, возница ускакал обратно. Гномки было попытались утащить меня вглубь пещер, в тепло, от начинающегося снегопада, но я отбрыкалась — не могла уйти, беспокоилась и решила подождать. Спустя пару часов, когда снег начал переходить во вьюгу, возок медленно и с бережением привёз Ганконера — бледного, без памяти, но живого, и, судя по позитивному настрою Леголаса, имеющего все шансы на выздоровление. Следом шёл хирд, вдребезги разнёсший орков и успевший отбить колдуна, близкого к гибели — не надеясь ни на что, тот уже выжигал себя изнутри. Нашли также и Репку. Я чуть не заплакала от счастья, увидев её, но сдержалась — лошадка хромала и ей нужна была помощь. Очень вовремя собрался Гимли встретить кунака, и день заканчивался невозможно хорошо.