Королевская канарейка (СИ)

151. Дендрология

— Хозяйка, опасности подстерегали нас на каждом шагу!

— Пули свистели над головой.

— Просим увеличить награду!

— Меньше — можно! Больше — ни-ни!

«Поросёнок Фунтик и сыщики», Донна Беладонна

В этот раз прийти в себя через несколько дней и выяснить, что всё утряслось, не вышло. Оклемалась тут же, у дерева, даже упасть не успела, стоявший рядом аранен поймал, и поддерживал в стоячем положении, пока вокруг шли пляски с подлечиванием руками, протягиванием тазика для омовения и платка расшитого, на который дыхнуть страшно было, а пришлось использовать ну очень утилитарно. С болью душевной смотрела на подснежники. Смотреть на них было препротивно, но беспокоило почему-то, успел ли увернуться шмель.

— Улетел, — услышав досадливый, со сдавленным смешком голос владыки, поняла, что лечит он.

Было страшно неудобно, но я, вспомнив, что вся моя жизнь — сплошной позор и в очередной раз про себя передав привет нобелевскому лауреату Ясунари Кавабате, родившему это признание, тревожно спросила:

— Что… — договорить не успела, Трандуил всё так же досадливо и с такой же насмешкой в голосе громко спросил куда-то в сторону:

— Что эру Айвэндилион?

Спокойный голос Ардариэля отчётливо доложил:

— Проникающее ранение брюшной полости слева. Задеты печень, поджелудочная железа, двенадцатиперстная и толстая кишка, желчный пузырь разлит; справа только стёсана брюшина. Надорвано полуперепончатое сухожилие на правой ноге. Незначительно задета правая кисть, размозжена вторая пястная кость, — и, похоже, уловив мой ужас, — ничего сложного, работы на полчаса. Полагаю, раненого не стоит тревожить перемещениями. Полечу здесь, а потом нахожу целесообразным отправить домой. Его дерево справится с последствиями и долечит. На выздоровление уйдёт примерно неделя. Если владыка желает, чтобы его слуга обрёл возможность служить раньше, мне будет нужна помощь.

— Не стоит. Лечите, эру Ардариэль, — и, увещевающе, — ну что ты, nieninque… зачем так нервничать из-за сущих пустяков!

Помолчала, давя первую, крайне нелюбезную реакцию. Вдруг как ударило: тошнота — не от причины ли какой, кроме нервишек? Какую-то секунду сладко, неверяще надеялась, но Трандуил тут же надежду разбил:

— Нет, valie, исключено.

Слабо спросила:

— Никак-никак? — ну вдруг чудо!

— Никак-никак. Цикл отключён, это абсолютно невозможно. Мы попробуем года через полтора, не раньше. Для этого надо набираться сил и поменьше волноваться.

«Было бы неплохо, если бы меня поменьше волновали», — на это он только плечами со вздохом пожал:

— Постараюсь. Феаноринги не такая уж редкость, но к этому ты привыкла, как-никак… — и, на мой недобрый взгляд, — Блодьювидд, если уж я сам его не убил, то постараюсь, чтобы и никакому залётному ухарю не удалось. Я уже сказал, что за место третьего консорта сражаться бесполезно. Сначала нужно убить меня. Полагаю, был услышан. На сём закончим, — тоже, кажется, недоволен был.

Рыжик лежал навзничь на мокром стылом песке, эру Ардариэль стоял над ним и тихо пел. Дёрнулась было подойти, но аранен удержал:

— Не надо мешать целителю. Эру Лисефиэль спит. Мы не в походе, рядом его дерево — выздоровеет быстро, ему нужен только покой.

М-да… что там: проникающее ранение брюшной полости… то есть живот разворочен; разрыв сухожилия, размозжена кость… хорошая какая медицина эльфийская. Я, конечно, знала, но столкнуться в первый раз довелось.

Седьмой день был через три дня, и я имела не очень-то приятный разговор с Трандуилом, когда сказала, что хочу съездить к рыжику в его день. Владыка с желчью заметил, что день-то, предположим, его, но порадовать меня эру Лисефиэль ничем не сможет. Оскорбилась, но вслух не выразила, а мягко спросила, неужто мне нельзя навестить раненного на поединке в мою честь. Король, хмыкнув, разъяснил, что Лисефиэль спит и спать всю неделю будет, так что навещать его бесполезно. А через несколько дней он и сам приедет, здоровый.

Его лечит дерево, и лечит во сне. Для эльфа норма. Так заинтересовалась, что и оскорбляться забыла.

Сидели мы на террасе под полной апрельской луной, окружённой голубоватым ореолом. Сад пах так, что голова кругом шла; свежие, только развернувшиеся дубовые листья ещё и не шелестели толком.

Владыка, довольный, что перестали говорить о неприятном сопернике, вывалил кучу увлекательной информации. Как-то она раньше мимо меня проходила. Знала про связь высокородных с деревьями, но не в частностях, и сейчас выспрашивала. Выяснилось, что какие-то породы деревьев лучше лечат фэа, а какие-то хроа, и что у всякого дерева свой норов, свой колотун. Нет, у короля и аранена нет своих деревьев, но им силу даёт дворец — его камни, растения и вода, протекающая через него.

А что из пород наилучшая — мэллорны, они соединяют в себе все полезные качества. Хорошо, что они начали селиться в Эрин Ласгалене — разведчики неоднократно находили ростки. И не только в Эрин Ласгалене, даже в Диких землях, где мало что росло. Тут владыка остановился, налил себе бокал, чокнулся со мной и выпил «за Великую Пущу — от моря до моря!» О как. Помолчала, переваривая — и тут вспомнила про виденное недавно дерево Глоренлина. Спросила, что это за порода и из каких миров шаман вытащил раритет. И что за радость в нём жить. И почему самого Глоренлина нельзя про это спрашивать.

И тут владыка утратил веселье. Помолчал, набулькал ещё вина и хладнокровно так сказал:

— Это не раритет. Обычный лауринквэ… помнишь, жуков в его листьях запекали?

Вздохнула:

— Да, хорошие…

Владыка очень позитивно сообщил:

— На следующий Самайн снова наловим, большую охоту устроим; тебе понравится, valie! — и очень органично перешёл на жуков и прочие сезонные деликатесы, а также праздники.

Я б увлеклась, но шаманский домишко покоя почему-то не давал, и я всё-таки уточнила, что с ним такое.

Владыка вздохнул:

— Дело не в доме, дело в Глоренлине. Дерево тянет в себя болезнь хозяина, и, если болезнь пересиливает, дерево сгнивает на корню.

Ужаснулась:

— Он болен⁈ — и поперхнулась.

Сообразила: никто не сомневался, что дерево излечит тяжело раненного Лисефиэля, не уронив и листа. А тут такое, и я каждый день вижу Глоренлина, не то чтобы цветущим, но вроде бы здоровым…

— Да чем же он болен⁈

Трандуил сухо, буднично сообщил:

— Любовью, — и, устало потерев красивыми пальцами переносицу: — Ты ещё что-нибудь спросишь, vanimle sila tiri?

Весь вечер мусолившая один бокал, я его разом выпила и поняла, что вопросы имею, хоть владыка и намекнул, что не рад им.

Дрожащим голосом вопросила:

— Так это смертельно?

Трандуил в ответ буркнул:

— Это даже у людишек бывает смертельным, — похоже, с неприятными расспросами он решил смириться. И тут же вполне бессердечно добавил: — А может быть, и выживет. В ближайшие сто лет будет понятно.

И набулькал вина в подставленный бокал. Пока я цедила его, уже помедленнее, владыка медленно, очень раздельно сообщил:

— Чтобы ты не увлекалась жалостливостью: убью. У него больше шансов остаться живым, если ты не будешь слишком жалостливой, — и, на огорчённое движение и нахмуренные брови: — Тебе. Он. Не. Нужен. У тебя есть ребёнок, есть мой сын — собой рисковать ты не будешь, мы оба понимаем. Это не считая того, что мы договаривались.

Недоумевающе спросила:

— Но почему тогда не уехать в Валинор? Там проходят все печали…

Трандуил слегка усмехнулся:

— Ему хочется видеть тебя каждый день. Это его выбор. Эру Глоренлин имеет чудовищную силу воли. Всё может быть, и переживёт. Держится он с завидным достоинством, я восхищён. Думай об этом поменьше в его присутствии, ему неприятно, что ты увидела его боль.

Завсхлипывала жалестно, уже над третьим бокалом. Шамана было жаль. Что всё так худо, я не подозревала. В голове запрыгали сомнительные мысли, но как их подать, не знала. Впрочем, с владыкой подавать и не требовалось. Он ещё раз внушительно повторил, что мои улыбки для шамана — кратчайший путь в Чертоги Мандоса. Всхлипывала, а мысли в тот момент были совершенно дурацкие: что-де владыка напоминает чем-то донну Беладонну из мультфильма про поросёнка Фунтика, когда у неё пытались прибавку к жалованью выцыганить, а она отрезала: «Меньше — можно, больше — нельзя!» — да так убеждённо, что все поверили и проглотили возражения.

Сидела, поджав ноги и с горечью глядя в темноту ночного сада — пока красивая рука не взяла за ступню, не сжала, и владыка не перешёл на квенья. Уж что-что, а утешить и заставить забыть всё на свете он умел.

Примечания:

«vanimle sila tiri» — сияющая красой